По прилавкам бегали и жужжали заводные автомобили, мотоциклы и паровозики. Я, не подумав, купил для Вовки — внука Андрея Яковлевича — автомат с пистонами. Только вручив подарок мальчику, я сообразил, какую глупость сделал: он немедленно зарядил автомат, и началась пальба. А в доме больной, старый человек! Достанется мне от Любы. И поделом!
Строго сказав Вовке, что дедушка очень болен и что стрелять можно только в прихожей и на кухне, я направился в комнату скрипичного мастера.
Возле него дежурила медицинская сестра. Я заметил, что он еще больше осунулся, под глазами набухли фиолетовые мешки, на подбородке выступила серая щетина. Приоткрыв глаза, старик увидел меня и попросил сестру оставить нас вдвоем.
— Вот, уважаемый, и первый звонок с того света! — сказал он шепотом. — Разве справедливо? А я только собрался вывести на свет божий еще две-три скрипки, чтобы веками они услаждали своим пением людей.
— Надо во что бы то ни стало найти ваш красный портфель, — начал я. — Для этого мне обязательно нужно знать, что в нем находилось.
— Нижняя дека «Родины» и составленные мною таблички толщинок. По ним я доделываю скрипку в третий раз.
Так вот за какими секретами охотился Михаил Золотницкий! Да и старик хорош: «У меня никаких секретов нет»! А теперь признаётся, что есть, да еще какие!
— Вы считаете, что по хранившимся в портфеле табличкам можно сделать скрипку еще лучшую, чем ваш «Жаворонок»? — спросил я мастера.
— Уверен в этом! — подтвердил он. — Недаром я назвал ее «Родиной». Думал было переделывать с Михайлой. Да в последнее время… — И он осекся.
— А грунтовать и лакировать «Родину» будете прежними составами? Или это тоже секрет?
— Нет, лак и грунт будут другие. А дерево мне досталось такое, какого и на свете не сыщешь! — Он вздохнул с надсадой и добавил: — Да вот придется ли еще поработать?..
Пока я медленно задавал вопросы, а больной еще медленнее отвечал, у меня мелькала одна догадка за другой. Мог ли Михаил Золотницкий, будучи вчера в мастерской, посягнуть на секреты отца? И зачем ему это? Ведь мастер сам раньше думал привлечь сына к работе над «Родиной». Значит, Михаил, если бы он этого захотел, честным путем получил бы доступ к «секретным» таблицам. Мог ли похитить портфель кто-либо из учеников? Конечно! Совсем нетрудно было воспользоваться ключами старика. Тут я вспомнил, что в разговоре по поводу письма в редакцию мастер просил не сообщать в милицию о попытке взлома несгораемого шкафа, не заводить дела. А теперь, после кражи, он, конечно, не будет на этом настаивать.
— Андрей Яковлевич, — сказал я, — может быть, сообщить о краже вашего портфеля в Уголовный розыск?
. — Что вы, уважаемый, что вы! — зашептал он и даже попытался замахать на меня руками. — Такое дело… Кого-нибудь попутала нечистая сила! А я человека погублю…
В комнату на цыпочках вошел Михаил Андреевич со скрипкой и смычком в руках. Он остановился перед постелью.
— Отец! — произнес он робко. — Хочешь, сыграю «Жаворонка»?
Старик поднял глаза на сына, вздохнул и медленно опустил веки. Скрипач заиграл знакомую мелодию;
Между небом и землей
Песня раздается…
Мастер не сводил глаз с сына, и когда последняя, берущая за душу нота слетела со струн и растаяла, слезы выступили на его глазах.
— Моя? — еле слышно спросил он.
— Твоя, отец! — ответил скрипач. — Только утром закончил починку…
— Почему не принес мне?
— Ты же перед конкурсом работал день и ночь! Ну… и своими силами хотел. Я ведь уже не ученик-первогодок…
Михаил Андреевич положил скрипку на одеяло возле руки отца. Тот стал ее гладить по слегка изогнутой, яркооранжевой спинке, где от середины в стороны разбегались неясные узоры.
— Соловушко мой! Эх, соловушко!..
Он заплакал. Скрипач наклонился к нему.