Под левой лопаткой рубаха была пришпилена к спине гладкой, с медными заклепками, рукояткой ножа.
Успели очертить мелом силуэт распластанного тела.
Затем ворвались белые халаты, раненого увезли, Томин сел в машину рядом с ним.
Остался пустой меловой контур, из которого вытекала лужица крови, уже холодной, но еще тревожно яркой, еще живой. Низко пригнувшись, Кибрит собирала ее в пробирку. Через открытую дверь тянуло со двора цветущими липами, и дух этот, соединяясь с запахом густеющей крови, делался фальшив и неприятен, вызывал душевную дурноту.
Дом был в четыре этажа, дореволюционной постройки, широкая лестница служила сейчас амфитеатром для сгрудившихся на ней жильцов.
– Кто-нибудь прикасался к потерпевшему? – спросил Знаменский.
– Ни в коем случае! – возбужденно заговорил рыжеватый мужичок на нижней ступеньке. – Это я его обнаружил! Спускаюсь за газетой, он лежит. Думал, пьяный. И вдруг вижу – нож торчит! Я звонить…
– Откуда?
– Вон от них, из первой квартиры, – он оглянулся на женщину в пестром ситцевом халате.
– Так. Потом?
– Выскочил обратно, гляжу, Дикарев стоит.
– Это я, – отозвался немолодой мужчина из группы на площадке.
– Вы дотрагивались до тела? до ножа?
– Нет. Стоял, примерно, где старшина.
Милиционер у двери переступил с ноги на ногу.
– Вы возвращались домой?
– Да, – и, помедлив, добавил: – Вас интересует откуда?
Знаменский скользнул по нему внимательным взглядом.
– Нет.
Рыжеватому не терпелось продолжить повествование:
– Я ему говорю: Дикарев, человека зарезали! А он: не ори, сам вижу.
Но рассказ был Знаменскому неинтересен. И Дикарев неинтересен. А вот женщина в пестром халате…
– До того, как товарищ прибежал звонить, вы слышали на лестнице какой-нибудь шум? крик?
Женщина замотала головой.
– Ничего не слыхала, честное слово! Я телевизор смотрела!
«Честное слово» лишнее – заметил себе Знаменский.
– Кто еще есть с нижнего этажа? Вы что-нибудь слышали?
Двое-трое отозвавшихся заверили, что нет. Вероятно, так оно и было: без ссоры, без драки. Удар в спину исподтишка. Чуть-чуть только не точный, не окончательный.
Сзади заполыхало: Зина фотографировала со вспышкой общий вид места происшествия. Со двора появилась молодая пара и замерла в изумлении.
– Обойдите сторонкой, – сказал старшина.
Сделав крюк, те приблизились к лестнице. Парень продолжал обнимать спутницу за плечи, но жест из развязного стал охранительным.
– Будьте добры, ваши фамилии и номер квартиры, – сказал Знаменский.
– Завьяловы… Квартира шесть. А… что тут такое?
– Тут скверная история. Давно из дому?
– Примерно час назад.
– В подъезде никого не было, когда уходили? Ничего необычного?
– Н-нет… – парень косился на истекающий кровью меловой силуэт.
– Во дворе кого-нибудь встретили?
Девушка дернула подбородком куда-то вверх:
– Мария Семеновна с собачкой гуляла.
– Есть тут Мария Семеновна?
Через перила свесились седые распущенные кудри.
– Не припомните, когда вы вернулись с прогулки?
Мария Семеновна помнила: ровно в десять, у нее режим.
Возвратился Томин, проводив потерпевшего до палаты с надписью «Реанимация». Передал Зине обернутый салфеткой продолговатый предмет, в котором наэлектризованная толпа угадала нож.
Нож прошел мимо сердца, но при падении человек сильно ударился виском. Травма черепа может дать любые последствия. Пока везли, на миг очнулся, на вопрос: «Кто вас?» – прохрипел: «Не видел». В карманах нашлось шесть рублей мелочью, использованный билет на сегодняшний футбол и паспорт.
«Серов», – прочел Знаменский и задержался на карточке. В стрижке, в складке губ угадывалась приблатненность. Но лицо вызывало симпатию. Судя по прописке, он жил неподалеку.