Прудон доказывал бессмысленность революции 1848г., когда декретом 24.02. было основано "Правление труда". Но народ "поспешил восстановить власть и дал ее в руки нескольких человек… Здесь в последний раз с поразительной ясностью обнаружилась неспособность правительства делать революцию. Оно не сделало ни малейшего опыта какой-либо земледельческой или промышленной организации". Это правительство показало, что оно несовместимо с трудом. Таким образом, "народ учредил "правительство революции", не поняв, что революция требует, прежде всего, отмены правительства", – заключал Прудон.
Затем партийные махинации сорвали все попытки народа извлечь для себя выгоду из бурных событий. Во Временном правительстве были тогда разные элементы: недавние роялисты /Ламартин/, республиканцы /Бастид и Марраст/, якобинцы /Ледрю Ролен/, правительственные социалисты /Луи Блан/. Последний и организовал манифестацию, желая сосредоточить власть у себя и своих друзей. Но, убоявшись сторонников "коммунистического" лидера Огюста Бланки, Луи Блан распустил собравшихся, после чего "соединился с консервативным большинством Временного правительства".
Прудон высмеивал эту демократическую чехарду и все инициативы правительства: "пустозвонные прокламации, отмену дворянских титулов, уничтожение монархических надписей на памятниках… Правительство приглашало народ к терпению, одновременно усилив войска и полицию. Всколыхнулась общественность… Публика и печать ставили власти всевозможные требования". Жорж Занд пела гимны пролетариям. "Не случись февральская революция, – писал Прудон, – никто не знал бы, какая бездна глупости скрывается в глубине французской публики. Это мир Панурга… Неужели Бланки и его партия были не совсем неправы, замышляя хорошим ударам народной метлы очистить эти авгиевы хлевы вместе с ратушей?".
17 марта произошла манифестация 200 тыс. рабочих. – Народ пытался очистить правительство и отсрочить общие выборы, чтобы дать ему время действовать. 16 апреля рабочие корпорации организовали еще одну манифестацию, требовавшую нового очищения правительства. Тогда Ледрю Ролен вызвал национальную гвардию, которая разогнала ее с криками: "Смерть коммунистам!". Так Ледрю Ролен победил Луи Блана, которого манифестанты хотели видеть диктатором.
Прудон сделал ясные выводы из обеих манифестаций: Революцию нельзя делать посредством завоевания власти, этот образ действий не только не полезен для дела революции, но, напротив, служит лишь к преданию страныв жертву всё более сильной реакции". Это заключение соответствовало европейским условиям и не утратило силы в следующем столетии. Недаром германские национал-социалисты после неудавшегося путча 1923г. встали на мирный путь обретения власти и реализовали свой замысел законным путем на выборах десять лет спустя.
Когда 15 мая открылось Национальное Собрание, в котором преобладали консерваторы, в Европе поднялось общее революционное движение: восстали Вена, Берлин, Милан и Польша против России. Прудон, критиковавший "ублюдковый французский социализм", торжествовал: "Социализм сделался интернациональным, всюду в пролетариате обнаруживаются одни и те же стремления… Время исключительно национальной борьбы прошло, и теперь всякая социальная революция должна быть революцией европейской, в противном случае она обречена на поражение". – Стоит заменить в этом восклицании пролетарскую революцию на революцию справа, как в нем обнаружится скрытый смысл, вполне применимый к будущим событиям. Во всяком случае, толкование революции Прудоном далеко отстоит от замышлявшегося марксистами коммунистического партийного переворота.
В феврале 1848г. после десятилетнего тюремного заключения вышли на свободу руководители тайного общества – радикальные революционеры Бланки и Барбес, вновь включившись в борьбу. По свидетельству Прудона, Бланки обладал неутомимой энергией и организаторским гением, но "ссоры между двумя революционерами парализовали народные силы и облегчили торжество реакции". В третейском суде Прудон, не претендовавший на роль ведущего идеолога социалистов, приглушил их политические раздоры, представ в новой для себя роли умиротворителя.
Еще 25.02. Временное правительство, с первого дня гарантировавшее право на труд, учредило Национальные мастерские для организации общественных работ. Их работники были сторонниками правительства и отговаривали рабочие группы от бунта. Но когда Собрание открылось, умеренные Мастерские уже представляли опасность для реакции. Монархисты Собрания обвиняли их в организации государственного коммунизма. Дело закончилось мятежом 26.06. и расстрелом бунтовщиков генералом Кавеньяком. В этот острый момент, Прудон, как чистый идеолог, бездействовал.
Но 31 июля он произнес в Собрании знаменитую двухчасовую речь. "Подобно тому, как политическое равенство несовместимо с монархией и аристократией, обеспечение труда несовместимо с царством денег и аристократией капиталов… Одно из двух – или собственность погубит Республику, или Республика уничтожит собственность!",- восклицал Прудон. "Напрасно вы вычеркивали бы право на труд из будущей хартии; этим вы оставите в ней пробел, где наряду с правом на труд будет подразумеваться право на восстание". Таким образом, "умеренного" Прудона не пугала возможность революционного переворота. В заключение он сказал: "Капитал трусит, и инстинкт не обманывает его; социализм наблюдает за ним. Жиды не вернутся; я им запрещаю!". Собрание отреагировало на эту речь с яростью. В его резолюции сказано: "Предложение г-на Прудона есть гнусное покушение на начала общественной нравственности; оно нарушает собственность,…взывает к самым худшим страстям". "Среди этого рычащего скотства" один Греппо поддержал Прудона.
Автора речи предали суду по обвинению в нападении на собственность, в возбуждении презрения к правительству и в оскорблении религии и нравственности. Однако суд присяжных оправдал Прудона, которого в последние месяцы 1848г. преследовал хор проклятий, насмешек и оскорблений. Но он странным образом видел в этой ярости против него доказательство нравственности общества. Буржуазия будто бы протестовала против социализма, потому что отождествляла его с кражей. Это был психологический парадокс не без верности в глубине.
Однако после всех событий "социализм" не был уничтожен. 17.09. радикала Распайля избрали в народные представители от Парижа. Тогда республиканцы, убедившись, что социальные идеи обрели влияние, объявили себя сторонниками социализма. Прудон разоблачал этот "правительственный социализм", называя его переборкой ходячих утопий и бессильной филантропией для отвода глаз народу. Но он принял во внимание и другие соображения. Неумно, считал Прудон, отвергать помощь консерваторов, которая доставляла социализму огромную силу.
Социализм в союзе с демократией мог устранить реакцию, писал он. Такое "непарламентское" понятие о демократии имело свою провидческую сторону. Кажущаяся мягкость Прудона, искавшего любую возможность усилить социалистические позиции, предусматривала вариант сравнительно безболезненного обретения власти /"законодательная власть выступит в последний раз"/. В его поведении не было ни отступничества, ни трусости. Но сила анализа позволяла Прудону с бóльшим реализмом предвидеть будущее в сравнении с анархистом следующего поколения и более догматичным в вопросах насилия Жоржем Сорелем. Вновь возникает аналогия с Германией 1930-х годов, когда бессильная "демократия" и бестолковая "реакция", имевшие в глазах национал-социалистов, как и у Прудона, одинаково отрицательный смысл, послужили трамплином для завоевания власти.
04.11.1848г. Собрание Франции 739 голосами против 30 /включая Прудона/ приняло республиканскую конституцию. 10.12. был избран президент республики. Им стал Луи Бонапарт. "Франция – эта самозваная царица наций, увлекаемая своими попами, романистами и кутилами, – писал Прудон, – избрала Луи Бонапарта, потому что утомлена партиями". 13 мая 1849г. выборы в Законодательное собрание дали 4/5 мест реакционерам всех видов и 1/5 социальным республиканцам.
Отвернувшись от политических баталий, Прудон перешел к делу. В январе 1849г. он открыл контору негосударственного Народного Банка /НБ/ и стал его директором. Прудон считал, что с запрещением спекулятивных операций капитал утратит свое царство вследствие уничтожения процентов и ренты /подобную идею воплощал в жизнь экономический лидер Германии 30-х годов Готфрид Федер/. Однако организации дарового кредита оказалось недостаточно для свержения оплотов собственности. Через два с половиной года после образования Народного Банка, число участников которого доходило до 60 тыс., Прудона заключили в тюрьму на три года, и НБ лопнул.
Однако мысль социолога выходила далеко за пределы текущих событий. Когда в обществе существует достаточная причина для революции, никакая человеческая власть не помешает ей произойти. Препятствующие усилия правительства или привилегированных классов только увеличивают ее силу; они помогают революционной идее формулироваться, утверждал он. – Здесь описана ситуация, подходящая для всякого революционного порыва, в том числе "крайне правого".