Интересная особенность этого словаря заключается в том, что насилие (assoult), сопряженное с торговлей, изображается как телесное насилие. Для И. Гофмана было очевидным, что мы можем "участвовать в ситуациях, только если привносим в них свои тела и связанные с ними вещи (accoutrements)", он считал, что оснащение (equipment) так же чувствительно к физическим оскорблениям, сексуальным домогательствам и т. д., поскольку инструментальные средства привносятся другими вместе с их телами (Goffman 1983: 4). Трейдеры воспринимают свое существование на рынке как "обнажение" и "попадание в уязвимую позицию" (exposures and vulnerabilities). Помимо указания на экономическую угрозу, этот словарь передает и эмоциональную связь трейдеров с рынком. Участники рынка оказываются внутренне включенными в реальность своих экранов, они телесно связаны с другими участниками, воспринимаемыми как анонимные другие. Они ощущают угрозу, связанную с межличностными отношениями, как посягательство на собственное тело. Один из способов понять эту физически ощущаемую связанность – еще раз вернуться к конкретной атмосфере рабочего места трейдера. С помощью своего лица и фронтальной части тела они переориентируют значительную часть всех своих органов чувств и телесных реакций на "жизненную форму" (lifeform) рынка (термин трейдеров) – на его мерцающее, завораживающее присутствие на экранах, его постоянные голосовые запросы (звонок телефона, голос брокера), его порою весьма возбуждающее воздействие на других трейдеров. Стремительно меняющиеся, мелькающие надписи на экранах можно сравнить с меняющимся выражением лица, а точнее – многих лиц; у каждого экрана и каждой его части свой ритм изменений, который требует особого способа раскодирования. Очевидно, что рынок сигнализирует о своих состояниях; говоря словами трейдера, которого мы цитировали выше, он может громко кричать, может становиться очень возбужденным – и все это по нему видно. Экраны не только показывают состояние рынка, но и придают ему определенное выражение (mode of expression). Трейдеры не могут перешагнуть за экран и целиком погрузиться в эту жизненную форму. Однако можно сказать, что они находятся в зоне его интимного пространства – достаточно близко, чтобы чувствовать его малейшее движение, вибрировать и колебаться вместе с ним. Здесь мы также можем представить реакции трейдера на рынок на языке описанного Мидом жестового диалога (Mead 1934: 44 и далее): это действия-отражения (reflex-like action), как в зеркале показывающие движения рынка и отвечающие на них; они возможны только в ситуации взаимной сенсорной настройки и привязки к соприсутствующему другому (co-present other).
5. Постсоциальная укорененность
Есть и другой подход к анализу социальности – через понятие укорененности (embeddedness), к которому мы сейчас и обратимся. В дискуссиях, ведущихся между коммунитаризмом и либерализмом и, на более общем уровне, в политической философии, "укорененность" означает встроенность на глубинном уровне (rootedness) и интеграцию индивида в свое сообщество (Etzioni 1993; Sandel 1982; Waltzer 1990). Наиболее детально идея укорененности операционализирована в социологии экономики, что тоже важно для данного анализа. Укорененность здесь концептуализирована относительно хозяйственного поведения акторов, которое подчинено влиянию межличностных и межорганизационных связей, пронизывающих его, и структурирующих рынки (Granovetter 1985; см. также: Portes 1995: 6; Barber 1995; DiMaggio 1994: 24). Следуя этой концепции, многие авторы рассматривают и сам рынок с позиций сетевого подхода (White 1981; Baker, Faulker, Fisher 1998: 148 и далее; Uzzi 1997; Flingstein, Mara-Drita 1996: 14 и далее). Преимущество данной концепции заключается в том, что укорененность понимается как некая совокупность вполне осязаемых социальных связей. Однако, с нашей точки зрения, у нее есть и недостаток: она не позволяет включить в анализ понимание рынка трейдерами. Например, трейдеры считают рынок на "99,99999 процента анонимным", полагают, что он для них – "высшее существо", в отношении валютных обменов он для них – "всё". И в особенности он рассматривается как релевантная система знания, ценовое действие.
Едва ли можно адекватным образом описать все эти понятия при помощи концепции сетей или сообщества, сформированного социальными отношениями.
Вспомним еще раз, каковы же поставленные нами задачи. Во-первых, обращаясь к идее укорененности, мы обращаемся также и к более коллективному уровню социальности и развитости отношений, нежели те, что рассматривались до сих пор. Во-вторых, нам необходимо понять, что этот коллективный уровень социальности основан не исключительно на отношениях между людьми. Вопрос заключается в следующем: можно ли идею укорененности распространить на глобальные сферы, где участники (в отличие от ситуации в традиционных сообществах) не ощущают физического присутствия и реакции друг друга и представляют собой анонимные совокупности (aggregates). Мы предполагаем, что временные механизмы и общая ориентированность участников на объект на экране могут составлять основу постсоциальной формы "межсубъектности" и интеграции, имеющей место на данном уровне. Проанализируем это при помощи шюцевских понятий темпоральной синхронизации (temporal synchronization).
Свою теорию интерсубъективности А. Шюц тесно связывал с телесным присутствием участников в ситуации. Однако он предложил и другую идею, которая затем стала ключевой в его концепции, – идею темпоральной координации. Как заметил один из его последователей: "Для Шюца реципрокное переплетение временных измерений – центральное звено в феномене интерсубъективности" (Zaner 1964). Шюц отметил, что "близость в пространстве" (spatial immediacy) сопровождается и "близостью во времени" (temporal immediacy). Он пришел к выводу, что близость во времени позволяет одному индивиду признавать опыт другого (например, наблюдение за полетом птицы) и воспринимать его переживания как происходящие одновременно с его собственным опытом. Шюц предложил несколько формулировок темпоральной координации "фаз сознания": он говорил о "синхронизации двух внутренних потоков длительности" и о том, что во время такой синхронизации "мы вместе становимся старше" (we are growing older together) (Schutz 1964. Vol. II: 24–26).
Для нас важно то, что, рассуждая о темпоральной координации, Шюц от казался от всяких попыток поместить в основу феномена социальной связанности (social relatedness) идею общего (идентичного) опыта или любое реальное понимание мыслей других. Взамен он оставил субъекта таким, каков он есть, представив другого тоже как человека "здесь и сейчас", который занят тем же событием, что и субъект. Что же превращает этот опыт в "Мы-отношения" (We-relation) как он их называл? Это одновременность (contemporaneousness) протекания события, переживание его одним индивидом и свидетельство того, что внимание другого также направлено на это событие: "По скольку во время полета птицы мы вместе становились старше и поскольку мои наблюдения свидетельствуют о том, что ты тоже следил за этим событием, я могу сказать, что мы вместе видели птицу в полете" (Ibid.: 25).
Чтобы проиллюстрировать это на примере финансовых рынков, начнем с вопроса о том, о каких "одинаковых событиях" можно сказать, что наблюдение за ними на глобальном уровне так же ведет к возникновению отношений, что и наблюдение за событиями в ситуации непосредственной коммуникации. Мы утверждаем, что такие события передаются на экраны посредством явлений, создаваемых знанием (knowledgecreated phenomena), а также вместе с содержанием дополнительных каналов (информации), на которые ориентируются трейдеры. Иными словами, "птица", за которой вместе наблюдают трейдеры, – это рынок в том виде, как он представлен в тождественных формах (ценовые действия, анализ рынка, новые описания и т. д., сообщаемая глобальными поставщиками информация), формах, накладывающихся друг на друга (информация, передаваемая по сетям личных знакомств) и скоординированных на множестве окон и каналов, к которым привязаны (attached) участники рынка. В этих окнах и каналах "один и тот же" рынок громко заявляет о себе; он говорит с участниками и требует от них постоянного внимания – и действий.