Разрешили? Не совсем. Прежде всего, если Палата кож будет платить швейцару, у них не останется денег, чтобы покупать кофе или книги или приглашать выдающихся иностранцев читать лекции. Если они будут давать бедному мальчику другие поручения, помимо тех, которые выполняет швейцар (да, это отражает мое сексистское, шовинистическое, дискриминационное предубеждение против приема на работу девушек), тогда большую часть времени он будет отсутствовать, и проклятая дверь будет оставаться открытой. Даже если бы у них были деньги, чтобы держать его на рабочем месте, мы сталкиваемся теперь с проблемой, которую так полностью и не разрешили двести лет капитализма: как надежно дисциплинировать молодого человека, чтобы он выполнял скучную и малооплачиваемую работу? Хотя теперь надо дисциплинировать только одного человека вместо сотни (на практике только десятка, поскольку Палата кож очень неудобно расположена); здесь можно заметить слабое место этой стратегии: если один этот парень окажется ненадежным, тогда вся цепочка распадется; если он заснет на работе или пойдет прогуляться, то ничего хорошего в итоге не получится: чертова дверь будет оставаться открытой настежь (напомним, что запереть ее на замок не является решением проблемы, поскольку это превратило бы ее в стену, а снабдить каждого ключом – трудная задача, и к тому же это не гарантировало бы того, что обладатели ключей стали бы запирать за собой дверь). Конечно, сорванца можно наказать или даже выпороть (вперед, не сомневайтесь, конечно же, это отражает мое буржуазное позднекапиталистическое монополистическое предубеждение против рабочих). Но представьте себе заголовки в газетах: "Социальные историки науки устраивают порку швейцару, бедному выходцу из рабочего класса"; а если он темнокожий, что вполне вероятно, учитывая низкую зарплату? Нет, дисциплинировать швейцара – невзирая на то, что говорит Фуко, – это сложная и дорогостоящая задача, которая по плечу только отелям "Хилтон", и то по совершенно другим причинам, которые не имеют ничего общего с закрыванием двери.
Если мы сравним работу по дисциплинированию швейцара с работой, которую он замещает, в соответствии с перечнем, составленным выше, мы увидим, что этот делегированный персонаж имеет противоположный результат относительно того, к которому приводят дверные петли: простая задача – заставить людей закрыть дверь – теперь выполняется невероятной ценой; минимальный эффект достигается при максимуме затрат и взбучек. Если мы составим наши два списка, то заметим интересное различие. В первом типе отношений (петли vs работа многих людей) вы не только имели аннулирование усилий (рычаг позволяет перемещать большой вес посредством легких манипуляций), но также и изменение в распределении времени: как только петли устанавливаются, больше ничего не надо делать, кроме как поддерживать их в рабочем состоянии (время от времени смазывать маслом). Во втором типе отношений (работа швейцара vs работа многих людей) вам не только не удается упразднить усилия, но не удается изменить и распределение времени: ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы швейцар, на которого можно было положиться в течение двух месяцев, подвел нас на 62-й день. В этом случае приходится выполнять работу не по поддержанию дверных петель в исправном состоянии, но ту же самую работу, что и в первый день, если не считать тех нескольких привычек, которые вам удалось внедрить в тело швейцара. Хотя два эти способа делегирования кажутся схожими, первый сосредоточен на моменте установки двери, тогда как другой осуществляется непрерывно; точнее, первый создает четкие различия между производством, установкой и обслуживанием, тогда как во втором – различие между обучением и исполнением действия является либо неопределенным, либо нулевым. Первое требует прошедшего времени ("когда петли были установлены"); второе – настоящего времени ("когда швейцар на своем посту"). В первом случае есть заданная инерция, которая в значительной мере отсутствует во втором. Первый – ньютоновский (нечеловеческий), второй – аристотелевский (человеческий). Глубокий временной сдвиг имеет место тогда, когда прибегают к не-человекам; время сворачивается (говорю это, чтобы показать вам, что, хотя я и простой технолог, я тоже могу иногда пофилософствовать).
3. Делегирование не-человекам
Именно в этом пункте у вас появляется относительно новый выбор: либо дисциплинировать людей, либо заменить ненадежных людей на делегированного персонажа-не-человека, чья единственная функция будет состоять в том, чтобы открывать и закрывать дверь. Он называется доводчиком двери или groom’ом. ("Groom" – это название французской торговой марки, вошедшей теперь в повседневный язык). Преимущество доводчика заключается в том, что теперь вам надо дисциплинировать только одного не-человека, и вы можете со спокойной совестью позволить всем остальным (включая коридорных) вести себя так, как им взбредет в голову. Независимо от того, кто они и откуда приходят, – вежливы они или невоспитанны, торопливы или медлительны, друзья или недруги – швейцар-не-человек будет всегда заботиться о двери при любой погоде и в любое время дня. Один не-человек (дверные петли) плюс другой не-человек (доводчик) разрешили дилемму отверстия-стены.
Разрешили? Вообще-то, не совсем. Здесь возникает вопрос о сокращении кадров в связи с автоматизацией, вопрос, столь дорогой для социальных историков технологии: тысячи швейцаров-людей оказались безработными по вине своих братьев-не-человеков. Можем ли мы сказать, что они были замещены? Это зависит от вида действия, которое было им транслировано или делегировано. Другими словами, когда людей замещают и сокращают, не-человеков приходится модернизировать и переквалифицировать. Это, как мы сейчас увидим, нелегкая задача.
Нам всем приходилось иметь дело с дверью, оснащенной мощным пружинным механизмом, которая захлопывается прямо перед нашим носом. Бесспорно, пружины делают работу, замещающую действия швейцаров, но они исполняют роль очень грубого, невоспитанного и бестолкового швейцара, который совершенно очевидно предпочитает вариант двери-стены варианту двери-отверстия. Они просто захлопывают дверь. Эти невежливые двери имеют одну интересную особенность: раз они захлопываются с такой силой, это означает, что вы, посетитель, должны проходить в нее очень быстро и при этом ни в коем случае не идти за кем-нибудь впритык, поскольку в противном случае вы рискуете прищемить или расквасить себе нос. Неквалифицированный доводчик-не-человек таким образом предполагает квалифицированного пользователя-человека. Это всегда компромисс. Следуя Мадлен Акрич (Akrich, 1992), я назову это поведение, которое в свою очередь навязывается человеку не-человеком, предписанием делегатов. Предписание – это моральное и этическое измерение механизмов. Несмотря на постоянные сетования моралистов, ни один человек не является столь неизменно моральным, как механическое устройство, особенно если оно (она, он, они) столь же "дружелюбно по отношению к пользователю", как мой компьютер марки "Макинтош". Мы смогли делегировать не-человекам не только усилие, но также и ценности, обязанности и этику. Именно благодаря этим моральным отношениям, мы, люди, ведем себя так этично, независимо от того, насколько слабыми и злыми сами себя ощущаем.
Каким образом можно эксплицировать эти предписания? Путем замены их рядами предложений (обычно в императиве), которые (безмолвно и постоянно) производятся механизмами для блага тех, кто их использует: сделайте то, сделайте это, поступайте так, не делайте того. Такие предложения очень похожи на язык программирования. Подобная замена молчания на слова может осуществляться в мысленных экспериментах аналитика, но она также встречается в брошюрах с инструкциями или явным образом на занятиях по инструктажу, где она осуществляется голосом демонстратора, инструктора или преподавателя. У военных особенно хорошо получается выкрикивать такие слова голосом инструкторов – людей, которые делегируют себе обратно задачу объяснить от имени винтовки, каким должен быть ее идеальный пользователь. Но какие бы многочисленные способы не изобретал аналитик, чтобы в словах и текстах восстановить явное предписание, главная особенность такого предписания состоит в том, чтобы оставаться безмолвным – отсюда впечатление, возникающее у тех, кто озабочен человеческим поведением, что где-то недостает массы моральных отношений.