Обычная теория актора пригодна для дальнейшего использования не больше, чем теория действия. Как только утверждается, что актор – индивидуальный или коллективный – не может быть отправной точкой действия, складывается впечатление, что акторы должны быть немедленно растворены в силовых полях. Однако действовать – значит быть постоянно охваченным тем, что делаешь. "Faire c’est faire faire". Делать – значит делать свершившимся. Когда один действует, другие переходят к действию. Отсюда невозможность редуцирования актора к силовым полям или к структуре. Можно только участвовать в действии, разделять его с другими актантами. Это относится как к "производству" действия, так и к "манипуляции" им. О социологах давно шутливо говорят, что их акторы подобны марионеткам в руках "социальных сил". Это очень хороший пример, но он показывает ровно противоположное тому, что стремится показать. В беседе с кукловодом выяснится, что марионетки не перестают его удивлять. Он заставляет марионетку делать вещи, которые невозможно свести к его собственным действиям и которые сам он делать не умеет – даже потенциально. Фетишизм ли это? Нет, это просто признание того, что наши творения превосходят нас. Действовать – значит опосредовать действия другого. Но то, что относится к совершению, относится также к манипуляции. Предположим, что кто-то или что-то еще – метафорически – дергает за нити самого нашего кукловода – социальный актор, "художественное поле", "дух времени", "эпоха", "общество"… Этот новый актант, стоящий за ним, может справляться с кукловодом не лучше, чем он, в свою очередь, с марионеткой. Можно только ассоциировать посредников, ни один из которых не является причиной или порождением тех, с кем он ассоциируется. Поэтому нет ни акторов, с одной стороны, ни силовых полей – с другой. Есть только акторы – актанты, – каждый из них может только "включаться в действие" посредством ассоциации с другими, удивляющими или превосходящими его / ее / это.
Как трудна социальная теория! Социальную комплексность, некогда связывавшуюся только с человеком, теперь необходимо разделить с другими приматами – а, значит, проследить ее эволюцию за миллионы лет. Взаимодействие не может служить отправной точкой, поскольку для людей оно всегда помещено в некоторую систему фреймов, которая размывается системой сетей, идущих через нее во всех направлениях. Что касается противоположного полюса, пресловутого общества sui generis – оно объединяется исключительно гетерогенезисом и кажется, скорее, условным "пунктом прибытия" в работе по компиляции и суммированию, требующей большого количества оборудования и сложных инструментов. Новые когнитивные способности обязаны своим расширением не столько власти символов, сколько власти инструментов. Исходить из коллективного или индивидуального актора невозможно, поскольку некая способность может быть приписана актанту лишь в результате осуществления им чего-то… узнать же это можно лишь тогда, когда другие актанты вступают в действие. Даже повседневное употребление слова "действие" оказывается здесь бесполезным, так как оно предполагает отправную точку и носителя силы. Ни действие, ни актор, ни взаимодействие, ни индивид, ни символ, ни система, ни общество, ни их многочисленные сочетания не могут быть вновь использованы. В этом нет ничего удивительного, так как социологической теории – подобно физике или геологии – больше не следует рассчитывать на обнаружение необходимых терминов в повседневном узусе, если она, переставая быть модернистской, полностью отказывается от наследия Великого Раскола (Great Devide) и берет на себя ответственность за "социальную жизнь вещей". "Следуйте за акторами" – гласит лозунг нашей социологии, но в нем не говорится, как именно нужно за ними следовать.
От изучения души общества к изучению его тела
Обезьяны почти никогда не используют объекты в своих взаимодействиях. Для людей почти невозможно найти взаимодействие, которое не требовало бы обращения к технике. Взаимодействия распространяются среди обезьян, охватывая постепенно всю стаю. Человеческое взаимодействие чаще всего локализуется, заключается во фрейм, сдерживается. Чем? Самим фреймом, который состоит из нечеловеческих акторов. Нужно ли нам обращаться к детерминации материальными силами или к власти структуры, чтобы перейти от взаимодействия к оформляющей его системе фреймов? Нет, мы просто переносимся в места и отрезки времени, предусмотренные и предустановленные фреймом. Пример с кассой на почте еще раз послужит для разъяснения этой идеи. Если перенести внимание с взаимодействия, которое временно объединяет нас – сотрудницу почты и меня – на стены, кассовое окошко, правила и формулы, то нам придется выйти за рамки ситуации "здесь и сейчас". Мы не остановимся на "обществе" или "администрации". Мы постепенно перейдем в кабинет архитектора почтовой службы, где был подготовлен проект кассы и смоделирован поток пользователей. Мое взаимодействие с сотрудницей было предвидено в нем статистически несколькими годами ранее – и способ, которым я наклонялся к окошку, брызгал слюной, заполнял формы, был предвиден специалистами по эргономике и вписан в деятельность почтовой службы. Конечно, они не видели меня стоящим там во плоти, как не видели они и сотрудницу. Но было бы серьезной ошибкой утверждать, что меня там не было. Я был вписан туда в виде категории пользователя, и сегодня я просто исполнил эту роль и актуализировал данную переменную своим собственным телом. И я действительно связан с почтовым отделением и архитектором тонкой, но прочной нитью, которая заставляет меня перейти от своего собственного тела, взаимодействующего с сотрудницей почты, к типу пользователя, представленному в проекте. И наоборот, здание, спланированное многими годами ранее, остается – благодаря подключению португальских рабочих, бетона, плотников и стекловолокна – зданием, которое сдерживает, ограничивает, канализирует и делает возможным мое общение с сотрудницей почты. По мере добавления объектов, нам придется привыкнуть к перемещению во времени и пространстве между различными уровнями материализации; в этих перемещениях мы не найдем ни знакомых картин взаимодействия лицом-к-лицу, ни некой социальной структуры, которая, как утверждается, заставляет нас действовать. И, конечно, мы не столкнемся с еще более знакомой и печальной картиной бесплодных компромиссов между двумя этими моделями действия.