Состояние гендерных отношений в каждом данном институте представляет собой его "гендерный режим". Приведем пример, чтобы прояснить эту идею. В исследовательском проекте, в котором была проинтервьюирована Делия Принс (см. Главу 1), мы обнаружили активную, хотя и не всегда явно сформулированную гендерную политику в каждой школе. Как среди учащихся, так и среди преподавателей существуют практики, конструирующие различные виды фемининности и маскулинности: спорт, танцы, выбор предметов для изучения, дисциплина в классе, управление школой и др. Некоторые гендерные модели поведения оказались доминирующими, что особенно было заметно в среде учащихся, – чаще всего это была агрессивная гетеросексуальная маскулинность. Остальные модели носили подчиненный характер. Наблюдались явственное, хотя и не абсолютное гендеризованное разделение труда между преподавателями и гендеризованное различие во вкусах и досуговых видах деятельности среди учащихся. Существует определенная идеология, причем зачастую не единственная, которая предписывает человеку определенный тип гендерного поведения и определенный тип гендерного характера. Иногда возникают конфликты по поводу сексизма в школьных программах или по поводу карьерного роста членов преподавательского состава, по поводу их престижа и лидерства среди детей. Складывающийся в результате сочетания всех этих ситуаций паттерн может быть разным в разных школах, но только в рамках, отражающих баланс гендерной политики в австралийском обществе в целом. Ни одна из школ, например, не позволяет открытых гомосексуальных отношений.
Компактные формальные организации вроде школ, вероятно, имеют особенно очевидные гендерные режимы, но ими обладают и другие учреждения. Диффузные институты, такие как рынки, или большие и разветвленные институты, такие как государство, а также неформальные среды, такие как уличная компания ровесников, также гендерно структурированы и могут быть охарактеризованы через свои гендерные режимы. В этой главе я остановлюсь на трех случаях. Представленные здесь образцы анализа будут очень сжатыми, и каждый из них я считаю лишь началом исследования. Но я все же надеюсь, что их будет достаточно, чтобы понять некоторые аспекты институционализации гендера.
Семья
Консервативная идеология говорит о семье как об "основе общества", а традиционная социология часто считает ее простейшим из институтов, ячейкой более сложных структур. Я же полагаю, что семья отнюдь не основа общества, а один из его сложнейших продуктов. Ничего простого в ней нет. Внутренний мир семьи представляет собой совокупность многоуровневых отношений, накладывающихся друг на друга как геологические слои. Ни в одном другом институте отношения не являются столь протяженными во времени, столь интенсивными по степени контакта, столь плотными по переплетению экономики, эмоций, власти и сопротивления.
В теориях все это часто отсутствует, поскольку обычно они сосредоточиваются на стандартном нормативном случае. Выше достаточно было сказано о том, как опасно исходить из представления о норме, но стоит отметить, что даже те семьи, которые более или менее соответствуют стандартным представлениям, имеют сложную внутреннюю структуру. Мы уже описывали в Главе 1, какие подводные течения будоражили жизнь семьи Принс. Лилиан Рубин в своей книге "Миры боли" описала амбивалентность и сложность традиционных семей рабочего класса в Соединенных Штатах. Лэнг и Эстерсон в книге "Рассудок, безумие и семья", рассматривая такой острый материал, как шизофрения, показали, к какому невероятному клубку противоречий может привести в британских семьях стремление к респектабельной нормальности.
Таким образом, чтобы понять гендер и семью, необходимо показать внутреннее устройство семьи. Мы попробуем сделать это, опираясь на три структуры, выделенные мною в Главе 5.
Половое разделение труда в семьях и домохозяйствах описано в специальной литературе и считается общепризнанным фактом. Предметом этого разделения становятся и целые виды работ, и весьма мелкие операции. Например, в английской деревне, которую изучала Полин Хант, жены мыли внутреннюю сторону окна, а мужья – наружную. Это разделение труда не является абсолютным и со временем изменяется. Сейчас осталось меньше жен того типа, про которых в 1920-х годах говорили: "Ее муж был надежным человеком, но таким же, как и остальные мужчины, он уходил и оставлял ей делать все [т. е. растить детей и вести хозяйство] так, как она хотела".
Однако не все изменения связаны с уменьшением разделения труда между полами. В автобиографии одного сына пастуха отмечалось, что как старший из выживших детей мальчик должен был "быть помощником матери, нянчить младенца, делать уборку в доме и шить, как девочка"; это было в Англии 1830-х. Сейчас осталось мало домохозяйств, которые бы до такой степени зависели от детского труда и, соответственно, давали мальчикам опыт проявления материнской заботы о младших. Изучение изменений в половом разделении труда в более поздние периоды, например исследование Майклом Гилдингом семей в Сиднее до 1940 года, позволило предположить, что основное перераспределение домашней работы произошло скорее между женщинами, нежели между женщинами и мужчинами.
Общепризнано также то, что современная городская семья/домохозяйство образуется через разделение труда, в соответствии с которым некоторые виды работ считаются домашними, неоплачиваемыми и обычно женскими, а другие виды считаются публичными, оплачиваемыми и обычно мужскими. Взаимоотношения между структурой производства внутри и вне семьи зависят от классовой принадлежности ее членов. В описанных Миррой Комаровски американских рабочих семьях эти взаимоотношения выстроены вокруг заработка мужа. В исследовании биографий американской буржуазии, проведенном примерно в то же самое время Робертом Уайтом, эти взаимоотношения выстроены вокруг карьеры мужа. Последний случай является важным уточнением нарисованной Делфи картины домашнего труда как формы присвоения его результатов мужем. Жена высококвалифицированного специалиста или бизнесмена может прекрасно максимизировать свой пожизненный доход, вложив силы в успешную карьеру мужа.
Большинство домохозяйств на значительном протяжении собственной истории имеют в своем составе детей, и это влияет на разделение труда двояким образом. Уход за детьми сам по себе является работой и к тому же существенно влияет на половое разделение труда в целом. Поскольку в богатых капиталистических странах бо́льшая часть работы по уходу за маленькими детьми бесплатно осуществляется дома их матерью, это обстоятельство имеет решающее значение для домашнего разделения труда. Поэтому неудивительно, что недавнее исследование, проведенное Р.Э. Палом в Южной Англии, обнаружило наиболее четкое и консервативное разделение труда по полу именно в тех домохозяйствах, в состав которых входили дети до пяти лет. Второе наблюдение касалось того, о чем говорил уже процитированный выше сын пастуха: дети и сами работали как дома, так и в школе. Эта работа была также гендерно структурирована. Учитывая все вышесказанное, неудивительно и то, что исследование сиднейских подростков, проведенное У.Ф. Коннеллом и др., обнаружило: девочки занимаются домашней работой примерно в два раза чаще, чем мальчики.
Половое разделение труда отражает идеи о "месте женщины", но кто его определяет? Как отмечают Колин Белл и Ховард Ньюби, способ распределения работы в семье в какой-то мере является следствием той власти, с помощью которой мужья определяют положение своих жен. Здесь, по-видимому, затрагиваются базовые интересы, постоянные и сильные. Патриархатная модель, согласно которой молодые люди подчиняются старшим и женщины – мужчинам, вновь обнаруживает себя в многочисленных исследованиях семей в разных странах, равно как и идеология маскулинной власти, которая ее поддерживает.
Исследования структуры власти в семье обычно основываются на традиционном подходе к определению власти как влияния на принятие решений. Однако данные другого рода показывают, что этого подхода недостаточно. Так, работы по домашнему насилию показали, что во многих семьях важную роль играет физическая сила. Исследование шизофрении, проведенное Грегори Бэйтсоном, Р.Д. Лэнгом и др., указывает на жестокое эмоциональное давление, которое может оказываться на членов семьи без открытого командования или демонстрации силы. Эти случаи часто касаются власти матерей над своими детьми, но "запрет на бегство" в теории шизофрении Бэйтсона, основанной на понятии двойной связи (double bind), напоминает также и "факторы, мешающие женщинам разорвать отношения, связанные с насилием" и выявленные исследователями домашнего насилия. Семья может оказаться ловушкой во многих отношениях. И, наконец, сами сексуальные отношения в браке могут быть ареной применения власти. Эта тема подробно не изучалась, но данные, подобные изложенным в работе Лилиан Рубин, позволяют предположить, что в большинстве случаев инициативную роль в определении характера сексуальных практик играют мужья.
Если принять все это во внимание, становится понятным, почему такие критики брака, как Эмма Гольдман, считают, что "защита" женщин со стороны их мужей – просто фарс. Понятно также, что один из способов справиться с сильным дисбалансом власти состоит в том, чтобы к нему приспособиться. Поразительна в этом смысле книга Марабель Морган "Женщина до мозга костей" ("The Total Woman"). Это воспевание и полного подчинения, и любви к этому подчинению, а также практическое пособие о том, как жить в этом подчинении. Примечательно, что ортодоксальные религиозные и правые политические взгляды автора имеют сильный эротический оттенок. Именно жена должна приятно возбуждать мужа, чтобы заставить его остаться дома: