Россия в этой ситуации обречена либо и далее утрачивать самостоятельную проектность, либо, восстановив ее, принять активное участие в межцивилизационном объединении незападных цивилизаций, являющемся, как полагают некоторые специалисты, например вице-президент Академии геополитических проблем К. В. Сивков, единственным, что способно остановить западную экспансию.
Для того чтобы объяснить, почему мы ставим вопрос именно таким образом, обратимся к весьма интересному анализу соотношения европейских, американских и российских ценностей, проведенному заместителем директора Института Европы РАН Ал. А. Громыко.
""Европейская мечта" является наднациональной системой ценностей эпохи постмодернизма. Среди ее главных составляющих: универсализм, общественный домен и экономика соучастия, мягкая сила, секулярность, приоритет качества жизни над максимизацией материального достатка, социальный рынок, концепция устойчивого развития, многокультурье (мультикультурализм), опора на социальную составляющую прав человека, многосторонность (стремление к консенсусу при решении внутри- и внешнеполитических задач), взаимозависимость на международной арене, "пул суверенитетов" в границах Европейского союза.
Что касается ценностей "американской мечты", то она сложилась в эпоху модернизма и представляет собой комбинацию христианской эсхатологии и утилитаризма. Среди ее составляющих: партикуляризм (избранность, мессианство, метанарративы), индивидуализм и антропоцентризм, ассимиляция ("плавильный котел"), жесткая сила, религиозность, идеал обогащения, материальный, линейный прогресс, абсолютизация права собственности, односторонности и автономности ("кто не с нами, тот против нас", "коалиции желающих").
<...> Промежуточное положение России с аксиологической точки зрения между Западной Европой и США объясняется тем, что наша страна еще развивается в координатах эпохи модернизма.
Ценности, вышедшие на передний план после 1991 года, сближают ее с США, а культивирование ряда ценностей советского и досоветского периодов - с "европейской мечтой". Так, в российском менталитете от этих прошлых исторических эпох сохраняется влияние ценностей универсализма (в советское время - интернационализма) и коллективизма" (курс. - Авт.).
В приведенном нами фрагменте есть с чем поспорить. Например, с тем, что "христианская эсхатология" сложилась в эпоху Модерна. В чистом виде она на самом деле является продуктом Средних веков, а в сложившейся в США форме "христианского сионизма" ("диспенсациализма"), о котором мы еще будем говорить (§ 5.3; § 6.7), вообще опирается на ветхозаветный фундамент, что также исключает ее принадлежность к Модерну. Важнее другое: все более явное взаимное переплетение европейских и американских ценностей, осуществляемое на постмодернистской основе. Ибо универсализм, "устойчивое развитие", мягкая сила (сетевые центры управления "цветными", в том числе арабскими революциями), "приоритет качества жизни", почему-то противопоставленный "материальному достатку", также характерны для США, как и для Европы. А что уж говорить об обратном влиянии на Европу американских ценностей с помощью новых членов ЕС! Таким образом, правильнее будет говорить о едином, постоянно прогрессирующем постмодернизме Запада, обращенном против застрявшей в Модерне или около него России, и это в условиях перемещения центра этого Модерна, как верно указывает С. Е. Кургинян, на Восток, где "много бедного, молодого, дисциплинированного населения".
В этих условиях все разговоры о присоединении нашей страны к Западу равнозначны включению ее в Постмодерн, места в котором России нет, а если и есть, то лишь в качестве обслуживающего персонала экспортной трубы, численность которого - самое главное - должна поддерживаться на минимально достаточном уровне. Поэтому не общее нужно искать с этим Постмодерном, а особенное, позволяющее России обойти и избежать его, продлив собственную проектность.
Пока у нас в стране ведутся дискуссии о том, является ли проектный генезис цивилизаций выдумкой или реальностью, на Западе проектное противостояние уже давно поставлено в центр всей геостратегии. В своей нашумевшей книге "Столкновение цивилизаций" ("The Crush of Civilizations") известный американский политолог С. П. Хантингтон, отличавшийся достаточной близостью к центрам принятия решений в западной интеллектуальной и политической элите, утверждал, что цивилизационная конкуренция протекает в форме "войны цивилизаций". Получает она или нет поддержку в научной среде - отдельный вопрос. Но создается устойчивое впечатление, что в практической политике Запад, и США в особенности, именно этим подходом и руководствуется.
Его и у нас подхватили и разнесли, не вникнув до конца в смысл. Цитируя вдоль и поперек Хантингтона порой только для того, чтобы оправдать обращение к цивилизационному подходу, особенно его противопоставление привычному классовому методу анализа, многие ученые начинают забывать о том, что основной целью этого исследователя являлась не столько дискредитация марксизма, сколько обоснование легитимности западной проектной экспансии. Главное у Хантингтона - не факт борьбы, а кто с кем борется. Знаменитая формула "The West and the Rest" означает "Запад и все остальные", то есть Запад против всех остальных. В своем последнем, эсхатологическом смысле эта формула сливается с концепцией "конца истории" Ф. Фукуямы. Ибо описываемая им вселенская победа Запада означает завершение конкуренции и объединение человечества - отнюдь не добровольное, жестко контролируемое и управляемое. Поэтому можно до хрипоты спорить о том, нравится или нет межцивилизационное объединение нашим прозападным интеллектуалам, но сути дела это не меняет. Чтобы о таком объединении поставить вопрос, нужно обладать альтернативной Западу проектностью. Причем не модернистской и не постмодернистской, а иной. Актуальность проекта "Сверхмодерн", о котором говорит С. Е. Кургинян*, - можно и нужно обсуждать. Это - серьезнейшая концепция, в отличие от попыток любой ценой втащить Россию в Запад "хоть чучелом, хоть тушкой", в которых нет ничего, кроме эсхатологии "конца истории", помноженной на стремление обеспечить благополучие элитарного меньшинства - "продвинутого" и не очень.
Итак, главное противоречие между двумя школами цивилизационных исследований заключено в отношении к проектности цивилизаций, то есть наличия у них цельного мировидения, затрагивающего как прошлое и настоящее, так и будущее. Материалистическая школа утверждает проектную монополию Запада, отказывая в будущем незападным империям, по В. В. Аверьянову "частным глобализациям", и возводя в абсолют их интеграцию под эгидой Запада в единую, единственную и универсальную либеральную "новоимперскую" глобализацию. Культурно-историческая школа демонстрирует подчеркнутый плюрализм и оставляет место разным
Эта тема обсуждается в выпуске 7 видеопрограммы "Суть времени", которая ведется на официальном сайте Центра Кургиняна (http://www.kurginyan. ru/publ.shtml?cmd=add&cat=4&id=92).
"частным" имперским "глобализациям". Она утверждает, что не бывает более или менее "цивилизованных" цивилизаций. Бывают иные цивилизации - с иным набором цивилизационных признаков и ценностей и иным местом в истории. Поэтому лишь очень наивные и недалекие люди могут полагать, что всеобщее торжество "демократии и прав человека", особенно на нынешнем витке развития, станет историческим прорывом в будущее. Скорее, наоборот. Ибо "конец истории" - это не продолжение, а завершение всякого развития - как на Западе, так и Востоке. Остановка развития раз и навсегда, означающая наступление глобального фашизма, что не является преувеличением именно потому, что фашизм по своей содержательной сути как раз и есть остановка развития.
О том, что произойдет дальше, написано в религиозной и светской литературе, спектр которой практически безграничен, рассчитан на любые взгляды, убеждения и вкусы и простирается от "Апокалипсиса" Иоанна Богослова до "Машины времени" Г. Уэллса.
Что может воспрепятствовать "концу истории"? Только продолжение конкуренции различных проектов мировидения в цивилизационном или даже межцивилизационном формате.
Сегодня проектный подход все активнее пробивает себе дорогу. Так, в этом направлении, пусть медленно и непоследовательно, но начинает разворачиваться и обновление российских государственных документов. Концепция внешней политики России в действующей редакции 2008 года впервые формулирует положение о конкуренции различных ценностных ориентиров и цивилизационных моделей.