Разноголосья в африканской народной архитектуре хоть отбавляй, но оторопь берет чужеземца новичка лишь из-за незнания им правил, определяющих виды и типы жилья для различных природных зон. Самая неказистая хижина в забытом богом уголке континента несет на себе отпечаток вечности, ибо при всех индивидуальных "причудах" она есть плод коллективного зодчества поколений.
- Покажи мне жилище африканца, и - держу пари - я подробно опишу тебе климат, ландшафт, флору и фауну его родных мест, короче, условия, к которым он приноравливается, его занятия и привычки, даже характер, - не раз говорил, сверля меня иссиня-черными, как переспелые сливы, глазами Аттилио Гаудио, несравненный знаток Сахары.
У этого непоседливого, хотя и склонного к полноте итальянца, храбро бившегося с фашистами, в четырнадцать лет выступавшего от имени партизан на стотысячном митинге по случаю капитуляции гитлеровцев в Милане, острый ум сочетался с лучезарным обаянием и беспредельной доброжелательностью. Только такие сердечные, открытые люди и могут понять, расположить к себе чернокожих жителей Африки, миллионы раз обманутых и растоптанных европейцами колонизаторами.
Встречаясь позднее с Аттилио, корреспондентом агентства АНСА, на вечерах парижской Ассоциации иностранных журналистов, мы неизменно перебирали в памяти былое, перешучивались, вспоминали, как однажды в поисках стоянок туарегов колесили на джипе по Предсахарью.
…В тот день мы долго сидели в шатре - фелидже, по которому гулял освежающий сквознячок, ели фасолевую похлебку, кускус, запивали финики верблюжьим молоком, судачили о том о сем с сановитым хозяином Имажереном Фаделем бен Феззане и приходили в себя после песчаной бури, застигшей нас в пути. Когда по поверхности барханов засновали словно вырвавшиеся из-под земли ручейки песка, обеспокоенный шофер сказал вполголоса: "Беда!" - и прибавил газу. Схватившись за дверные поручни, мы неотрывно следили, как песчаные струи вздымались фонтанами, выше и выше, застилали горизонт. Ветер свистел по-разбойничьи. Сквозь все зазоры в машину просачивался тонкий отфильтрованный песок, во рту хрустело. Видимость терялась, наваливался песчаный туман. На счастье, туареги оказались совсем близко.
Фадель вместе с нами радовался нашему избавлению.
- Бывает, в песке тонут машины, исчезают люди, если буря долго не прекращается, - промолвил он.
Дочь хозяина в черном, как безлунная ночь, покрывале и широкой темно-фиолетовой юбке нежно пиликала на однострунной скрипке, освобождая наши сердца от страха. У ее ног, подобно верным псам, лежали, подперев подбородок руками, двое юношей с кинжалами в расшитых бисером ножнах. Они будто не замечали нас, поедая томными взорами музыкантшу. Вообще туареги умеют сосредоточиваться на одном объекте и не видеть никого вокруг себя.
- Кто это? - кивнул я на парней.
- Поклонники моей дочери, - бесстрастно обронил Фадель.
У туарегов периодически устраиваются посиделки, во время которых девушки играют на скрипке и сочиняют со своими почитателями возвышенные стихи, сияющие чистотой чувств. Их метафоры душисты и нежны, как цветы, распустившиеся после первых дождей, они напоены любовью к пустыне, где протекает вся жизнь кочевников. Браки здесь заключаются по любви, на небесах.
Туареги бесконечно перемещаются между городами Гадамес, Томбукту и Агадес, в зоне сухих степей с суточными колебаниями температуры от -10 до +50 градусов по Цельсию. Дожди в Сахеле редки, осадков выпадает 150–350 миллиметров в год, так что без искусственного орошения о земледелии и думать нечего. Главное занятие этого народа - скотоводство. Живут "бродяги Сахеля" налегке, всегда готовые навьючить на верблюда переносную палатку и тронуться в путь. Дорога не пугает людей - их смущает топтание на месте. Родина туарегов, источник их вдохновения - могилы предков. Отбивая по привычке поклоны Аллаху, в трудные моменты они забывают о нем и опускаются на колени перед дорогими могилами, беззвучно молят предков о помощи, ищут облегчения в немом диалоге с ними, в собственных раздумьях.
- Наш постоянный дом - небо, наше временное пристанище - фелидж, - изрек Фадель. - Мать наших шатров - пустыня, а отец - климат.
Конкретное место для стойбища они выбирают не случайно, руководствуясь особыми соображениями, о которых не любят сообщать. На сборку шатра тратят не более двух часов. Иначе и нельзя, люди с ног валятся после долгого перехода. От фелиджа требуется немногое: он должен спасать от палящего солнца, давая тень днем, и от ледяной стужи ночью. Строят его женщины. Они перегибают три-четыре длинные упругие жердины и втыкают их обоими концами в песок, затем прилаживают продольную и верхнюю оснастку, которую плотно обтягивают сшитыми вместе верблюжьими, овечьими или козьими шкурами. Крыша, плоская либо полусферическая, смотря по району, окрашена коричневой или ярко-красной растительной краской. Квадрат земли, на котором возведен фелидж, застилают циновкой, сплетенной женскими же руками.
Там, где есть редколесье, шатер подпирают изнутри шестами. Перегородки изготавливают из узорчатой ткани с искусной вышивкой или плетут из разрезанных продольно на узкие полосы длинных листьев пальмы дум, что растет близ вади - русл сезонных водных потоков. Ширина обычного шатра составляет четыре метра, длина - шесть. Жилище вождя или богатого кочевника имеет более внушительные размеры - до двенадцати метров в длину (о богатстве туарега судят по числу верблюдов в его стаде и количеству шестов в шатре). У некоторых кланов фелиджи похожи на палатки - низкие, приплюснутые. Им не страшны ни самум, ни сирокко, ни харматтан, хрупкие на вид крепыши не сдуть, не раздавить песчаной буре.
В жаркие дни все стороны фелиджа открыты и по нему свободно циркулирует воздух. Если дует слишком сильный ветер, "стенку" с подветренной стороны опускают. Ночью "окна" и "двери" наглухо задраены, сквозь кошмы не проникает ни одна песчинка.
Шатер поделен на две половины - мужскую, западную, и женскую, восточную. Мужчина спит на коврах из верблюжьей шерсти, кутаясь в пестрые покрывала. Тут же при нем седло, оружие, сумка с провиантом. На женской половине разложены бурдюки, ступы, кухонные ножи и прочая утварь, над постелью матери подвешена колыбелька.
Оседлые туареги устраиваются основательно: кладут хижины из самана и камня с плоской крышей и щелевидными окнами.
…Слово за слово - и мы заспорили о том, что такое счастье. Фадель сидел на корточках перед полыхавшим огнем, перемалывал во рту жевательный табак и слушал нас с непроницаемым лицом, потом, улучив паузу, произнес:
- А у нас издревле говорят: "Дайте мне верблюда, седло и шатер - и я буду счастлив". Мы душой и сердцем накрепко приросли к нашим просторам. В песчаном раздолье - наше счастье, в зное Сахары - наша беда. Но и в жару счастье не изменяет нам, над нашей головой пахнет верблюжьей кожей. Под шатром я счастлив.