В чем его слабость? Когда человек пишет заявление об уходе – дважды это проявление слабости. Извините меня, ему ведь никто не угрожал, пистолет у виска не держал. Один раз написал заявление – можно предположить, что под давлением каких-то обстоятельств. Но уже второй раз… Так вести себя Генеральному прокурору нельзя.
Но если глядеть шире, то возникают разные вопросы. В том числе: какой должна быть прокуратура, как назначать Генерального прокурора? Есть мнение, что он должен назначаться парламентом, обеими его палатами. Но я не вижу ничего плохого и в том, как делается это по действующей Конституции.
Что плохого, если кандидатуру предлагает президент, а верхняя палата ее утверждает? Ничего плохого. Здесь появляется взаимосогласованное решение. А нынешний тупик – это следствие недоработок в законодательстве. Мы это видим и ощущаем".
* * *
На следующий день, 22 апреля, было принято постановление Совета Федерации о создании временной комиссии по изучению проблемы борьбы с коррупцией.
"Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации постановляет:
1. Создать Временную комиссию Совета Федерации по изучению проблемы борьбы с коррупцией (далее – Временная комиссия).
2. Включить в состав Временной комиссии членов Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам и Комитета Совета Федерации по вопросам безопасности и обороны.
Разрешить Временной комиссии при необходимости привлекать к работе в ней членов других комитетов Совета Федерации, экспертов и специалистов.
3. Поручить руководство Временной комиссией заместителю Председателя Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации Королеву Олегу Петровичу.
4. Определить в качестве основных задач Временной комиссии:
а) изучение проблемы борьбы с коррупцией, систематическое заслушивание информации о ходе расследования уголовных дел, получивших широкий общественный резонанс, в том числе уголовных дел, названных в докладах и выступлениях Генерального прокурора Российской Федерации Ю. И. Скуратова на заседаниях Совета Федерации, а также уголовных дел, связанных с событиями 17 августа 1998 года;
б) систематический анализ материалов проверок, проводимых Счетной палатой Российской Федерации, входе которых выявлены факты финансовых злоупотреблений;
в) разработку конкретных мер, направленных на предотвращение противодействия расследованию и судебному разбирательству уголовных дел, связанных с коррупцией;
г) подготовку законодательных инициатив, направленных на совершенствование законодательства Российской Федерации о правоохранительных органах, обеспечение их деятельности по борьбе с коррупцией.
5. Временной комиссии подготовить предложения для консультаций с Президентом Российской Федерации в целях устранения разногласий, возникших в связи с отклонением предложения Президента Российской Федерации об освобождении от должности Генерального прокурора Российской Федерации Ю. И. Скуратова.
6. Настоящее постановление вступает в силу со дня его принятия".
Когда я вышел из зала, на меня лавиной налетели журналисты.
– Ну что?
– Буду выполнять решение Совета Федерации, – довольно спокойно ответил я, – и работать дальше.
– Станете ли вы добиваться встречи с президентом?
– Добиваться – нет, но если Борис Николаевич пожелает встретиться со мной – я готов.
В мою поддержку у здания Совета Федерации были выставлены даже пикеты с плакатами. Надписи довольно "крутые": "Отставка Скуратова – это торжество мафии и ее кремлевского пахана", "Сенаторы! Защитите Скуратова от произвола!" "Спасем Ю. Скуратова от Б. Ельцина и кремлевского паханата" и так далее.
Газета "Сегодня" номер от 22 апреля выпустила под шапкой: "Власть кончилась. Первую пролетарскую революцию в России затеял адвокат Ульянов, вторую – прокурор Скуратов".
Люди прекрасно понимали, что в этой атаке президентская команда использовала практически весь свой ресурс, понимали и больше: Совет Федерации положил конец, – хотя бы на время, – грязным методам, которые кремлевские "горцы" применяли в борьбе со своими противниками.
* * *
Сейчас, когда уже прошло время, должен признаться, что апрель 1999 года был самым тяжелым периодом в моей жизни. На весы было брошено практически все.
Волошин продолжал угрожать из Кремля, обещал разборки с теми, кто не выполняет волю обитателей господствующего в Москве холма. Повеяло духом репрессий. Были намечены цели, по которым "горцы" приготовились стрелять: Примаков, Лужков… По моей скромной персоне также пошла стрельба.
"Московский комсомолец" выступил с материалом, озаглавленным очень показательно: "Кремль в луже". Кремль действительно оказался в луже.
Что же касается меня, то… вместо ослабления последовало такое сильное давление, что временами даже дышать было нечем.
Но как ни старались "горцы", все-таки симпатии многих людей находились на моей стороне. Наша самая серьезная социологическая служба – ВЦИОМ сделала опрос нескольких сотен человек. Так 58 процентов из них посчитали, что информация о сексуальных похождениях Скуратова не является достаточным основанием для его отставки, 23 процента – что является, 19 – затруднились ответить. 49 процентов были уверены, что я должен остаться на посту Генпрокурора, 24 – что лучше уйти.
Я начал активно сотрудничать с только что созданной комиссией Совета Федерации по коррупции. Но имелся ряд трудностей: члены комиссии не имели права знакомиться с конкретными уголовными делами, по которым велось следствие.
Увы, и здесь наше законодательство оказалось несовершенным. Нужен закон – примерно такой, что имеется, например, в Италии, в США, в некоторых странах Европы, дающий возможность депутатам парламента знакомиться с уголовными делами. Особенно с теми, что касаются высших чиновников страны.
У нас же права парламента, к сожалению, урезаны.
На заседании этой комиссии я был трижды. Первый раз – при обсуждении ситуации, связанной со мной, во второй – при разборе важных коррупционных дел и в третий раз (на этом заседании мы были вместе с Катышевым) – посвященном законности освобождения меня от должности.
Что касается последнего вопроса, то решили: надо дождаться решения Конституционного суда и судов общей юрисдикции.
История моя, похоже, задела самых разных людей. Писем, телефонных звонков, разговоров, интервью была уйма. Люди старались поддержать меня… А с другой стороны, в голову все чаще и чаще заползала печальная мысль: "Члены Совета Федерации разъедутся на летние каникулы, и я вновь останусь один со своими проблемами. Как, собственно, это уже бывало не раз".
И что ждет меня в дальнейшем, будет ли у меня эта работа, либо будет какая-то другая, никто не знает…
* * *
Когда я еще лежал в больнице и вел себя "тихо", ко мне несколько раз приезжал Путин и как-то, разоткровенничавшись, сказал мне, что "семья" довольна моим поведением.
Тогда-то он и сообщил, что меня хотят назначить послом России в Финляндию – отправить, так сказать, в почетную ссылку.
– Не поеду, – сказал я твердо.
Путин удивился:
– Почему?
– Дочь учится в вузе, бросать нельзя, теща – инвалид… Да и в возрасте. Тоже бросать нельзя. Не поеду.
– Тогда кем бы вы хотели быть?
– Нормальная работа для меня – директор института. Та самая работа, которую я уже выполнял.
В этой ситуации контакты с Путиным были важны для меня еще и потому, что это были контакты с Татьяной. Я понимал: Борис Николаевич пребывает в некоем младенчестве, он неадекватен, Татьяна для него все – и глаза, и уши, и мозг, и записочки в кармане для ориентации, поэтому надо настраиваться на нее, и, пожалуй, только на нее… Сама она на контакт не шла и для этой цели выделила Путина.
Путин произносил всякие вежливые, сочувственные слова, старался вроде бы поддержать, а в это время его люди производили в отношении меня оперативно-розыскные мероприятия.
Как-то он приехал ко мне в Архангельское.
– Обнаружены злоупотребления, связанные с ремонтом вашей квартиры на улице Гарибальди, – сказал он. – Это связано с фирмами, работающими вместе с пресловутым "Мабетексом".
– Меня это совершенно не волнует, – ответил я. – Я стал собственником квартиры, когда в ней уже были закончены работы. А кто доводил квартиру до нормального состояния, какая фирма, одна она или их несколько, "Мабетекс" или контора по очистке территории от мусора, – этот вопрос не ко мне.
Путин вытащил из кармана пачку бумаг.
– Вот документы.
– Володя, я даже смотреть их не буду. С юридической позиции я безупречен. Вряд ли кому удастся ко мне придраться.
И все равно в те дни я был очень благодарен Путину за попытку принять участие в моей судьбе, решить болевые вопросы, которых накопилось полным-полно. Благодарен и Степашину, который как-то, когда я еще лежал в "кремлевке", сказал:
– Человек находится в больнице, никто даже не пытается выяснить, что у него на душе, о чем он думает, что у него болит. Но все нападают… Эх, люди!
Да, в ту пору я был благодарен и Путину и Степашину за участие. Пока не узнал, что за этим "участием" стояло. На самом же деле они соревновались друг с другом в скорости: кто быстрее сообщит Татьяне что-нибудь новенькое обо мне.
Через некоторое время на Совете Федерации Путин заявил, стыдливо потупив взор, что пленка о моих любовных похождениях – подлинная.
Кстати, это его опрометчивое утверждение дало мне возможность отвести экспертов ФСБ от того, чтобы они дали заключение по пленке суду. Ясно было, какое заключение они дадут…