Бейте в площади бунтов топот!
Выше, гордых голов гряда!
Мы разливом второго потопа
перемоем миров города.
Дней бык пег.
Медленна лет арба.
Наш бог бег.
Сердце наш барабан.
Есть ли наших золот небесней?
Нас ли сжалит пули оса?
Наше оружие – наши песни.
Наше золото – звенящие голоса.
Зеленью ляг, луг,
выстели дно дням.
Радуга, дай дуг
лет быстролётным коням.(В. В. Маяковский)
№ 3.
Наши руки -
пыль сдувающие веера полян.
Наши плавники – пароходы.
Наши крылья – аэроплан.
Идти!
Лететь!
Проплывать!
Катиться! -
всего мирозданья проверяя реестр.
Нужная вещь -
хорошо,
годится.
Ненужная -
к чёрту!
Чёрный крест.
Мы
тебя доконаем,
мир-романтик!
Вместо вер -
в душе
электричество,
пар.(В. В. Маяковский)
№ 4.
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стёклами двойными.(А. С. Пушкин)
№ 5.
Сын Эскулапа, Фебов внук,
По платью враг, по сердцу друг,
Тебе нескладными стихами
Я должен то изобразить,
Что ты умел в нас поселить
Пилюлями и порошками,
И хиной и исландским мхом,
И добрым сердцем и умом.
Сперва судьбе благодаренье
За то, что в области зимы
Ты от простудныя чумы
Столь чудное приял спасенье.
Мой друг, её незримый перст,
Тебя чрез столько сотен вёрст
Меж ратниками, казаками,
Сперва в Рязань, потом в Орёл,
Потом и к дружбе в Чернь привёл,
Потом и познакомил с нами.
Могу сказать тебе в стихах(В. А. Жуковский)
№ 6.
Но иногда по первому выпавшему снегу,
Стоя в пролётке и держась за плечо возницы,
К нему в деревню приезжал фельдъегерь
И привозил письмо от матушки-императрицы.
"Государь мой, – читал он, – Александр Васильич!
Сколь прискорбно мне Ваш мирный покой тревожить,
Вы, как древний Цинциннат, в деревню свою удалились,
Чтоб мудрым трудом и науками свои владения множить…"
Он долго смотрел на надушенную бумагу -
Казалось, слова на тонкую нитку нижет;
Затем подходил к шкафу, вынимал ордена и шпагу
И становился Суворовым учебников и книжек.(Э. Г. Багрицкий)
№ 7.
Молчалин.
Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более напёрстка!
Я гладил всё его; как шёлковая шёрстка!Хлестова.
Спасибо, мой родной.
(А. С. Грибоедов)
№ 8.
Молодой моряк вселенной,
Мира древний дровосек,
Неуклонный, неизменный,
Будь прославлен, Человек!
По глухим тропам столетий
Ты проходишь с топором,
Целишь луком, ставишь сети.
Торжествуешь над врагом!
Камни, ветер, воду, пламя
Ты смирил своей уздой,
Взвил ликующее знамя
Прямо в купол голубой.
Вечно властен, вечно молод,
В странах Сумрака и Льда,
Петь заставил вещий молот,
Залил блеском города.(В. Я. Брюсов)
№ 9.
Государство словно отчим злой,
от кого, увы, не убежать,
ибо невозможно взять с собой
Родину – страдающую мать.(Айдын Ханмагомедов)
№ 10.
Тот ураган прошёл. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.
Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница – бревенчатая птица
С крылом единственным – стоит, глаза смежив.(С. А. Есенин)
№ 11.
Летал сокол по небу,
Гулял молодец по свету.(Народная поэзия)
№ 12.
У людей-то для щей – с солонинкою чан,
А у нас-то во щах – таракан, таракан!
У людей кумовья – ребятишек дарят,
А у нас кумовья наш же хлеб приедят!
У людей на уме – погутарить с кумой,
А у нас на уме – не пойти бы с сумой?(Н. А. Некрасов)
№ 13.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века -
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь – начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.(А. А. Блок)
№ 14.
Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в неё. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся ещё необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключён в тёмно-зелёные стены садов. Девственные чащи черёмух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху всё дышит, всё дивно, всё торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в её глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг всё ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба…
(Н. В. Гоголь)
№ 15.
Лёд крепкий под окном, но солнце пригревает, с крыш свесились сосульки – началась капель. "Я! я! я!" – звенит каждая капля, умирая; жизнь её – доля секунды. "Я!" – боль о бессилии.
Но вот во льду уже ямка, промоина, он тает, его уже нет, а с крыши всё ещё звенит светлая капель.
Капля, падая на камень, чётко выговаривает: "Я!" Камень, большой и крепкий, ему, может быть, ещё тысячу лет здесь лежать, а капля живёт одно мгновение, и это мгновение – боль бессилия. И всё же: "капля долбит камень", многие "я" сливаются в "мы", такое могучее, что не только продолбит камень, а иной раз и унесёт его в бурном потоке.
(М. М. Пришвин)
№ 16.
После Лозинский сам признавался мне, что у него в то время были такие мысли, которые никогда не заходили в голову ни в Лозищах, когда он шёл за сохой, ни на ярмарке в местечке, ни даже в церкви. Там все были обыкновенные мысли, какие и должны быть в своём месте и в своё время. А в океане мысли были все особенные и необычные. Они подымались откуда-то, как эти морские огни, и он старался присмотреться к ним поближе, как к этим огням… Но это не удавалось. Пока он не следил за ними, они плыли одна за другой, вспыхивали и гасли, лаская душу и сердце. А как только он начинал их ловить и хотел их рассказать себе словами, – они убегали, а голова начинала болеть и кружиться. Разумеется, всё оттого, что было много досуга, а перед глазами ходил океан и колыхался, и гремел, и сверкал, и угасал, и светился, и уходил куда-то в бесконечность…
(В. Г. Короленко)
№ 17.
Отец мой заметил это ему; Наполеон подумал и вдруг спросил:
– Возьмётесь ли вы доставить императору письмо от меня? на этом условии я велю вам дать пропуск со всеми вашими.
– Я принял бы предложение вашего величества, – заметил ему мой отец, – но мне трудно ручаться.
– Даёте ли вы честное слово, что употребите все средства лично доставить письмо?
– Je mengage sur mon honneur, Sire 31.
– Этого довольно. Я пришлю за вами. Имеете вы в чём-нибудь нужду?
– В крыше для моего семейства, пока я здесь, больше ни в чём.
– Герцог Тревизский сделает, что может.
(А. И. Герцен)
№ 18.