Кендалл в темноте яростно строчил замечания.
— Вам нужно пойти в полицию.
— Я там была.
— И что?
— Они сказали, что ничего не смогут сделать до тех пор, пока этот тип на самом деле не попытается убить меня.
— Но это нелепо.
— Да.
— С кем вы разговаривали?
— С детективом.
— И он сказал, что они ничем не могут помочь?
— Именно так он и сказал.
— Невероятно! Почему... вы понимаете, что это означает?
— Я так боюсь.
— Это означает, что вы будете спокойно спать в своей постели...
— Я понимаю.
— ...а кто-нибудь придет и нападет на вас.
— Мне ужасно не по себе.
— Это означает, что сегодня вечером вы можете выйти из ресторана...
— Я понимаю.
— И в эту самую минуту...
— Я понимаю.
— Убийца может уже поджидать вас с ножом в руке.
— А что я могу сделать? О Господи, ну что я могу сделать?
— Я немедленно отправляюсь домой и звоню кое-кому. У меня есть несколько знакомых, которые в состоянии прищучить этого вашего детектива и выяснить, что он может для вас сделать. Допивайте кофе, я вас подвезу.
— Не нужно, езжайте. Я и пешком дойду. Здесь же всего несколько кварталов.
— Вы уверены?
— Да, езжайте.
— Я беспокоюсь о вас, дорогая.
— Ну что вы, не стоит.
— И все-таки я беспокоюсь.
— Хорошая сцена! — прошептал Корбин.
Кендалл промолчал.
Он наблюдал, как Купер подошел к Хелен Фрирз, в данный момент играющей кассиршу, заплатил по счету, толкнул воображаемую вращающуюся дверь и вышел на улицу. Пока он шел за кулисы, Джози допивала свой кофе.
— Вот сейчас должно начать темнеть, — сказал Кендалл и сделал пометку, что темнеть должно чуть раньше. Джози допила кофе, взяла салфетку, аккуратно промокнула губы, немного помедлила, встала, нехотя надела пальто — о Господи, как она была хороша! — придвинула стул обратно к столу, подошла к кассирше, заплатила по счету и толкнула все ту же воображаемую вращающуюся дверь.
Начало темнеть.
Когда Джози двинулась через сцену, ресторан у нее за спиной — сперва стол и стулья, потом стойка кассирши — медленно стали погружаться в темноту. Подняв воротник пальто, словно защищаясь от пронизывающего ветра, девушка смело вышла наружу, С каждым ее шагом за ее спиной становилось все темнее и темнее. А потом свет зловеще начал меркнуть и перед нею, так что теперь девушка шла в сгущающейся темноте, а позади нее лежала сплошная тьма.
Из этой тьмы внезапно возник высокий мужчина в длинном черном плаще и надвинутой на глаза шляпе — Джерри Гринбаум, на этот раз не отпускающий никаких шуточек, играющий всерьез, в костюме, который он откуда-то выудил и впервые надел. Если на предыдущих репетициях он использовал вместо ножа какую-то деревяшку, то теперь — возможно, вдохновленный этим освещением — Джерри сжимал в руке настоящий хлебный нож, который он подобрал где-то за кулисами. Он держал его высоко над головой, как Тони Перкинс в «Психо», когда он подходит к Марте Бэлсэм. Джерри даже двигался так же, как Перкинс, — широкой, размашистой походкой, на негнущихся ногах, и одного воспоминания об этой сцене было достаточно, чтобы у зрителя кровь застыла в жилах, — хотя Кендалл планировал построить эту сцену немного по-другому.
Нож злобно устремился вниз, и, когда Джози повернулась, чтобы скрыть этот треклятый удар от зрительного зала, его лезвие сверкнуло в точно нацеленном луче света. Нападавший исчез во тьме. Джози упала на сцену и застыла.
Потом, словно плакальщики на ирландской тризне, возникли остальные актеры, окружая упавшую Актрису.