Хорошо помню сцену моего представления педагогическому коллективу Яснозоренской школы. Словно было вчера, вижу глаза учителей, в которых понятный мне вопрос: "Кто ты?" "А в самом деле, кто? - мысленно вступая с ними в разговор, думал я. - Что принесу вам? Я не управлять хочу, а думать вместе с вами, вместе бороться за школу для детей" И вот я в кабинете директора… у себя в кабинете. Все ушли домой. Завтра мой первый день, вторая четверть 74/75 учебного года, с чего начать? В воображении проносились эпизоды из жизни в Бессоновке, строительство школы. "Помнишь, настоящее взаимопонимание встретил только тогда, когда, взяв мастерок, встал рядом с рабочими, когда они поверили, что ты не командовать пришел, а вместе с ними дело делать. Ты обратил внимание на то, как по–разному отнеслись к идее школы комплекса рабочие и учителя? Для первых она стала собственной, а для вторых оказалась чужой, продиктованной "сверху". Новое должно обязательно созреть, родиться в коллективе. Нельзя распространять опыт директивной кампанией. Навязанное новшество превращает людей из творцов в слепых исполнителей. Так с чего начать?.." Внезапно я услышал чьи–то взволнованные крики. Что это? Быстро поднявшись, открыл окно. В кабинет ворвался холодный осенний ветер и вместе с ним ожесточенна грубая брань, от которой стало жарко: крик был детский. Я увидел жуткую сцену: два рослых подростка били в овраге мальчишку лет одиннадцати. Не помню, как бежал по лестнице со второго этажа и дальше вниз. Через несколько мгновений, схватив за шиворот хулиганов, тряс их с такой силой, будто навсегда хотел вытрясти эту звериную жестокость к человеку: "Что же вы делаете!", вдруг один из них захныкал: "Прости–и–те… мы больше не бу–у–дем… прости–и–те… дядечка…" Я молча разжал руки, подростки стояли, потупив головы. "Что это там за фраер нашелся?" - раздался неприятный скрипучий голос. Я обернулся и увидел троих лохматых парней, на вид около 18-20 лет. Они восседали на небольшом бугорке в метрах двадцати от меня, потягивая сигареты и смачно сплевывая себе под ноги. Все трое, зло прищурив глаза, нагло смотрели в мою сторону. Я понял, что это они стравили ребят, и если сеид отступлю, если не дам решительного боя, то никогда в этой школе никаким приказом не утвердить меня директором. "Так что же, драться? А если это акселераты–ученики? Ты же директор, учитель…" - говорил один внутренний голос, но другой твердо и настойчиво повторял: не отступать…" "Но–но, уж и пошутить нельзя", - уже не так уверенно и нагло сказал один из парней. Все трое, словно нехотя поднялись и неторопливо двинулись прочь. Я шагнул за ними: "Подождите! Куда же вы?" Один из них обернулся и вдруг помчался к растущему по склону оврага тернистому кустарнику. Остальные за ним. Я остановился. Вот дебют… Но на душе стало легче: хороший урок для того, кто остался и, конечно, во все глаза наблюдал за мной. Подошел к мальчишкам. Вы же человека, понимаете, че–ло–ве–ка били. Запомните на всю жизнь: нет на земле ничего омерзительней трусости и жестокости, - громко, чтобы слышали и те, в кустах, говорил я. - Вы в каких классах учитесь? - спросил уже другим тоном. Но мальчишки упорно хранили молчание. А вот это уже не по–мужски… Неужто боитесь?.. – А что бояться? Я-в шестом, зовут меня Вовка. – А мы в седьмом… Он-тоже Вовка, а я-Коля. – А я ваш директор, Михаил Петрович… На следующее утро отправился в школу… В здании было пусто, неуютно. Настроение мое и вовсе упало когда в нескольких местах на стенах, еще пахнущих свежей краской, увидел пошлые надписи. Внизу послышались громкие голоса ребят и шумный топот ног. Я посмотрел на часы: было уже около восьми. Сердце взволнованно забилось-начинался школьный день. Мимо меня по лестнице стремительно пронеслись, не остановившись, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, два запыхавшихся парня примерно из VII или VIII класса. "А–а–а–а!" - раздался наверху режущий уши крик… "Это жертва… -мелькнуло в голове. - Надо выручать". Быстро поднявшись, я увидел, как старшеклассник с легкой улыбочкой на круглом скуластом лице энергично "отпускал шалобаны" лежащему на полу и зажатому между его колен подростку, который не то от боли, не то дурачась вопил свое пронзительное "а–а–а". - Встаньте! - властно и твердо сказал я. - А что мы сделали? - бормотал парень, поднимаясь с пола и отпуская свою "жертву". Мы же играем… Видите, он же не плачет. - В чем смысл игры? Бить друг друга по очереди и по очереди изо всей силы вопить диким голосом?! - Директор… -сказал кто–то сзади шепотом. Я обернулся… В двух шагах от нас стояла группа ребят, человек восемь-десять, в пионерских галстуках.. "Кто же это знает меня? - подумал я… -А–а, старые знакомые. Это те же, что вчера… Вовка и Коля… нехорошо как–то начинается моя работа: сплошные замечания… Нехорошо…" Доброе утро, - уже громко сказал я. Доброе утро! Здра–сьте! - нестройно ответили мальчишки. Вовка и Коля улыбались, будто говорили: "Ничего–ничего, не унывай, поможем". У остальных лица были серьезные, из глаз буквально выпирало любопытство и недоверие: "Кто ты?"
Линейка.