В ту же ночь некий человек, разбойник, по имени Фома Хаберцыев,* был поставлен великим князем в охранение на реке; человек он был простой, а поставлен был в сторожевой отряд от татар. Этому человеку, чтобы он поверил в чудо архистратига Михаила,* бог открыл видение в ту ночь. Он увидел на высоте огромное облако, которое двигалось с востока, а из него вышли два светлых юноши,* держащие в руках острые мечи, и сказали они полководцам татарским: "Кто велел вам губить отечество наше, которое нам господь даровал?". И стали их рубить, и ни один из них не спасся. И с тех пор тот человек стал веровать и сделался целомудренным и христолюбивым. Наутро он поведал об этом только великому князю. И тот сказал: "Никому не говори об этом". А сам, воздев руки к небесам, стал плакать и говорить: "Господи владыко человеколюбец! По молитвам святых мучеников Бориса и Глеба помоги мне, как ты помог Моисею на Амалика,* и Давиду на Голиафа, и прадеду моему князю Александру на короля шведского,* похвалявшегося разорить отечество наше. Ныне же, Господи не по грехам моим воздай мне, но излей на нас милость твою и просвети нас благо-утробием твоим. Не дай нас на посмеяние врагам нашим, да не порадуются враги наши на нас, да не скажут в странах иноверных: "Где он, бог их, на которого они надеялись?".* Помоги, господи, христианам, призывающим имя твое святое!".
И вот настал великий праздник, начальный день спасения рода христианского, Рождество пресвятой богородицы, т. е. сентября 8 день. На рассвете дня воскресного, когда всходило солнце, был туман в то утро, развернулись флаги христианские, затрубили многочисленные трубы. Кони всех князей и воевод и всех удалых людей замерли от звука трубы. Каждый шел под своим знаменем. И все полки построились, как велел им Дмитрий Волынец. Когда настал первый час дня, с обеих сторон послышались звуки труб. Но татарские трубы вдруг замолкли, а русские зазвучали еще громче. А полки друг друга не видят из-за тумана. И всюду земля гремит, грозу передает с востока до моря и на запад до Дуная. А поле Куликово как бы прогибается, затряслись луга и болота, реки и озера из берегов вышли - ведь никогда еще не бывало стольких полков на месте том.
А великий князь, пересаживаясь с одного борзого коня на другого, ездил по полкам своим и говорил со слезами: "Отцы и братья, идите на подвиг ради господа, за веру христианскую! Эта смерть - не смерть, а вечная жизнь. Не желайте, братья, ничего земного, не помышляйте о богатстве, чтобы не совратиться на себялюбие, - чтобы Христос, наш бог и Спаситель, увенчал нас победными венцами!". И укрепил он речью своей полки русские. Исполнив это, пришел он под свое черное знамя, и сошел с коня, и сел на другого коня, и снял с себя царскую одежду, и в другую облачился. А коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку,* которого он безмерно любил, и одежду царскую на него надел, и то знамя велел рынде своему возить перед ним. Под этим знаменем и был убит Михаил Андреевич за великого князя.
Великий князь Дмитрий Иванович стал на месте своем, воздев руки к небесам, потом сунул руку свою за пазуху, где был у него живоносный крест, на котором изображены страсти Христовы,* и заплакал горько и сказал: "На тебя только надеюсь, живоносное древо!* Честный крест! Таким образом явился ты православному греческому царю Константину* и дал ему победу в битве с нечестивыми, твоим всесильным образом победил он их, ведь не могут обрезанные против твоего образа устоять. И ныне покажи, господи, милость свою на рабах своих", - так он говорил.
В то время пришли посланные от преподобного игумена Сергия с письмом. В нем было написано так: "Великому князю Дмитрию, всем русским князьям и всем православным христианам мир и благословение". Великий князь, услышав, что от преподобного старца послание принесено, принял послание, а посланника приветствовал любовно и тем посланием, как некиими бронями твердыми, укрепился. Посланный же подал ему дар от игумена Сергия - богородичную просфору.* Великий князь съел тот хлеб святой, простер руки свои к небесам и воскликнул громким голосом:. "О великое имя святой троицы! Пресвятая госпожа богородица, помоги нам молитвами твоими и молитвами преподобного игумена Сергия!".
И сел великий князь на коня своего, крепко держа его в руках, и взял палицу свою железную, и выехал из полка; желал он сам начать - от горести душевной и за свою обиду. Многие князья русские и воеводы удерживали его, не пускали его, говоря: "Не следует тебе, государь, великий князь, в нашем полку быть, тебе надлежит в своем полку стоять и за нами наблюдать, - а то перед кем нам показать, как мы бьемся. Если бог, по милости своей, тебя, государя, великого князя, спасет (а нам как бог судит - кому смерть, кому жизнь), - как же ты сможешь узнать, кого из нас почтить и пожаловать? Мы готовы ныне
головы свои сложить за тебя, государя, великого князя. А тебе, государь, следует увековечить тех, кто за тебя, государя, головы свои сложит, и в книги соборные записать их для памяти, для сынов русских, которые после нас будут, как царь Олентий* увековечил память Феодора Тирона.* Если тебя одного убьют, то можем ли мы рассчитывать, что нас не забудут? Если мы все живы будем, а ты один погибнешь, - что за успех нам будет? Мы будем как стадо овец без пастыря, побредем мы, ничего не видя, и пришедшие волки разгонят нас, и кто сможет собрать нас? Государь, тебе надлежит спасти себя и нас". Великий князь прослезился и сказал им: "Братья мои милые, хороши ваши речи, я не могу возразить, правильно вы говорите, и ваши речи делают вам честь. Но знаете и понимаете, братья мои, мучение страстотерпца Христова Арефы,* который был замучен Иустинианом, царем омиритским.* Через много дней царь велел вывести его на площадь и отсечь ему голову. Доблестные воины этого сильного воеводы друг перед другом спешат на смерть, преклоняют головы свои под меч и видят уже конец своей жизни. А тот сильный воевода Арефа запретил это своему войску и сказал: "Послушайте, братья мои, вернитесь, ведь я у земного царя был выше вас и дары прежде вас получал. А теперь прежде вас подобает мне увидеть царя небесного и венец от него принять. Прежде ваших моей голове положено быть отсеченной". И подошел воин, и отсек ему голову, а после и пятьсот воинов казнены были. Так и теперь, братья, кто выше меня среди русских князей? Я был вам глава и блага'от бога получил. Разве я не могу теперь перенести испытание? Из-за меня одного началось нашествие на Русь. Как же я могу видеть, как вас убивают, а сам стоять и смотреть? И всего прочего я не вынесу. Нет, я хочу общую с вами чашу испить и общей с вами смертью хочу умереть. Если умру - вместе с вами. А сейчас останемся, и потянемся за передовым полком, выступившим впереди нас".
А передовой полк ведет Дмитрий Всеволож, а справа от него идет Микула Васильевич с коломёнцами и со многими другими. А у татар оба полка бредут вместе, им негде разойтись, мало места. А безбожный царь Мамай выехал на высокое место с своими князьями-темниками, глядя на кровопролитие человеческое.
Уже полки близко сошлись. И выехал из полка татарского один печенег, похваляясь своим мужеством и храбростью, подобный древнему Голиафу. Увидел его чернец Пересвет, который был в полку Дмитрия Всеволожа, выехал из полка и сказал: "Этот человек ищет подобного себе. Я хочу с ним встретиться!". Был на нем шелом архангельского образа* - он был схимой вооружен по повелению игумена Сергия, и сказал он: "Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат Ослябя, моли бога за меня, поддержи меня против этого печенега! Преподобный отче Сергий, помоги мне молитвой твоею!". И устремился он на врага своего. Христиане все воскликнули: "Боже, помоги рабу своему!". И они крепко ударились копьями, и земля едва-едва не проломилась под ними, а кони их окарачились. Они же оба упали на землю и тут же скончались.
И вот настал второй час дня. Увидел это великий князь и сказал своим полководцам: "Видите, братья, гости наши приближаются к нам, будет тут нам наша круговая чаша, из которой мы все выпили и веселы. Уже время надлежащее настало, час пришел". И ударил каждый по коню своему, и крикнули все единогласно: "С нами бог!". И опять сказали: "Боже христианский, помоги нам!". А татары на своем языке восклицали.
И сошлись жестоко, треснули копья харалужные, звенят доспехи золоченые, стучат щиты червленые, гремят мечи булатные, блещут и сабли булатные. А многие не только оружием побиты, но друг друга давят, и под конскими ногами умирают, и от великой тесноты задыхаются, потому что невозможно им было вместиться на поле Куликовом между Доном и Мечей, тесно им было на том поле, ибо сильные полки соступились, а из них вытекают кровавые реки. И трепетали молнии от блистания мечей и сабель булатных, и был будто гром от ломания копий. Ужасно и страшно было видеть этот грозный час смертный - в один этот час в мгновение ока столько тысяч человек погибает, созданий божиих! Ибо воля господня совершается. В то время реки в тех местах помутнели, затряслись болота и луга, и озера из берегов вышли, затоптались холмы высокие, а траву подмыло потоками крови, льющейся как потоки речные во все стороны. И до пятого часа бились, не ослабевая, христиане с татарами.
Когда настал шестой час, по божьему попущению за наши грехи стали одолевать татары. Многие из русских вельмож уже погибли. Удальцы русские, как сильные деревья, сломились. То не туры ревут - то русские удальцы врыты в землю конскими копытами, многие сыновья русские погибли. И самого великого князя ранили. И он склонился с коня и выехал с побоища еле-еле, он не мог уже биться. А татары многие знамена великие подсекли, но божьей помощью не до конца были истреблены русские, но более укрепились.