Детдомовское время измеряется лошадью. Цоканье копыт под окнами означает, что пришло время сдачи белья или кормления, в зависимости от того, что следует за цоканьем: шмяканье или бряканье. Брякают большие железные бидоны с обедом, шмякаются мешки с бельём.
Утром мы определяем по лошади, успеваем ли мы на завтрак: если, войдя в калитку, мы видим силуэт лошади с телегой на фоне кухонной стены, значит, всё в порядке. Если лошади нет, нужно поторопиться: завтрак уже повезли по корпусам.
Фонарик
Зимой, когда мы с Таней выходили из детского дома, на улице была тьма. Под окнами первого этажа лежали светлые пятна, но через несколько шагов начинался лес. Мы шли, нащупывая стволы сосен и спотыкаясь о корни. Мой друг Сашка подарил нам фонарик, похожий по форме на маяк. Я цепляла его к пуговице пальто, и он образовывал круг света. Фонарик был тёплый и умещался в ладони. Он осветил самые тёмные зимние дни, а потом разбился.
Карусель
Лето началось с карусели на площади. Площадь города N, как и полагается главной площади, вмещает в себя всё: почту, милицию, церковь, пекарню, кинотеатр, аптеку и универсальный магазин. Откуда взялась карусель, я не знаю, наверное, приехала: она на колёсах. Большая двухколёсная тачка, на тачке – зонтик. Синие сиденья на цепях по утрам заправлены внутрь тачки, а вечером свободно трепещут на ветру. Никогда не видела, чтобы на карусели кто-то катался.
Черника
Черника растёт в лесу вокруг детского дома. Её очень много. Мои дети чернику не едят – не привыкли. Даю Валере ягоду. Он долго катает её на языке.
Раздавил, сморщился и выплюнул. Смотрит на меня. Лицо недовольное, губы измазаны черникой.
Босиком
Каждый раз, когда он проводит большим пальцем по кольчуге шерстяного носка, я пытаюсь понять, что это для него значит, и гадаю, как часто он получает возможность самостоятельно исследовать мир. Больше пауз. Меньше меня. Когда он сам протягивает руку и трогает ствол дерева, это триумф сосредоточения.
Я села на край песочницы так, чтобы босые Ларисины ноги касались травы. Очень осторожно: никто не знает, как она отнесётся к столь сильному ощущению. Мы сидели долго, чтобы она привыкла. А потом я опустила Ларисины ноги в тёплый песок – тоже осторожно и медленно. Если ей не понравится, она будет плакать. Лариса не плакала. Её лицо выражало напряженную работу мысли: сколько всего происходит! Для неё это, наверное, целое путешествие.
В этом году он уже не морщится, первый раз за лето ступив босиком на траву. Шагает не очень уверенно, но улыбается. Сначала мы идём по траве, потом по нагретому солнцем деревянному мостику. Я и сейчас, когда пишу, чувствую пальцами ног влажные листья одуванчика и тёплые гладкие доски. Ещё одно ощущение: пропустить через кулак стебель подорожника, чтобы в кулаке остались зёрнышки.
Сашка
Когда мы собрались ехать на автобусе в крепость, доктор сказала:
– А люди не испугаются, когда его увидят? Может быть, кого-нибудь другого возьмёте?
– Что ж теперь, если он не очень красивый, ему никуда не ездить?
– Да, но он такой больной…
– Не больнее, чем другие! – крикнула я на бегу: подъехал автобус.
У Сашки очень большая голова и красно-синее родимое пятно в пол-лица. Но когда к этому привыкаешь, видишь, что Сашка очень даже ничего.
Все вещи на свете он делит на три категории:
– то, что можно грызть, жевать и сосать. В эту группу, кроме очевидного, входят, например, камни, и вообще всё, что влезает в рот.
– стучалки. Назначение этой категории понятно из названия. Всё, чем можно стучать, колотить о свою коляску, спинку кровати, а иногда, к сожалению, о собственную голову Здесь вещи, не вошедшие в первую категорию, кроме совсем мягких и совсем тяжелых.
– вода и другие жидкие субстанции. О-о-о! Если это нельзя выпить залпом (а Сашка чуть ли не единственный человек, которые ест и пьёт быстрее меня), нужно опустить туда руку и поднять тучу брызг.
От той поездки в крепость в памяти осталось несколько картинок:
Сашка в автобусе. Сидит через проход от меня и ухмыляется.
Сашка, босой (носки уже пожевал, теперь они сушатся на ручке коляски), сидит по-турецки и с невозмутимым видом обозревает окрестности.
Сашка у колодца. Мы вытащили ведро воды, Сашка опустил туда руку и почти достал до дна. Вода холоднющая.
Однажды мы взяли Сашку на озеро. Выражение его лица, когда он понял, что всё это – вода, надо было видеть.
Театр
Марианна Майер сказала, что ребёнок очень многое может, когда чувствует себя нужным. Если, например, он играет в спектакле и знает, что спектакля без него не получится.
Так появилась наша театральная группа.
Мы решили поставить спектакль по сказке Чуковского "Тараканище". Творческая группа состояла из одиннадцати актёров, а число режиссёров постоянно менялось.
Поставить спектакль, когда большая часть актёров не говорит и не ходит, – задача не из лёгких.
Мы собрались в игровой, прочитали пьесу вслух и приступили к распределению ролей.
"Ехали медведи на велосипеде"… Кто хочет быть медведем?
Мало кто знал, что такое медведь, и мы показали картинку в книжке. Так же поступили с остальными персонажами.
Немецкие волонтёры тоже сверяли русские слова с картинками, если Майке, которая довольно хорошо знает русский, не могла перевести. Правда, накануне спектакля выяснилось, что немцы всю дорогу путали рака с жабой, но это мелочи.
Среду после обеда мы объявили театральным временем. Репетировали в игровой, а потом, когда поняли, что там не хватает места, в коридоре возле буфетной. Обойти нашу весёлую толпу было невозможно, поэтому нянечки, медсестры и врачи просили нас расступиться, и мы расступались, словно море перед народом Израилевым. Каждую среду нас спрашивали, чем мы тут занимаемся. Каждую среду мы объясняли, что каждую среду репетируем спектакль. Каждую среду нам отвечали, что впервые это видят. Даже в день премьеры, сред двадцать спустя, нашлись люди, утверждающие, что слышат о спектакле впервые.
Принцип работы с актёрами был прост: если наш актёр мог сам делать то, что полагалось по роли, он это делал, а если не мог, мы это делали за него (говорили, например, или двигали его руками, или катили его коляску). Сказка "Тараканище" хороша тем, что в ней много ролей, которые играть не нужно, достаточно быть в образе. Если ты "комарик на воздушном шарике", твоя единственная задача – держать воздушный шарик, а с этим трудно не справиться.
Вы спросите, все ли ребята понимали, что мы делаем спектакль и что такое спектакль, о чём говорится в сказке и так далее?
Конечно, не все. Но весело было всем, потому что спектакль – это музыка, игра, движение, а этого мало кто не любит. К тому же, когда какие-то действия и слова повторяются из раза в раз, они становятся привычными и более понятными.
Роль Тараканища исполнял Миша из СПИД-палаты, так у нас называют группу ВИЧ-инфицированных детей. Миша – нормальный мальчишка, только не говорит. Зато прекрасно объясняется с помощью жестов. В свои шесть лет Миша обладает недюжинным инженерным талантом. В игровой он первым делом хватает ящик с инструментами и начинает завинчивать и подкручивать все шурупы и винты, которые попадаются ему на глаза. Как-то раз он вполне профессионально починил нам стул.
Тараканище из Миши получился что надо. Он "рычал, кричал и усами шевелил", иногда, правда, отвлекаясь на поиски отвёртки или молотка.
А у Алины обнаружился настоящий драматический талант. На фразе "едут и смеются, пряники жуют", она смеялась, а когда "бедные, бедные звери плачут, рыдают, ревут", закрывала лицо руками и очень правдоподобно рыдала. При этом она время от времени отнимала руки от лица, чтобы пояснить: "Алина плачет!"
Я очень старалась, чтобы всё было по-настоящему, поэтому накануне премьеры собрала всех участников и сказала речь. Такие речи, как мне кажется, атрибут любого настоящего театра:
– Итак, завтра у нас премьера! (я сделала паузу, чтобы все как следует прониклись серьёзностью момента, а Майке в это время перевела мои слова другим немцам). – У нас премьера, и смотреть на нас придут все Самые Главные. Поэтому имейте в виду: если мы провалимся, лучше бы нам вообще на свет не рождаться. А значит, собрались и работаем! Работаем-работаем!
Декорации мы с ребятами нарисовали на простынях, а костюмы сделали из белых футболок. Это было несложно: ребёнок обмакивал руку в краску и оставлял отпечаток на ткани. Если краска серая, значит, получился костюм зайца, если зелёная – жабы. Чтобы облик персонажей был более определённым, мы попробовали надеть на детей маски, но дети были против того, чтобы чем-то закрывать лицо. Тогда мы прикрепили к футболкам кукол-зверей для кукольного театра, но оказалось, что некоторым нравится хватать куклу и тянуть изо всех сил, пока не оторвётся. Пришлось обойтись гримом, против него никто не возражал.
Вечером накануне премьеры мы с Таней нарисовали афишу, а утром повесили её в коридоре. Было тепло, поэтому показывать спектакль решили на улице. Началась обычная пред-премьерная суета: возня с костюмами и гримом, развешивание декораций по забору, расстановка стульев для зрителей и тысяча других мелких дел.
Нашими зрителями были нянечки и дети, не занятые в спектакле.