Ломоносов-историк заимствует исследовательский метод у Петра: "Вслед за Петром Великим М. В. Ломоносов стремился к точному изложению исторических фактов. Поэтому практикой своих исследований он предотвратил продолжение литературного домысливания как формы изложения исторического прошлого, что имело место в "Истории Российской" В. Н. Татищева" (Свердлов 2011, 831).
Ломоносов-поэт вдохновляется военными победами Петра: "Торжественные оды были плодами <…> воинственного вдохновения. Лира Ломоносова была отголоском полтавских пушек. Напряжение лирического восторга сделалось после него, и без сомнения от него, общим характером нашей поэзии" (Вяземский, 5, 5) . Тема Полтавы естественным образом включается в контекст обсуждения отношений России и Запада, тема восхищения Петром – с мотивами искренности и силы, тема поэзии – с темой науки: "Восторг Ломоносова был восторг неопределенный, но искренний; это было отражение радости Петра после полтавской битвы, чувство своей силы и твердая надежда на блестящую будущность. Петр был любимым героем Ломоносова, как вообще он был путеводною звездою, краеугольным камнем, на котором опиралась сила петербургской империи. Ломоносов поминает Петра в каждой своей оде, и точно так же он поминает науки: то уверяет, что для них настало счастливое время, то указывает на широкое поприще для них в России, то предается надеждам:
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
И почему ему было не надеяться? Он сам сознавал в себе полную силу, сам стоял наряду с величайшими учеными того времени, с Вольфами и Эйлерами; он чувствовал себя столь большим, что считал себя выше целой академии немецких ученых, учрежденной в Петербурге <…>. / Счастливые времена! Не было и мысли о каком-нибудь разладе, не было и тени сомнения в том, что мы уже навсегда слились с Европою, что скоро во всем совершится предсказание, данное полтавскою битвою, то есть, что ученики победят учителей " (Страхов 1868, 33-34).
Будучи близко соотнесены, Петр – создатель новой России и Ломоносов – создатель нового русского языка и новой литературы могли осмыслять в единстве вплоть до условного отождествления; см., напр., у К. Н. Батюшкова в "Речи о влиянии легкой поэзии на язык" (1816): "Он то же учинил на трудном поприще словесности, что Петр Великий на поприще гражданском. Петр Великий пробудил народ, усыпленный в оковах невежества; он создал для него законы, силу военную и славу. Ломоносов пробудил язык усыпленного народа; он создал ему красноречие и стихотворство, он испытал его силу во всех родах и приготовил для грядущих талантов верные орудия к успехам" (Батюшков, 2, 238) . Ср. в "Литературных мечтаниях" В. Г. Белинского (1834): "С Ломоносова начинается наша литература; он был ее отцом и пестуном; он был ее Петром Великим" (Белинский, 1, 42) ; ср. еще; "В XVII веке Симеон Полоцкий писал не лучше Графа Тибальда, и, даже в начале XVIII, Кантемир не превосходил Ронсара: как Россия ждала Петра, так ея Поэзия и самый язык ждали Ломоносова" (Иванчин-Писарев 1837, 47-48). Суждения Ломоносова о Петре осмысляются как автохарактеристика: "То, что Ломоносов говорил о любимом герое своем, которого славил он и в одах, и в похвальных словах, можно сказать о нем самом: "не могу себя уверить, что один везде, но многие, и не краткая жизнь, но лет тысяча". В период времени с 1739 года по 1765 год гений науки проявил такую же всеобъемлющую многосторонность, какую сам он видел в гении-царе. Он на поприще науки, как и его идеал, был во всем велик <…>" (Давыдов 1855, LXIII). Следующий шаг в развитии темы: "Во главе "новой" русской литературы стоят Петр Великий и Ломоносов" (Архангельский, 1907, 3). Напомним и об особом мнении И. С. Тургенева, который также был склонен соотносить Ломоносова с Петром, но при этом полагал, что миссия первого поэта была сложнее миссии первого императора: "Une littérature est encore plus difficile et "plus lente à créer qu’un empire. Aussi le premier écrivain digne de ce nom qu’ait produit la Russie, Lomonossoff, n’apparut que dix années après la mort de Pierre le Grand" (Тургенев, 12, 501). Ср. еще замечание Ф. М. Достоевского (возможно, несколько двусмысленное), считавшего, что Ломоносов выступил своего рода посредником между Петром и Россией: "Кто же формулирует новые идеи в такую форму, чтоб народ их понял, – кто же, как не литература! Реформа Петра Великого не принялась бы так легко в народе, который и не понял бы, чего хотят от него. А каков был русский язык при Петре Великом? Наполовину русский, наполовину немецкий, потому что наполовину жизни немецкой, понятий немецких, нравов немецких привилось к жизни русской. Но русский народ не говорит по-немецки, и явление Ломоносова сейчас после Петра Великого было не случайное" (Достоевский, 18, 126). Но Ломоносов не только облек в доступную народу форму эти "новые идеи", но и создал канонический (по крайней мере для для официальной культуры) образ их автора: "До сих пор нам обыкновенно рисовали Петра реторическими красками, заимствованными из похвального слова ему, сочиненного Ломоносовым. Петр представлялся нам в сверхъестественном, невозможном величии какого-то полубога, а не великого человека, и мы привыкли соединять возвышенные идеи, мировые замыслы со всеми самыми простыми и случайными его поступками" (Добролюбов, 3, 79) .
Не только Петр прославлен Ломоносовым, но, одновременно, и тот, кто покровительствовал поэту, ср. в оде Г. Р. Державина к И. И. Шувалову:
О ты, кто наполнял пиитов дух пареньем
И был их Аполлон и стал бессмертен сим,
Что песнь Петровых дел под именем твоим
Чрез Ломоносова в концы гремяща мира
Тобой ободрена, – хвала тебе та лира!(Державин, 1, 51).
В отдельных случаях имена Петра и Ломоносова используются как знаки той историко-психологической реальности, которая образовала "новую Россию", и при этом как указания на своеобразие личности третьего лица, напр.: "В Дашковой чувствуется та самая сила, не совсем устроенная, которая рвалась к просторной жизни из-под плесни московского застоя, что-то сильное, многостороннее, деятельное петровское, ломоносовское, но смягченное аристократическим воспитанием и женственностью" (Герцен, 12, 362).