Мы исходим из постулата древней диалектной множественности и поэтому не ищем ответа на все вопросы в субстрате-суперстрате. Поучительная пестрота мнений, например, о субстрате германского говорит о зыбкости этого понятия, причем одни просто признают этот субстрат, другие относят к нему 30% германской лексики, третьи считают, что он огромен, тогда как четвертые уверены, что он вообще маловероятен. В одном западном варианте ответа на вопрос "Кто такие германцы?", помимо различных археологических аргументов, делается упор на "архаическую лексику неиндоевропейского происхождения", куда автор относит герм. *hrugna– "икра (рыбья)", *dubon– "голубь" и ряд других слов. Однако давно известно родство первого из них с такими названиями лягушачьей икры из первоначального обозначения крика этих земноводных в брачный период, как русск. диал. крек, крек "лягушачья икра", лит. kurkulai – то же, т.е. это исконная лексика повседневных понятий, которую не было надобности брать из субстрата, как равным образом и германское название голубя (*dubon-, нем. Taube), давно объясненное из первоначального названия темного цвета (подобный принцип называния голубя также известен в разных языках). Необходимость этимологической проверки этих утверждений, таким образом, очевидна. Проверка этимологии тем более важна, что сейчас все больше признается этногенетическая важность лексических свидетельств сравнительно с фонетическими различиями, которые конституировались относительно поздно, в славянском – начиная с I тысячелетия нашей эры, в германском – не ранее середины I тыс. до н. э., тогда как лексические изоглоссы "золото", "серебро", "рожь", "свинья", "поросенок", "рало", "сеять", "серп" и многие другие насчитывают к этому времени не одно тысячелетие, а с ними и языковая, и культурная самобытность соответствующих индоевропейских племен.
По этой линии – наличие или отсутствие лексических связей, общих новообразований – идет изучение древнеиндоевропеских диалектов. Констатируется, например, отсутствие соседства древних германцев и древних греков. Греки – это особая глава индоевропейской проблемы. Утверждения, что греки направлялись в Эгеиду из Малой Азии, кажутся сомнительными ввиду стойкой античной традиции ионической миграции, наоборот, в Малую Азию из Аттики XI – X вв. до н. э., которая подтверждается археологически и, возможно, лингвистически, ср. Attike (ge) – "отцовская (земля)", если от atta "отец" (любопытен фамильярный статус производящего и производного); аналогично metropolis – "главный город", "город-мать" (тоже в отношении колонии). Греки пришли в Грецию, очевидно, с севера, одно из их полулегендарных названий – Danaoi "данайцы" – указывает прямо на Дунай, сохраняя архаичную форму названия среднего течения этой реки. Есть мнение, что традиция о походе аргонавтов на север – это ранняя традиция о "возврате греков". Археологические следы важной проблемы прихода греков в Грецию и Эгеиду, конечно, еще предстоит изучать специалистам.
Армяне – столь же обособленная индоевропейская ветвь, как и греки, но их пути и контакты затрагивают многие другие индоевропейские группы, и в данном случае мнение, что протоармянский лишь незначительно перемещался внутри Малой Азии, наталкивается на лингвистические противоречия. Даже если оставить пока в стороне крайние концепции – о встрече праславян и праармян на Украине или о соседстве армян с индийцами к северу от Черного моря, не говоря уже о киммерийской теории генезиса армянского, то палеобалканские связи и истоки армянского до его появления в Малой Азии и на Армянском нагорье остаются вне всяких сомнений. Достаточно сослаться на известную традицию Геродота о том, что "армяне – фригийские колонисты". Сами фригийцы, бывшие, видимо, следующей волной балканских переселенцев, известны в Малой Азии уже со II тыс. до н. э. Все это население имеет прочные корни среди балканских индоевропейцев, где оставались близкородственные бригийцы и пеоны. Для предыстории армян особенно интересны последние, чей этноним Paiones, продолжающий древнее *pai(u)es "луговые (жители)", ср. более краткую старую форму в составе близкого этнонима Paio-plai, проливает новый свет на само название армян Наук' < *paies, в результате чего армяне, эти записные жители гор, тоже оказываются первоначально "луговыми", "долинными" (связь с названием страны Haiasa менее вероятна, как, впрочем, и с этнонимом Hatti, что побуждает некоторых вообще признавать этноним Наук' неясным). Пеоны, мизийско-фригийское племя, владели речными долинами Фракии, они сидели и на реке Erigon (современная Црна река, т.е. "Черная река", в Македонии, бассейн Вардара), что этимологически тождественно (Erigon) арм. erek "вечер" (т.е. "темнота"). От рек Вардара и Струмы следы протоармян восходят еще дальше на север, где в Дунай в Румынии впадает река Vedea, этимологически – "вода", в своей огласовке взаимно покрывающаяся с фриг. bedu и арм. get, "река". Ареной известных науке сепаратных изоглосс армянского с греческим и с древнеиндийским реально могло быть древнее Подунавье с примыкающими районами.
Значительное количество общих изоглосс обнаруживают также армянско-славянские языковые связи. Из них мы выделим соответствие названий железы: арм. gelj – слав. *zheleza. Если из этого же этимологического материала славянские и балтийские языки развили общее новообразование – название железа, что позволяет датировать интенсивные балто-славянские контакты с эпохи железа, т.е. около 500 г. до н. э., то армянско-славянские контакты фиксируют лишь дометаллическую семантику этого корня – "комочкообразная субстанция", "железа", что свидетельствует о времени до появления болотного железа – эпохе бронзы или неолите (II – начало I тыс. до н. э.).