88.
Ныне вымершие - вот что ужасало слушателей. В XVIII веке люди всё ещё верили во вселенную, созданную готовой, такой, к которой ничего нельзя прибавить. Возможно, даже ещё более важным для душевного спокойствия человечества было то, что ничто нельзя из неё изъять. Все создания Божьи, единожды сотворённые, навсегда остаются в мире Его творений и не могут из него исчезнуть.
Каково же тогда происхождение тех гигантских костей и странных окаменелостей, имеющих форму животных, что озадачивали человека со времён античности? В течение долгого периода учёные избегали той пугающей догадки, что это могли быть останки вымерших животных. "Если хотя бы одно звено в цепи природы окажется утраченным, - писал вице-президент Соединённых Штатов Америки Томас Джефферсон в 1799 году, - может исчезнуть и другое, и третье, покуда постепенно не распадётся вся система вещей".
Именно этот страх пробудил Кювье и бросил ему вызов.
89.
Идея о том, что некогда могли существовать затем вымершие виды, встретила такое сопротивление, что потребовалась сотня лет, чтобы её признали.
Первым был Фонтенель, в 1700 году осторожно указавший на то, что, возможно, некогда существовали такие виды, которые затем оказались "утрачены". Как если бы мать-природа походя выронила их. Пятьюдесятью годами позднее Бюффон в свей "Теории Земли" высказался об "исчезнувшем" виде. Возможно, он заблудился, так и не найдя дороги назад.
Кювье же не говорил о небрежности природы. Он заявлял о преступлении, о массовом убийстве. Его вымирающие виды не были утрачены и не исчезли; они были созданиями, которые оказались уничтожены, умерщвлены, были убиты, причём не поодиночке, но массовым образом, обширными повторявшимися катастрофами, которые к тому же Кювье назвал "земными революциями". Это не могло не оказать впечатления на французскую аудиторию, незадолго до этого пережившую свою революцию.
В тот день гражданин Кювье на деле показал, что царство террора периода Французской революции, которого слушателям лекции удалось избежать, но которое не пощадило многие знатные семейства, - это царство террора имело геологический эквивалент в далёком-далёком прошлом, когда крупнейшие на то время животные виды оказались навсегда искоренёнными.
И не только это. Кювье закончил своё выступление предсказанием о том, что новые твари, некогда занявшие место вымерших видом, в своё время будут сами уничтожены и заменены другими.
90.
Продвижение Кювье было стремительным. Он был наполеоном французской науки, но для человека его мощи он был необычно скептичен в отношении иерархий. Вера в "лестницу" творения была для него одним из крупнейших научных заблуждений. В своих лекциях по сравнительной анатомии он пишет:
То обстоятельство, что мы располагаем один вид или семейство над другим, не означает того, что мы считаем его более совершенным или превосходящим другие в системе природы. Лишь тот, кто полагает, что он в состоянии разместить все организмы в одну долгую последовательность, может развлекаться такими утверждениями. Чем далее я подвигаюсь в своём исследовании природы, тем более убеждаюсь, что в этом случае мы имеем дело с одной из наименее правдоподобных теорий, когда-либо привнесённых в естественную историю. Каждый организм и каждую группу организмов необходимо рассматривать по отдельности…
Выделив тот или иной организм, мы действительно можем конструировать длинные цепи развития от более простого к более сложному, к более совершенным формам. Но в зависимости от того, какой организм мы выбираем, мы будем получать различные иерархии. Вместо одной-единственной "лестницы" Кювье обнаруживает целую "сеть" взаимосвязей между тварями, равно имеющими одну или несколько общих черт. И лишь посредством произвольного отбора учёный может установить внутри этой сети некий видимый иерархический порядок.
Кювье знал это. Однако видимые иерархические порядки такого рода имели некую невидимую власть над его разумом. И когда в своём объёмном шестнадцатитомном труде "Животное царство" (1827–1835) он подразделил человеческие существа на три расы, он забыл о том, что иерархий не существует.
Так, о негроидной расе он писал, что по своим выдающимся вперёд челюстям и толстым губам она близка к приматам. "Стада такого рода человекообразных существ всегда оставались в состоянии полного варварства".
91.
В средневековой иерархии человеческое существо было единым и неделимым, созданным Господом по своему образу и помещённым Им на верхнюю ступеньку лестницы Творения.
Первым кто разделил абстрактное человеческое существо средневековой теологии на несколько видов, определив некоторые из них как более близкие к животным, был Уильям Петти. "Представляется, что существует несколько видов человеческих существ, - писал он в своей "Лестнице творений" (1676). - Я утверждаю, что европейцы отличаются от вышеупомянутых африканцев не только по цвету… но также… и по естественным манерам, и по внутренним качествам своего ума". То есть человеческие существа подразделяются не только на нации или народы, но также и на биологически отдельные виды. Это различение делается попутно и не привлекает особого внимания.
В начале 1700-х годов анатом Уильям Тайсон задался вопросом разыскания отсутствующего звена в иерархии творения. В своей книге "Орангутан, или Анатомия пигмея" (1708) Тайсон полагает, что по своему внешнему виду этот примат из всех животных наиболее близок к человеку, тогда как пигмей из всех людей наиболее схож с приматом. Таксон классифицировал пигмея как животное, как "совершенного дикаря", но настолько близкого к людям, что "в качестве промежуточного звена между обезьяной и человеком в этой цепи творения следовало бы поместить именно нашего пигмея".
Заключения Тайсона также не вызвали никакого шума. Только в конце XVIII века, когда европейцы уже довольно продвинулись на своём пути завоевания мира, идея иерархии рас смогла некоторым образом укорениться.
В том же самом 1799 году, когда была опубликована первая лекция Кювье, Чарльз Уайт, врач из Манчестера, в своей книге под названием "Обоснование порядка ступеней в человеке" предложил первую многообразно обоснованную и проиллюстрированную иерархию рас. В этом произведении он "доказывает", что европейская раса возвышается над всеми остальными: "У кого, как не у Европейца, мы найдём этот благородный куполовидный череп, вмещающий такое количество мозга?.. У кого ещё вы обнаружите это вытянутое лицо, выдающийся нос и круглый выступающий вперёд подбородок? Это многоразличие деталей и выразительное богатство… эти розовые щёки и коралловые губы?"
Предлагаемая Уайтом в качестве иллюстрации к своему тезису серия профилей - в которой приматы и туземцы занимают промежуточное место между страусом и европейцем - производила неизгладимое впечатление и во времена моего детства всё ещё была популярна. На момент публикации его книги тезис Уайта имел практически неоспоримый авторитет, который возрастал на протяжении всего XIX века, параллельно с развитием европейской военной техники.
92.
Меня призывают на военную службу. Письменный приказ нарисован в мягких пастельных тонах, аппетитных на вид, и похож на иллюстрацию к рыбному рецепту ресторана "Ведхолмс" в Стокгольме. Фон мягкого песочного цвета, точно дюна в пустыне, украшен тёмными ракушками мидий. Само блюдо - голубоватое с оттенками сиреневого. Я присматриваюсь к нему внимательнее и вижу, что это - труп. Это я сам, умерший, страшно раздутый и обезображенный.