Раскольников упал в обморок в конторе, когда услышал, как обсуждают убийство старухи. Сережа, узнав, что убил человека, "даже не вздрогнул".
Советский мальчик отличается от русского студента: первый был преступником, а второй оказался героем. Никакого раскаяния, лишь облегчение. Надо было только выстрелить, чтобы все наладилось чудесным образом: отец вернется, начнется новая, прекрасная жизнь.
"В старой литературе человек, переступивший через чужую жизнь, сразу становился не таким, каким он был за минуту до этого, – писал Бенедикт Сарнов в книге "Случай Зощенко". – И в глазах окружающих, и в собственных своих глазах он становился "убийцей"" .
Конечно, Сережа стреляет в преступников, которые к тому же, как вскоре выясняется, вооружены, но все равно он осознанно переступает границу, преодолевая себя.
Раскольников живет в мире, где еще не было ни Мировой, ни Гражданской войны. Сережа, как и его создатель, – продукт иной эпохи. "Находясь с 14 лет на командных должностях Р.К.К.И., – пишет ответственный секретарь Енисейского губернского комитета в апреле 1922 года, – тов. Голиков является одним из немногих членов Р.К.С.М., доблестно вынесших на себе тяжести всей гражданской войны 1918–22 года" .
Ситуации Сережи и Раскольникова оказываются зеркальными. Для Раскольникова осознание того, что он стал убийцей, приводит к постоянно усиливающимся мучениям. А у Сережи наоборот: убив Якова, он освобождается от душевных страданий. Ответ на вопрос "зачем я стрелял?" заключен именно здесь. Убить Якова нужно было не за тем, чтобы облегчить дело работникам НКВД, которые и так уже окружили сад (хотя Сережа этого не знает), а чтобы самому снять с себя груз. Сережа теперь может смотреть в глаза людям "прямо, открыто и честно".
"А вы замечали, что среди героев Гайдара нет счастливых детей?.. – писал А. Ефремов в предисловии к книге "Судьба барабанщика". – Перед читателем проходят непонятые, страдающие отроки, отроки, несущие свою жизнь, как тягостный крест […] Когда-то Лев Николаевич Толстой сказал о "пустыне отрочества". Мог ли он представить себе, какой станет эта пустыня под пером детского писателя конца тридцатых?.."
Браунинг и револьвер
Есть в "Судьбе барабанщика" и "Даре" один сквозной сюжет: рассказ об оружии, которое постепенно набирает силу. У Гайдара это черный браунинг, а у Набокова – револьвер. Револьвер, правда, будет принадлежать не Годунову-Чердынцеву, а пародийному Яше. Годунов-Чердынцев отличается от Раскольникова и Сережи тем, что он своим Даром защищен и от убийства, и от самоубийства, и даже от безысходности ностальгии (ключ от России у него всегда с собой). Сережа странно сближается именно с Яшей; оба пишут стихи про матросов…
Браунинг появляется в "Судьбе барабанщика" не сразу. Сережа, пытаясь найти деньги, взламывает ящик письменного стола и находит черный, тускло поблескивающий от смазки боевой браунинг. "Я вынул обойму; в ней было шесть патронов, седьмого недоставало". Быть может, это тот же браунинг, что был выдан когда-то Аркадию Петровичу Голикову.
"Р.С.Ф.С.Р.
Управление особого отдела ВЧК
Особый отдел при реввоенсовете войск, действующих в Тамбовской губернии, отделение № 3 30 июля дня 1921 г. № 300, гор. Моршанск
Удостоверение
Тов. Голикову Аркадию Петровичу по роду… (обрыв) должности разрешается (обрыв) системы "Браунинг"… патрон
Нач. особого отд.
Комендант (подпись неразб.)"
В начале повествования о Федоре Годунове-Чердынцеве рассказана история Яши – молодого человека, несчастно и нелепо окончившего свою жизнь. В истории самоубийства Яши Чернышевского появляется и лежит в колыбели "темненький новорожденный револьвер". Сережин пистолет тоже до поры лежит в своей колыбельке – ящике. "Я сунул браунинг на прежнее место, закрыл газетой и задвинул ящик".
Черный браунинг, как и револьвер, будет расти и наполняться соками и в конце концов сыграет свою роль. Сережа убьет бандита, но и сам в ответ получит пулю в горло.
Набоковский сюжет развивается стремительно: "К весне револьвер вырос. Он принадлежал Рудольфу, но долгое время незаметно переходил от одного к другому".
Сережа не знает, что дядя захватит в Киев и браунинг. Оружие постепенно начинает жить своей жизнью, по-гоголевски одушевляясь. Браунинг "незаметно переходит" к дяде. Мальчик наткнулся на него случайно. "Я открыл портфель. Салфетка, рубашка, два галстука, помазок, бритва, красные мужские подвязки… катушка ниток, пузырек с валерьяновыми каплями. Еще носки, носки…" (в другой набоковской повести, "Машенька", 1927 года, Ганин положит в чемодан "разнородные штучки" вроде носовых платков, бритвенных ножей, носков и браунинга!). Европейские и советские разнородные штучки не так уж и различаются. Не потому ли, что дядя – шпион?
Сережа узнает тот самый пистолет, который лежал в ящике. Браунинг не решается перейти к Сереже, и тот пока кладет его обратно в портфель. Однако вскоре мальчик понимает, что оружие злодеям оставлять нельзя. Он прячет браунинг в карман, потом срывает лист лопуха, заворачивает в него пистолет и сует в расщелину.
Яша с друзьями между тем отправляются на тройное самоубийство, запасшись "толстым и самостоятельным револьвером". Первым стреляться выпадает Яше. Он никак не может выстрелить. Он сидит на коряге среди прошлогодних листьев и произносит: "Я сейчас готов". Сережа понимает, что бандиты уйдут от него. "Я растерянно огляделся и увидел между камнями пожелтевший лопух, в который был завернут браунинг".
Сережа боится взять браунинг, но превозмогая себя, делает усилие: "Я открыл глаза и потянулся к браунингу".
Яша наконец решается: "…оба ясно услышали сухой хлопок выстрела". Решается и Сережа. "И я сжал браунинг. Встал и выпрямился. Тогда я выстрелил раз, другой, третий… Старик Яков вдруг остановился и неловко попятился". Сережа убивает Якова. Другой Яков, вернее Яша, убивает себя.
Пистолет и револьвер сделали свое дело.
Герои Гайдара и Набокова существуют в неуютном, открытом пространстве, где рождается, растет и зреет оружие. "Судьба барабанщика" и "Дар" объединены общим временем: в воздухе близкое ощущение войны. Есть оно в Берлине, есть и в Москве, есть и в Киеве.
Мы-то знаем, что будет через несколько лет. Ни авторы, ни герои этих произведений пока ничего не знают, но они не могут не чувствовать. Гайдар и Набоков вряд ли подозревали о существовании друг друга. Но тексты их выдают общее настроение. В обеих книгах в воздухе проносится аэроплан: Славку столкнули с горящего аэроплана, а в Берлине показывают "точное место, где на днях упал небольшой аэроплан". От этих "аэропланов" – которые вскоре станут просто самолетами – идет тревога. Скоро, очень скоро, их станет совсем много.
Барабанщик и прокуратор
Сережа приходит в себя после ранения.
"Сколько времени все это продолжалось, я, конечно, тогда не знал.
Когда я очнулся, то видел сначала над собой только белый потолок, и я думал: "Вот потолок – белый".
Потом, не поворачивая головы, искоса через пролет окна видел краешек голубого неба и думал: "Вот небо – голубое".
Потом надо мной стоял человек в халате, из-под которого виднелись военные петлицы, и я думал: "Вот военный человек в халате"".
Иван Бездомный, не выдержавший встречи с нечистой силой, пробуждается в клинике профессора Стравинского.
"Некоторое время он соображал, каким это образом он попал в неизвестную комнату с белыми стенами, с удивительным ночным столиком из какого-то светлого металла и с белой шторой, за которой чувствовалось солнце.
Иван тряхнул головой, убедился в том, что она не болит, и вспомнил, что он находится в лечебнице".
В обеих больницах вскоре появляется ласковый следователь. К Иванушке приходит "молодой, круглолицый, спокойный и мягкий в обращении человек", один из лучших следователей Москвы, к Сереже – майор НКВД Герчаков.
"Два раза приходил ко мне человек в военной форме, – делится с нами Сережа. – И тут же, в саду, вели мы с ним неторопливый разговор… Все рассказал я ему про свою жизнь, по порядку, ничего не утаивая".