Друг мой Михайла Ларивонович, прикажите вы с Алексеем Петровичем [Бестужевым-Рюминым], чтоб наикрепчайше смотреть письма Принцессины (матери будущей Екатерины II. - Н. М.) и Брюмеровы и Королевского высочества Шведского, что какие они интриги имеют. Мне очень сумнительно их представление, что я вам об их здесь сказывала, чтоб дать месяц Великому Князю (будущему Петру III. - Н. М.) покой, что он вздумает. И оное они не без основания говорили, и то надлежит в том осторожность иметь. Может быть, что не ожидают ли того, что им Королевское высочество отпишет. И то еще думаю, что вещи, которые он забрал, тем временем сюда возвратил и тем вывести племянника из мнения, что ложно на него сказали, что он вывез. Надеюсь, у них никогда в мнении не бывало, чтоб мы с такой осторожностью дело сие начали: а наипаче Корф наш солон, что он все сведает. И так оной месяц им безмеру нужен для очищения и вымышления их неправды. И остаюся верный друг ваш, чем и пребуду Елизавет Алексею Петровичу [Бестужеву-Рюмину] и Анне Карловне [жене М. И. Воронцова] поклон от меня отдайте. Место завтрашнего дня в суботу стану дела слушать, а завтра мне нужда есть.
Петергоф 20 июня 1743 г. Елизавета
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. В 1743 г. в Петербурге составился заговор против Елизаветы в пользу Иоанна Антоновича. Во главе заговора стоял генерал-поручик Степан Лопухин с женой, бывшей статс-дамой Елизаветы Петровны, и сыном Иваном, к которым примкнули графиня Анна Бестужева-Рюмина, невестка А. П. Бестужева-Рюмина, отставной гвардии капитан Иван Путятин, гвардии поручик Мошков, жена камергера Лилиенфельда Софья, бывшая фрейлина правительницы, флотский кригс-комиссар Александр Зыбин, камергер Лилиенфельд, подпоручик Нил Акинфов, адъютант Степан Колычев, дворянин Николай Ржевский. Непосредственно с заговорщиками был связан австрийский министр при русском дворе маркиз де Ботта.
Я к случаю быть чаял, по поводу того в шутках такой разговор зачать, который бы господина Воронцова пред его государынею в смущение привесть мог, не потревожа однако сию принцессу тем опасением, которое она всегда имеет, чтоб с нею о делах не говорить…
Из донесения французского посланника маркиза де Шетарди статскому с екретарю Амелоту 1743 г.
Если бы Лесток мог отравить всех моих подданных с одной ложки, он это сделал бы.
Из слов Елизаветы Петровны, 1743 г.
Подлинно мне зело удивительно было б, что царица вознамерилась к Бреславскому трактату приступить, ежели б я в легкомысленном ее нраве и оплошности ее в делах не находил того, еже от меня всякое опасение в том отнять может.
Из донесения маркиза де Шетарди в Париж. Петербург.
24 января 1744 г.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. За десять лет правления Анны Иоанновны и Бирона в Сибирь было направлено 36 000 ссыльных, за двадцать лет правления Елизаветы Петровны - 80 000, причем многие из обвиненных в политических преступлениях пропадали бесследно.
Вместо забытых Биронов - кстати, Елизавета вспомнила заступничество былого регента и заменила ему ссылку в Пелым жизнью в куда более близком и удобном Ярославле - дворец заполняют Разумовские всех возрастов и положений - братья и сестры "друга нелицемерного" с женами, мужьями, дальними родственниками, детьми. У них собственные покои и дворцовая прислуга. Они кормятся от царского поставца и усаживаются одной семьей за общий с царицей стол, к вящему возмущению придворных и иностранных дипломатов.
На первых порах Елизавета, кажется, радуется такому многолюдству. Сама настаивает на приглашениях. Всячески обихаживает старую Разумиху-мать, которая так и не сумеет прижиться во дворце, заторопится устраивать собственное хозяйство в Малороссии.
Дни императрицы делились между собственно императорскими дворцами и не уступавшими им по размаху и роскоши дворцами Разумовского, куда съезжался весь двор. Бывший певчий с успехом наверстывал упущенное. Но вот все внуки и внучки уехавшей восвояси Разумихи живут только во дворце. В их толпе легко было затеряться, как считали современники, и родным детям императрицы. В том, что дети были, не сомневался никто. По одним слухам, числились они в племянниках Алексея Григорьевича, по другим - племянниками и воспитанниками доверенной "мадамы", жены придворного трубача Иоганны Шмидт, имевшей за то постоянное место во дворце и за царским столом. Союз Разумовского с Елизаветой начинает смотреться счастливым и нерушимым браком.
Влияние старшего Разумовского на государыню до того усилилось после брака их, что хотя он прямо и не вмешивается в государственные дела, к которым не имеет ни влечения, ни талантов, однако каждый может быть уверен в достижении того, что хочет, лишь бы Разумовский замолвил слово.
Из депеши саксонского резидента Петцольда. 18 апреля 1747 г.
Хотя значение великого канцлера [А. П. Бестужева-Рюмина] было уже очень велико благодаря всем его интригам, однако он дошел только теперь, со времени женитьбы сына на молодой Разумовской [племяннице А. Г. Разумовского], до высшей степени могущества. Императрица с тех пор поставила Бестужева на такую близкую ногу, что не проходит почти вечера без приглашения его на маленькие "партии де плезир", и государыня дозволяет ему всегда говорить, что он хочет.
Из депеши Петцольда. 1747 г.
Расходы на январь 1746 года
1) к поставцу великого князя,
2) к поставцу принца Августа Голштинского,
3) в покои графа Алексея Григорьевича Разумовского,
4) в дом его сиятельства для статс-дамы графини госпожи Разумовской [Разумихи],
5) в покои графа Кирилы Григорьевича Разумовского,
6) для племянников его сиятельства и при них обретающейся мадамы [сумма такая же, как для самого АГ Разумовского],
7) мадам Яганне Петровне и находящимся при ней малолетним детям,
8) его сиятельства обер-егермейстера и кавалера графа и кавалера Алексея Григорьевича Разумовского для племянников и для госпожи Шмитши.
Из камер-фурьерского журнала И. Я. Вишняков. Графиня С. В. Фермор. 1745 г. Двор Елизаветы Петровны.
И в то же время слухи неустанно множились. Разговор о венчании царицы с многолетним (давним!) любимцем занимал многих. Современники расходились главным образом в подробностях - где, когда и кем был совершен обряд венчания. Существовали варианты московские - в церкви у Покровских ворот и в подмосковном, подаренном Разумовскому Перове, - и варианты петербургские. Время называлось от конца 30-х до начала 50-х годов. Только почему-то все эти разговоры не получали официальной поддержки. Напротив, Тайная канцелярия переполнена делами тех, кто их вел или вообще касался отношений императрицы с А. Г. Разумовским.
Дела тайной канцелярии об упоминании имени ее императорского
величества в связи с графом и кавалером А. Г. Разумовским
1743 - обвиняется Федор Мозовский, казначей Монетной канцелярии.
1745 - Михайло Дачков, токарь Петергофской конторы; Семен Очаков, дворецкий мундшенкский помощник; Тимерязев, капитан-поручик Преображенского полка.
1746 - Павел Григорьев Скорупка, бунчуковый товарищ.
1747 - Марко Маркович, бунчуковый товарищ.
1748 - Василий Маркович, поручик Преображенского полка; Дарья Михайлова, дворовая девка.
1749 - Иванов, де-Сианс академии регистратор.
1750 - Корнилий, раскольный старец;
Лазарь Быстряков, солдат,
Алексей Язвенцев, Григорий Косоговский, арестанты; Шетенко, Матвей Шестаков, Иван Меркульев, солдаты; Поярков, однодворец.
Иеромонах Пафнутий, строитель Троицко-Волновского, близ Белгорода, монастыря. По делу проходят особенно многочисленные свидетели, в частности, строитель Троицкого Богоявленского, что в Московском Кремле, монастыря, приписанного к Троице-Сергиевой лавре, иеромонах Афанасий Дорошенко, певчий Кирила Загоскевич, иеромонах Троице-Сергиевой лавры Тимофей Куракин, генерал-майорша Бредихина и другие. Речь шла о подробностях венчания Елизаветы Петровны с А Г. Разумовским, которое якобы имело место после дворцового переворота, но перед венчанием на царство. Обряд совершал Кирилл Флоринский, произведенный затем в архимандриты Троице-Сергиевой лавры и члены Синода.
1751 - Андрей Позняков, титулярный советник;
1752 - Петр Прокофьев, крестьянин;
Григорий Воробьев, денщик;
Иван Гордеев, солдат;
Иван Пичугин, купец;
Иван Парцевский, дворовый человек
1753 - Авдотья Никонова, крепостная жонка и др.
Только "крепостная жонка" явно опаздывала. Уже не первый год в отношениях Елизаветы с Разумовским угадывалась тень равнодушия со стороны императрицы. Шуваловым удается предотвратить появление нового фаворита - юного Никиты Бекетова, растрогавшего Елизавету ярким румянцем, блеском живых темных глаз, разлетом соболиных бровей. Вовремя предложенные притирания ничего не оставили от былого вида, покрыв лицо камер-юнкера "подозрительной" сыпью. Мавра Шувалова приложила все свое умение. Но то ли бессильны старые друзья, то ли, напротив, сами готовы помогать неожиданно появляющемуся Ивану Ивановичу Шувалову. Его утверждение во дворце в 1752 году означало новую, и последнюю, главу в жизни Елизаветы.