2
…а на письмо помянутых персон к живописному делу надлежат потребности, которые объявлены ниже сего…"
Дальше подробный список материалов.
Два архивных документа, очень давних, на первый взгляд никак не связанных друг с другом, но между ними поместилась история "шутовских портретов". Впрочем, никакой особенной истории не было.
Едва ли не в каждом очерке об искусстве тех лет упоминается о том, что любивший развлекаться Петр заказал целую серию портретов своих шутов. Большую часть заказов выполнил Иван Одольский. Имена других мастеров неизвестны.
Традиционные утверждения редко приходит в голову оспаривать, даже ставить под сомнение. С ними каждый историк искусства знаком чуть ли не со студенческой скамьи, они стали для него своего рода таблицей умножения. Кто станет на палочках складывать, сколько будет восемью восемь? Память услужливо и безотказно даст ответ прежде, чем успеешь подумать о самой возможности подобного опыта. А что, если все же попробовать чуть-чуть высвободиться из-под ига профессиональных представлений…
На первый взгляд, никакой надежды обнаружить здесь "Нептуна" не было. Но, раз обратившись к какому-нибудь произведению, всегда лучше по мере возможности закончить связанные с ним розыски. Разве угадаешь, на каком повороте архивных путей может открыться необходимая тебе подробность? В конце концов, в известных документах не фигурировало имя Якова Тургенева. Историки только строили предположения, что он подразумевался под именем Бахуса.
Итак, прежде всего первая петровская записка. Почему она касалась портретов шутов и кого из них в частности? Текст как таковой не давал оснований ни для каких безапелляционных утверждений. Его интерпретация была чисто предположительной.
С другой стороны, "Доношение" Одольского. Оно свидетельствовало о полученном заказе, и опять-таки "но". Заказ исходил не от Петра, а от Екатерины I - "ее императорского величества". Значило ли это, что Екатерина хотела завершить серию, начатую Петром, или руководствовалась совсем иной идеей?
Вопросов появлялось все больше и больше, а ответить на них было очень сложно, а подчас и вовсе невозможно, поскольку по этому периоду русской истории обращения к одним опубликованным трудам и документам совершенно недостаточно. Всякий раз нужны архивы, и дело не только в том, что они объемны, заключают многие и многие тысячи листов, - слишком трудно сориентироваться, в каком направлении в каждом отдельном случае вести поиск. Иные были учреждения, иные взаимоотношения между ними, иное взаимоподчинение. И для того чтобы правильно и возможно скорее подойти к ответу на вопросы, приходилось прежде всего обратиться к изображенному лицу.
В первой четверти XVIII века имя Якова Тургенева мне не удалось встретить ни в каких документах. Молчание о нем настолько глухо, что есть все основания считать - в это время его уже не было в живых. Зато вся юность Петра самым тесным образом связана именно с Тургеневым. Был он дьяком приказа, ведавшего "потешными", отличился в "кожуховском деле". Был он с Петром и под Азовом. Сразу после этого похода состоялась его свадьба "на дьячей жене - в шатрах, на поле, промеж сел Преображенского и Семеновского", веселое шутовское празднество, близкое к действам Всешутейшего собора.
Пожалуй, один-единственный этот эпизод и позволял дать Тургеневу имя шута, хотя и безо всякого на то действительного основания. И если внимательно всмотреться в костюм дьяка, оказывается, в руках у него не некий шутовской атрибут, а вид служившего символом военной власти жезла, который использовался в "потешных" войсках. Так не явилось ли поводом написания преображенского портрета успешное участие Тургенева в "кожуховском деле", чтобы остался он изображенным с теми знаками власти, которые были тогда ему даны?
Но существовали и иные соображения, делавшие дату написания тургеневского портрета совершенно неправдоподобной. Родившийся около 1650 года, Тургенев должен был быть в 1725 году, когда Одольский получил заказ, в возрасте не менее семидесяти пяти лет. Это считались годы более чем преклонные. Однако на портрете представлен мужчина не старый, с едва тронутой проседью бородой. Иными словами, этот холст не имел отношения к Одольскому (тем более что и подпись на нем отсутствовала!) и был писан по крайней мере тридцатью годами раньше утвердившейся за ним даты.
Но вот именно здесь, в карусели дат, документов отрицаний и утверждений, и начала проясняться загадка "Нептуна". Чтобы исключить самую возможность связи Якова Тургенева с заказом Екатерины, приходится проштудировать все списки участников Всешутейшего собора. Они сохранились в обрывках: где документ, где воспоминание современника, где случайное упоминание, но никогда Яков Тургенев не выступал в роли Бахуса.
В годы, непосредственно предшествующие царицыному заказу, в разных маскарадах и придворных развлечениях упоминается "Бахус - певчий Конон Карпов". Был Карпов личностью достаточно приметной, потому что не раз вспоминают о нем современники. Один из них и вовсе отзывается о Карпове как о редком пропойце. В рассказах о всяческих шествиях имя певчего чаще всего стоит рядом с именем "архимандрита в странном уборе, от гвардии фендриха (прапорщика. - Н. М.) Афанасия Татищева". И это лишнее доказательство, что в заказе Екатерины речь шла именно о певчем. В нескольких разъяснениях по заказу подчеркивается, какого именно Бахуса имела в виду царица - того, что живет "в доме ее императорского величества у господина Татищева". И не потому ли, что, в отличие от других участников Всешутейшего собора, был Карпов простым певчим, Екатерина не помнила его имени и ограничилась указанием роли, которую он обычно исполнял. Зато тут же рядом постоянно упоминаются и Тургенев и "Нептун". Только все дело в том, что роль бога морей долго и с неизменным успехом исполнял Тургенев Семен, тоже упоминающийся среди преображенских портретов. Значит, его имя и опустил переписчик, ограничась названием "Нептун".
Семен Тургенев… Никаких подробностей его жизни отыскать не удалось. Может, и действительно единственным сколько-нибудь значительным событием в ней было исполнение "морской" роли?
Тонкий солнечный луч настойчиво пробивается между закрывшей окно запасника кирпичной оградой и стеной соседнего дома, крошится в решетке и мимоходом ярко ложится на мрачноватое упрямое лицо. Что ж, у "Нептуна" - больше нет тайны - есть "персона Семена Тургенева", есть один из писавшихся для Преображенского дворца первых русских портретов.
Летучий голландец
Ярлыки, когда их много
Портреты были небольшие, еще больше уменьшенные замысловатыми картушами, в которых, как в резных рамах, рисовались две полуфигуры. Мужчина в превосходном темном парике, зеленом с золотым галуном небрежно распахнутом мундире, с галереей орденов и знаков отличия - и совсем юная красавица в горностаевой мантии на полных обнаженных плечах.
Живые, непринужденные повороты. Уверенный взгляд словно следящих за зрителем глаз. Легко набросанные драгоценности, волосы, ткани. Все говорило о незаурядном мастерстве и навыке художника. Вот только какого? Шедшая по овалу тех же картушей подпись была самой что ни на есть подробной, но по сути дела не раскрывала ничего: "С: de: В: F: 1721". Кем был этот "С: de: В:", написавший свои портреты в 1721 году? Русский музей не имел о нем никаких сведений.
Вряд ли художник из местных - русские мастера тех лет не имели обыкновения прибегать к латинской форме подписи, да и были известны все наперечет. Впрочем, тем более известны поименно заезжие иностранцы, ни один из которых не мог миновать контроля Посольского приказа и петровского Кабинета. Ничьи инициалы под проставленную монограмму не подходили. Не давали ответа даже специальные справочники художников-монограммистов. Мастерство таинственного "С: de: В:" ничего само по себе не могло изменить в судьбе портретов. Отнесенные к разделу так называемой Россики - работ иностранных художников в России, они тем самым лишались всякой перспективы оказаться в экспозиционных залах и в поле зрения более широкого круга исследователей. Единственным указателем для поисков оставались имена изображенных. В картуше мужского портрета жиденькие, осторожно выведенные черной краской строчки сообщали на самой высокопарной и торжественной латыни: "Григорий Федорович сиятельнейший князь Долгорукий посол священного царского величества у польского королевского величества. Подлинное изображение в лето господне 1721". В картуше женского изображения было помещено не менее подробное и тоже латинское объяснение: "Григория Федоровича сиятельнейшего князя Долгорукого супруга по рождению дочь князя Голицына. Подлинное изображение в лето господне 1721". Парные супружеские портреты слишком известных, чтобы могла быть, казалось, допущена хоть малейшая неточность лиц. Г. Ф. Долгорукий был послом Петра I при польском дворе трижды. Жена его действительно происходила из семьи Голицыных. Вот только…
