Царь продолжал смотреть на нее, ничего не говоря. Она еще раз взглянула на бриллианты и продолжала: "Если это от моего прежнего господина, то я, не колеблясь, отошлю их ему обратно". И затем добавила, показав маленькое кольцо, не очень дорогое: "Я сохраню лишь это, которого более чем достаточно, чтобы оставить воспоминание о том добре, что он сделал для меня. Но если это мне дарит мой новый хозяин, я их ему возвращаю, мне не нужны его богатые подарки. Я хочу от него нечто более ценное". И в этот момент, залившись слезами, она упала в обморок, так что пришлось давать ей воду "Королева Венгрии". Когда она пришла в себя, царь сказал, что эти драгоценности были не от него, а от Меншикова, который сделал ей прощальный подарок. Он же признателен ему за это и хочет, чтобы она приняла этот подарок. Благодарить за подарок он станет сам.
Эта сцена происходила в присутствии двух слуг, которых прислал Меншиков, и одного капитана Преображенского полка, которого царь, не предвидя, что могло произойти, позвал, чтобы дать ему приказания. Сцена наделала много шуму в обществе, вскоре только и говорили, что о знаках внимания и уважения со стороны царя к этой женщине. Все были удивлены его утонченной галантностью обхождения с ней. Это было тем более необычно, что до тех пор все его манеры обхождения с прекрасным полом были крайне бесцеремонны, даже с дамами самого высокого положения. По одному этому случаю уже можно было судить, что он питал к ней настоящую страсть, и в том не было ошибки.
Меншиков первый это заметил и почувствовал, насколько эта женщина, которая позднее была ему очень полезна, будет иметь влияние на царя. Можно предположить, что в прекрасном подарке, который он сделал Марте, было больше политики, чем щедрости. Любовь, когда она завладевает серьезно сердцем мужчины, меняет весь его характер".
Встреча царя со служанкой переросла в огромное чувство, преобразившее Петра. Он перевез ее в Москву, скрытно поселив в маленьком домике на окраине и сохраняя в глубокой тайне свои отношения с ней.
"О силе любви, – продолжает Вильбуа, – можно судить по чрезмерной стеснительности его поведения. Этот государь был очень трудолюбив, и у него было много дел. Необходимость прерывать их не только днем, но и ночью, заставила его снять немного покрывала таинственности со своих ночных отлучек. Он назначал аудиенции своим министрам и обсуждал с ними в присутствии Марты самые важные и самые секретные дела. Но вот во что трудно поверить: этот государь, отношение которого к женщинам было хорошо известно (он считал их пригодными лишь для той роли, которую он им отводил до тех пор), не только признал эту женщину способной участвовать в качестве третьего лица в беседах с его министрами, но даже хотел, чтобы она высказывала при этом свое мнение, которое часто оказывалось решающим или компромиссным между мнением царя и мнением тех, с кем он работал.
Они утверждали, что эта женщина благодаря своей проницательности и природному здравому смыслу подсказывала им, когда они обсуждали с государем самые сложные и самые важные дела, такие методы и решения, до которых они сами никогда бы не додумались и которые позволяли им выйти из многих больших затруднений и решить срочные дела. Следовательно, неудивительно, что наслаждение, которое называют алтарем любви, послужило лишь тому, что изо дня в день любовь царя усиливалась, так как в ласках и удовольствиях он находил чудесный источник, благотворный для его дел. Это было так благотворно, что, видя в ней все более и более ангела-хранителя, он ничего не скрывал от нее и ей первой сообщал свои самые великие и тайные намерения.
Именно в этот период, когда она жила в полном уединении, общаясь лишь с царем и его министрами в его присутствии, у нее родились две дочери: цесаревна Анна, ставшая затем герцогинею Гольштейн-Готторпской, и цесаревна Елизавета. Именно тогда, слушая рассуждения царя и его министров, она вошла в курс различных интересов виднейших семей России, а также интересов соседних монархов. Здесь она познакомилась с главными принципами государственной власти и правительства, которые в дальнейшем она так успешно осуществляла на практике. Здесь же начал развиваться зародыш тех хороших качеств, которыми ее наградила природа и которые в дальнейшем проявились во всем своем блеске".
Первая морская победа в устье Невы
12 октября 1702 года русские войска взяли крепость Нотебург, ранее называвшуюся Орешек. Крепость располагалась на острове у истоков Невы и была захвачена морским десантом, атаковавшим ее со всех сторон. Местоположение Нотебурга было стратегически важным, по-настоящему ключевым, и потому Петр тут же переименовал крепость в Шлиссельбург, что в переводе с немецкого означало "Ключ-город". (Впоследствии в крепости двести лет находилась тюрьма, в которой содержались, чаще всего пожизненно, важные государственные преступники. Здесь же, в Шлиссельбурге, приводились в исполнение и сотни смертных приговоров.)
Овладение крепостью открыло Петру путь по Неве к ее устью, и вскоре русские галеры дошли до Финского залива.
Здесь 7 мая 1703 года, в устье Невы, при ее слиянии с рекой Охтой, и была одержана первая морская победа. Между Невой и Охтой лежала еще одна шведская фортеция – Ниеншанц. Сюда в конце апреля по приказу Петра фельдмаршал Б. П. Шереметев привел двадцатитысячный корпус, располагавшийся перед тем возле Шлиссельбурга. Шереметев подошел вплотную к Ниеншанцу и обложил его с трех сторон.
С. А. Чистякова далее пишет об этих событиях так: "Начались осадные работы и, несмотря на сильную канонаду, русские подошли так близко, что устроили сильную батарею из сорока восьми пушек и шестнадцати мортир. Прибыл и сам Петр осмотреть укрепления, и написал Меншикову: "Город – гораздо больше, чем говорили, но все-таки не больше Шлиссельбурга. Провал пред нашими войсками, уверяли, будто он ниже городского, но я нахожу, что он выше и насыпан по правилам фортификации, только не обложен дерном".
Не довольствуясь осмотром крепости, капитан бомбардирский с семью ротами гвардии сел на баркасы и лодки и поплыл вниз по Неве, чтобы осмотреть ее устье. Он проходил мимо Ниеншанца, откуда открылась жесточайшая канонада, не причинившая никакого вреда нашим лодкам. На взморье царь устроил укрепление и оставил в нем три роты гвардии под командою урядника Щепотова, а сам возвратился в лагерь, где батареи были уже совершенно готовы.
Когда все было готово, чтобы начать бомбардирование города, фельдмаршал послал в крепость трубача с предложением сдать крепость: но прошло шесть часов, а трубач не возвращался, тогда послали еще барабанщика и получили ответ: "Крепость поручена мне для обороны, а не для сдачи". Тогда начали стрелять в город из пушек и бросать в него бомбы; сначала с крепостных стен отвечали очень исправно, но к утру выстрелы замолкли и на стенах забарабанили к сдаче.
Вечером того же дня Преображенский полк вошел в город, а Семеновский занял укрепления. На следующий день было торжественное благодарственное молебствие за покорение крепости, а еще больше за приобретение давно желанной морской пристани. Крепость Ниеншанц тут же переименована в Шлотбург.
Дня через два пришел один солдат из поста, оставленного на взморье, и донес, что на море показались шведские корабли. Подойдя к устью Невы, шведы выстрелили из пушки два раза; на выстрелы тотчас отвечали с крепости двумя же выстрелами, надеясь таким образом обмануть шведов, привлечь их поближе и, ежели можно будет, воспользоваться их ошибкой. С адмиральского корабля спустили бот и послали его к берегу за лоцманами. Матросы, ничего не подозревая, пристали к берегу; солдаты вышли, но на них кинулись спрятанные в лесу караульные, поймали одного, а остальные ушли. Пойманный матрос показал, что эскадрою из девяти кораблей командует вице-адмирал Нуммерс; через три дня к устью Невы подошли шведская шнява и большой бот; они бросили якорь подле берега, потому что при ночной темноте идти в реку было опасно.
Капитан бомбардиров Петр Михайлов и поручик Меншиков с своими верными гвардейцами в тот же вечер сели на тридцать лодок, тихонько пробрались к устью Невы, скрылись в лесу и камышах за островом, который лежит против Екатерингофа, и дожидались ночи.
Ночь с вечера была ясная, но потом на небе показались тучи, и пошел дождь. Пользуясь темнотою, капитан распорядился нападением; 7 мая еще до свету половина лодок поплыла тихою греблею подле Васильевского острова, под тенью нависшего на воду леса и зашла с моря в тыл шведам, а другая половина лодок спустилась на них сверху по течению. Наши лодки, как рой пчел, облепили два шведских корабля; началась стрельба из ружей, бросали ручные гранаты. Петр был везде впереди, ободряя своих и показывая им пример мужества.
Неприятельские суда тотчас распустили паруса и, отстреливаясь, хотели отойти назад, к своей эскадре, но движения их были затруднены узким фарватером; они не могли поворачивать и лавировать как следует, чтобы избавиться от несносных, не дававших им хода лодок.
Несмотря на жестокую стрельбу из пушек, из ружей и сыпавшиеся с судов гранаты, солдаты со всех сторон полезли на них; после жестокой рукопашной схватки и шнява, и бот достались русским, и 8 мая в полдень их привели в русский лагерь".
За эту морскую победу, пишет сам Петр, "было благодарение Богу сего 10 мая, с троекратною стрельбою из пушек и ружей". Командовавшие лодками бомбардирский капитан и поручик Меншиков были удостоены ордена Андрея Первозванного. Офицерам были даны золотые медали с цепями, а солдатам – малые золотые медали без цепей. Эта первая морская победа невыразимо радовала Петра; он писал о ней своим товарищам и просил их праздновать победу с такой же радостью, с какой он сам ее праздновал.
ОТ ОСНОВАНИЯ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА ДО ПОЛТАВЫ
Основание Санкт-Петербурга