Красноборск, как районный центр, живет не только местными заботами, но и заботами всего района. Почти у всех северных районов таких забот две: сельское хозяйство и лесная промышленность.
Чтобы понять хозяйственную жизнь района, не обязательно изучать колонки цифр, надо увидеть эту жизнь своими глазами. Достаточно переехать через реку.
Напротив Красноборска на устье реки Уфтюги стоит поселок сплавщиков Дябрино. Всего Красноборский район дает пятьсот тысяч кубометров древесины. Из них значительная часть приходится на лесные разработки в верховьях Уфтюги, откуда лес доставляется до Дябринской запани, где сортируется и сплочивается.
…Воскресное утро, тихо в поселке. Возле домов стоят прислоненные к стенам длинные сплавные шесты, похожие на копья, - отдыхают сплавщики, стоят в бездействии их "орудия производства". Тихо и на запани. Мальчишки удят рыбу с бонов, забрасывают спиннинг. Взрослые идут в магазин, в баню. Поселок большой, благоустроенный: ряды добротных рубленых домов, много зелени. Возле домов в палисадниках разбиты цветники, а также высажены огурцы и помидоры в парниках.
И всегда так на Севере - недалеко отойдешь от промышленного предприятия, за крайние дома поселка, и сразу же очутишься среди простой и милой северной природы. В разные стороны разбегаются дорожки и тропки, расстилаются луга с блестками озер, лес синеет вдали - и вокруг тишина и простор.
Двинские луга - другое богатство края. В Красноборском районе, как и в большинстве районов Севера, животноводство - главная отрасль сельского хозяйства. Стада на пастбищах, обширные пойменные луга, уставленные шапками стогов-зародов, - эти картины будут сопровождать мое путешествие, я увижу их и в Заостровье, и под Емецком, и под Холмогорами. И какие луга, и какое разнотравье - до шестидесяти видов растений насчитывается на северодвинских лугах, и какой запах свежескошенного сена! Всегда отрадно идти лугом, просто так идти мягкой тропинкой то по выкошенному месту, мимо копен и сметанных стогов, то по кошанине, то по некоси, вдоль озерок, переходя сырые места по шатким кладям. Долго можно так идти, и никогда не наскучит дорога.
Возле деревни - бабушка, козья пастушка. Вокруг луговые кусты, болотца. Белые козы ходят в белой траве-пушице. Бабушка всматривается в прохожего человека. У нее простое лицо, словно бы уже когда-то виденное.
- Сколько время-то? - спрашивает она.
- Двенадцать почти.
- Ох, весь день впереди! - И стоит, опираясь на батожок.
Село Цывозеро расположено на высоком коренном берегу. Видимо, в давние времена здесь, под горой, проходило русло Уфтюги, и осталась от него глубокая подковообразная старица, получившая название Цывозера.
Наверху, на широком, ровном плато видны небольшие деревеньки, иные в несколько домов, другие побольше. Поодаль жилья, на месте древнего погоста стоит колоколенка XVII века. Стоит древней, сгорбившейся старушкой, одиноко, но приветливо встречая путника, словно улыбаясь ему своим морщинистым ликом. И есть в ее облике тоже что-то знакомое, северное, уже встреченное.
Всегда отрадно проходить двинской деревней и рассматривать дома, примечать, как срублена изба и как стая (хозяйственная пристройка к дому), определять возраст постройки, наблюдать, как строятся новые дома. По тому, как содержится дом, можно многое заключить о хозяевах. На Двине, как и везде на Севере, жили небогато, но просторно. Дома ставились на высоких подклетах, возводились "двужирные" избы - в два этажа. Такие избы-хоромы и по сей день стоят по Двине, по Мезени и по другим рекам. Много их приходилось видеть, но такого "двужирного" дома, как в Цывозере, не часто встретишь.
Стоит он на краю деревни у откоса, с которого открывается вид на всю округу. Дом и поставлен на особицу, и срублен на особицу. Сооружен он из мощных бревен в шесть окон по фасаду каждого этажа, под высокой крышей с балкончиком и слуховым окном, с широким выступающим карнизом. Дом обшит тесом и расписан по фронтону, внутри окрашены двери, резные перильца лестницы. Особенно удивляет взвоз - въезд на крытый двор, для определения которого не подберешь иного слова, как могучий. Он укреплен на таких мощных столбах, что диву даешься - где выросли такие деревья-гиганты? По бревенчатому накату может свободно въехать грузовик.
Так походив по цывозерскому косогору, налюбовавшись лугами и далями, спускаешься вниз, в обратный путь. Бабушка со своим козьим стадом все на том же месте, и опять спрашивает, уже как знакомого:
- Сколько время-то?
- Три часа.
- Ох, велик день! - вздыхает она.
А вокруг кусты и болотца, озера и стога, чистые, открытые дали и высокий свод небес с легкими облачками, нескупое летнее солнце и дрожащий, пряный знойный воздух, и тишина, и стрекот насекомых в траве, и мнется под ногами луговая тропинка, и легко, и вольно, и просторно всему твоему существу, и счастливое чувство заливает, переполняет тебя, потому что ты идешь по родной земле, ты на Родине, в глубине России!
Пермогорье
Если спросите вы северодвинских капитанов и штурманов теплоходов, самоходных барж, буксиров, которые знают реку, как многократно исхоженную дорогу: "Где на Двине самые красивые берега?" - они ответят вам:
- Много красивых мест на Двине. Под Тоймой хороши берега, Звоз красив и Орлецы, но, пожалуй, все-таки - Пермогорье.
Река здесь долго идет прямым плёсом, ровной широкой синей лентой, сливаясь вдали с горизонтом, с голубой безбрежностью неба. Левый берег обрывист и крут, но не оголен, а живописно порос темными елями. По вершинам "пермских гор" - ровное зеленое раздолье лугов и полей, среди которых расположились деревни. Над береговой кручей, так что не заметить невозможно, стоит деревянная церковка XVII века, так необходимо выросшая на этом месте, так слитная с береговой кручей и островерхими елями, что иным и не представить северный пейзаж. Высота такая, что крохотными кажутся проходящие внизу суда. Менялась жизнь на реке, проплывали парусники, шли дымящие пароходы, а сейчас шустро пробегает белоснежная "ракета", но все те же пермогорские берега, что и во времена, когда проходила здесь граница Суздальского княжества, и ветер на просторе "поет преданья старины"…
Я снова возвращаюсь к воспоминаниям двадцатипятилетней давности.
Тогда мы не заезжали в Красноборск, он не входил в наш маршрут. Мы приехали сюда прямо из Котласа. Котлас для нас был только пересадочным пунктом, а настоящее знакомство с Севером началось здесь, едва мы сошли с дебаркадера и увидали в отдалении над береговой кручей силуэт знакомой по репродукциям и по рисунку И. Грабаря церковки - нам показалось, что мы попали в сказочный мир.
Не знаю, на том ли месте стоит теперь дебаркадер - кажется, на том же, и была ли лестница на кручу - вроде бы не было. Мы поднялись по тропинке с перегруженными заплечными мешками, как всегда в начале пути, достигли верха и остановились, переводя дыхание. Север открылся перед нами во всей своей силе, во всем просторе, край, где текли прекрасные реки в высоких берегах и широких заречных лугах, замыкавшихся дальней стеной заманивающих лесов. Простор был так велик, он так много сулил впереди, что хотелось поскорее ринуться в него, углубиться в луга, леса и идти первооткрывателем чудесного края…
Ничего мы не знали тогда о Севере. Не знали природы его - ни настоящей таежной глухомани, ни каменистых порожистых речек, не знали северян, их забот, их дел в поле, в лесу, не знали, как меняется облик края. Но мы хотели это узнать. Здесь, на пермогорской круче, началось наше познание.
Сегодняшний турист просто и уверенно чувствует себя на Севере. Он едет на стремительной "ракете" или на комфортабельном теплоходе, почитывает путеводитель серии "Дороги к прекрасному", знает, где ему сойти и что он там увидит. Может быть, в чем-то ему и стоит позавидовать; он все знает, он не ошибется, ему будет удобно. Но, вспоминая свое давнее, молодое чувство, я все-таки не завидую современному туристу - то восторженное чувство неизведанного, чувство открывания прекрасного не по подсказке, а своим путем, пусть с ошибками и просчетами, но такими ошибками, которые помогают тебе лучше познать и полюбить эту землю.
В Пермогорье, где началось наше первое знакомство с Севером, мы сразу же допустили такую ошибку. Мы допустили ее потому, что не знали настоящего Севера. Мы читали в старых книгах о Севере - крае первозданной природы. Да, мы увидели ее с пермогорских берегов. Мы читали о Севере - крае замечательного деревянного зодчества, и мы увидели его и в церковке трехсотлетней давности, и в деревенских избах. Мы читали о северянах - удивительных людях, простых и мудрых, как природа, и мы встретили их. Мы читали о Севере - крае былин, песен, сказок, преданий, и мы хотели услышать их. По книгам мы знали Север старины, Север фольклорный, и нам хотелось увидеть живую старину, что должна была, по нашим представлениям, сохраниться в жизненном укладе, в быту, в обычаях.
Всего двадцать пять лет назад это было, и как многое изменилось с тех пор на Двине и на всем Севере! Казался тогда Север более отдаленным, глухим краем. Дольше и сложнее был путь сюда, и не быстроходные суда, а старенькие пароходы совершали ежедневно один рейс вниз и один вверх. И не распространились еще подвесные моторы, а редкая рыбачья лодка под парусом виднелась на плёсе.