Прибывая в незнакомое селение, да еще в вечернюю пору, всегда испытываешь некоторое чувство неловкости: как-то устроиться в деревне, где ты никого не знаешь и тебя никто не знает? Но всегда все как-то образовывается: радушный народ живет на Мезени. Живут здесь люди просторно, и всегда можно, никого своим присутствием не стесняя, найти у добрых хозяев и сеновал, и самовар.
Вечером почти все сельское население ушло в кино, и дома остались одни старики. Кино бывает три раза в неделю, телевизоров пока еще нет (ретрансляционная линия только строится), и новые фильмы здесь стараются не пропускать. Если тебе надо найти нужного человека - подходи к клубу к восьми часам, там его и встретишь. Я приехал, когда кино уже началось, улицы села были пустынны, расспросить было некого, а бабушка, у которой я определился на постой, по-русски говорила плохо и ничего объяснить толком не могла.
Утром я знакомлюсь с первым на пути селом коми. Кослан тоже село, но значение райцентра сильно изменило его облик. В Чернутьево же колорит северного села сохранился. Стоит оно в некотором удалении от берега, на песчаной террасе под зеленым холмом. По склонам и вершине холма распаханы поля, засеянные овсом с горохом (на силос): зерновых культур на Удоре теперь не сеют, совхозы развивают животноводческое хозяйство.
Верхний конец села идет вдоль глубокого оврага - это его старая часть. По местным преданиям, в старину Чернутьево стояло за оврагом и не было видно с реки, будто бы боялось местное население лихих людей, разбойников. В старой части села еще сохранился дом, наполовину вросший в землю, на конце кровельной слеги под карнизом вырезана дата - 1840.
Я всегда с большим интересом присматриваюсь к деревенской архитектуре. Облик села - срубы изб, порядок их расположения - может немало рассказать о жизни живущих здесь людей. И я вижу, что живут люди прочно и основательно. О мезенском деревянном зодчестве, особенно в низовье реки, я много наслышан, но и здесь, в верховье, в крае, некогда глухом и бедном, тип мезенского жилища тоже своеобразен. Как правило, преобладает на Удоре рядовая застройка. Срубы обычно шестистенные, фактически это две избы под одной крышей с боковой горницей и крытым двором. Тип такого дома сложился исстари, но примечательно, что и новые избы рубятся по старому плану, разве что размеры крытого двора сокращаются: большой двор нужен был раньше, когда на повети стояли телеги и сани, а внизу держали лошадей. И еще - крышу стараются крыть не тесом, а шифером.
Есть еще одна особенность в облике мезенской деревни, характерная также и для Пинеги и почти не встречаемая на Северной Двине и Онеге, - это амбарчики. Крыша у них на два ската, навес рубленый, перед дверью с накладным замком, запираемым огромным ржавым ключом, мостки. Амбарчики стоят где-нибудь на окраине деревни стайкой в живописном беспорядке, словно маленькие избушечки "на курьих ножках": ставятся амбарчики на столбики для сохранения зерна от грызунов.
В Чернутьево находится отделение косланского совхоза. Есть здесь молокозавод. Разгружают алюминиевые фляги шутливые бородатые ребята, явно не местного вида, - студенты из Москвы. Куда только не едут они в "трудовом семестре"! На Севере встречаешь их в самых отдаленных уголках.
- Идите к Людвигу Семеновичу, управляющему, - советуют они. - Он вас отправит. Вон он на берегу.
Надо мне двигаться дальше: впереди еще пятьсот километров. Иду к управляющему по сырому родниковому берегу, размышляя попутно, почему коми так любят непростые имена. Я уже успел познакомиться с Леопольдом и Альбертом, с Венерой и Матильдой, а теперь - Людвиг…
Управляющий отделением совхоза оказался человеком молодым, точнее говоря, был он только исполняющим обязанности управляющего, временным заместителем, а так был студентом-практикантом сыктывкарского сельхозвуза. Но потому, что все-таки был управляющим и дела вел исправно, величали его по имени-отчеству.
Меня он выслушал очень внимательно, как человек, умеющий обсуждать и решать дела (я просил лодку до следующей деревни), и сказал:
- Мало кто ездит туда - мелко… Вот завтра у нас машина пойдет - пожалуйста.
Коли отправишься по реке, где нет регулярного пассажирского сообщения, то никакой оказией пренебрегать не следует.
Наутро ехали мы песчаной дорогой по сосновым холмам, по борам-беломошникам, спускаясь в низины с ручейками и снова взбираясь на холмы. Путь шел верхней террасой над Мезенью, и речная низина постоянно синела слева, а порой сверкала сама река. Тракт этот обозначен на картах, но используется в основном зимой, в летнюю же пору только на отдельных участках: мешают болота.
Народу поначалу набралось полон кузов, но все сошли на лугу на сенокос, и в деревню Мелентьево приехали только мы с шофером.
Деревня стояла на высоком песчаном берегу одним рядом домов и сразу заворожила своей тишиной и уединенностью. Внизу на перекате играла и серебрилась Мезень. К машине подошла женщина-бригадир, заговорила с шофером по-коми. Я переждал, пока они поговорят о делах, подошел, объяснил свое положение. Женщина, не удивившись, сказала:
- Мои ребята поедут рыбачить и вас прихватят. Ступайте к тому дому.
Я пошел к указанному дому, скинул рюкзак, сел на перевернутую лодку. Ясный, знойный, совсем не северный день. Дремотная теплынь разлита в воздухе, и не хочется никуда торопиться, а просто побыть у воды, у лесной реки, в одной из разбросанных по Северу милых деревенек.
Вышел из соседнего дома человек в майке, подошел, поздоровался, подсел рядом.
- Едете?.. А я в отпуске здесь отдыхаю. Скучно… разве за грибами сходишь…
Ему, местному уроженцу, работающему ныне в людном городе, уже кажется скучной родная деревенька, и он радуется, что через три дня вернется к своей привычной жизни, к работе, друзьям. По-разному устроены люди: одни стремятся к тишине, к приволью от шума и скученности больших городов, других тяготит слишком спокойная жизнь.
А хозяйка зовет попить чайку перед дорогой. Но это только называется "попить чайку", на деле предлагают тебе целый обед из ухи, жареной рыбы, картошки, соленых грибов, молока. Неловко себя чувствуешь: ведь ничем ты не заслужил, чтобы тебя, совершенно незнакомого человека, потчевали обедом, но и отказываться нельзя - таков уж обычай северного гостеприимства.
- Вы кушайте, у нас все свое, непокупное, - потчует хозяйка.
И сидишь, и слушаешь рассказ пожилой вдовой женщины, у которой два сына школьника, а старший - беда! - погиб от несчастного случая на охоте, в армию как раз ему было призываться. Она и бригадой управляет, и своим хозяйством, и рыбу сама ловит.
Деревенские ребята-коми всегда вежливы, стеснительны и неразговорчивы. Они без лишних слов напяливают треухи, забирают удочки, туесок с червями и идут к лодке. Жарко и в рубашке, но здесь принято на воде одеваться "капитально" - хорошие дни не часты, по ним мерить нельзя. Лодки в деревнях оставляют на берегу спокойно, моторов не снимают, да и бачок не всегда прибирают - тут люди честные, да и дома, уходя, не запирают, а просто прислоняют к двери палку.
Хозяйка проводила нас до берега, проследила, чтобы я устроился удобно, ребята без всяких хитростей - дело привычное - запустили мотор, и уже позади деревенька, промелькнула она в моем пути скоро, а помнится долго, помнится доброта Анны Дорофеевны.
Но вот иной стала Мезень. Исчезли окаймлявшие ее полосы песков, пошла она в низких берегах с подступающим к воде лесом, с узкими пожнями, зеленой полосой тростника и кувшинками вдоль берега. Чайка над водой показалась, не видел я их раньше, и река стала глубже.
- Хорошо здесь рыба ловится? - кричу ребятам сквозь шум мотора.
Те кивают.
- Какая?
- Окунь.
Плёсы сменяют друг друга, и за каждым поворотом открываются новые рыбацкие места, пока не расступится лес и не начнутся луга. На возвышенном берегу раскинулась деревня Мучкас. Под деревней каменистый быстрый перекат. Ребята осторожно причаливают в камнях, говорят, что здесь можно половить хариуса, и уезжают обратно.
На берегу возле магазина стоят еще двое путешественников: те самые чудаки, что плыли в маленькой надувной лодке. Стоят обросшие ребята в свитерах с самым независимым видом, и, конечно, почти земляки - физики из Пущино. Им проще, чем мне: сели в свою замечательную лодочку и плывут себе, где понравится - поживут, поудят рыбку - и дальше. Приглашают ребята в гости - их палатка за деревней.
Пожалуй, здесь самое удаленное место от крупных населенных пунктов на удорской Мезени. Жизнь тут тоже тихая, размеренная. Люди заняты сенокосом, мало кто ездит по реке, объясняют мне, разве что поедет кто встречать гостей в Пыссу, как раз кто-то собирается дня через три… Мне показывают дом старичка пенсионера, который может за плату отвезти куда угодно. У старика на крыльце собрался народ. Начинается разговор о том, о сем. Разговор неспешный, хозяин не торопится с решением. Договариваемся на утро - оно всегда мудренее.
Иду к туристам. Красив и самобытен здесь пейзаж: река шумит на перекате, огибая деревню, леса со всех сторон обступили селение, оставив немного пространства для полей и лугов. На узкой береговой полосе пасутся кони. Чтобы они не разбредались и не топтали покосов, привязаны они цепями к колышкам, вокруг которых щиплют травку, как козы. Вдали вьется дымок костра - там туристы.
Наступает тихий прозрачный северный вечер. В одиннадцатом часу еще светло. Свежеет, сыреет. На плёсе всплёскивает рыба. Первый ночлег под открытым небом. Варим уху, разговор заходит далеко за полночь.
А наутро, едва солнце встало, надо идти в деревню - здесь жизнь начинается рано. Старик уже возится у лодки, значит, решился ехать.