Показания Левенвольде на следствии в 1742 году отчасти передают обстановку растерянности, воцарившуюся тогда во дворце: когда императрице "в болезни зело тяжко стало, то прислано было к нему (как и к другим сановникам. - Е.А. ) от него, герцога, чтоб он (Левенвольде. - Е.А. ) ехал во дворец, и как он приехал к нему, герцогу, и он, ему объявя, что Ее величество трудна, спрашивал что делать? На что он сказал, что он не знает, надобно-де для того призвать министров. Он его послал для того ж к графу Остерману" . Действительно, решили просить совета у Остермана и послали к нему также кабинет-министров - князя А.М. Черкасского, А.П. Бестужева-Рюмина и фельдмаршала Миниха . Вице-канцлер уже несколько лет (из-за подлинной или выдуманной подагры) не выходил из дома, и к нему постоянно посылали записки или сами сановники приезжали для совещаний . Эта система давно сложилась при Анне Иоанновне, и для императрицы и многих сановников двора репутация Остермана как наиболее опытного и умного советника была непререкаема. Без его участия в это время обычно не рассматривалось ни одно серьезное дело.
У Бирона были довольно сложные отношения с Остерманом. Как писал еще при Анне Иоанновне (в феврале 1740 года) французский дипломат, "граф Остерман представляется как бы помощником герцога, но на самом деле этого нет; правда, что герцог советуется с этим наиболее просвещенным и опытным из всех русских министров, но он не доверяет ему, имея на то верные основания" . Как и многие другие, Бирон знал вице-канцлера как человека лживого и двуличного. Не сложилось доверительных отношений между Бироном и Остерманом и позже, когда первый стал регентом.
Как писал Бирон в своих записках, Остерман дал визитерам такой совет: издать манифест о наследнике престола, чтобы "учредить и утвердить порядок его возможно скорее и на прочных основаниях", имея в виду новорожденного Ивана Антоновича . Этот манифест о наследстве "писал по его сказыванию Андрей Яковлев", секретарь Кабинета министров. При дворе царила паника, и, как показал в 1742 году Остерман, "манифест еще был не окончен, а о скорейшем того сочинении от двора была присылка, дабы немедленно оное прислано было, который он, окончив начерно, с Андреем Яковлевым и отослал в Кабинет" , а Анна Иоанновна на смертном одре почти сразу же одобрила и подписала документ.
Он предусматривал объявление принца Иоанна наследником российского престола. В манифесте говорилось, что государыня, проявляя "матернее наше попечение… к приведению Нашего отечества с часу на часу в вящее цветущее состояние", решила, "по довольном и зрелом рассуждении", согласно петровскому Уставу о престолонаследии 5 февраля 1722 года и закону о престолонаследии 1731 года, назначить Ивана Антоновича, названного "Любезнейшим Внуком", своим наследником. Далее в манифесте говорилось, что если Иван Антонович умрет до того момента, как у него самого появятся "законно рожденные наследники", то престол переходит к его (еще не родившемуся тогда) младшему брату, а если и этот наследник умрет бездетным, то трон переходит к "другим законным из того же супружества (Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха. - Е.А. ) раждаемым принцам…" .
Документ этот отражал всем известное упрямое желание Анны Иоанновны сохранить престол за старшей ветвью Романовых, идущей от царя Ивана Алексеевича, и во что бы то ни стало не допустить на трон представителей той династической ветви, которая шла от младшего брата царя Ивана - Петра Великого. В этом Анна в точности повторила поступок императрицы Екатерины I, которая, умирая в мае 1727 года, подписала (по настоянию светлейшего князя А.Д. Меншикова) завещание - Тестамент. В нем было сказано, что престол от Екатерины переходит к внуку Петра I великому князю Петру Алексеевичу (сыну злосчастного царевича Алексея), а в случае его, Петра II, смерти (при его бездетности), на престол вступает Анна Петровна и ее мужские потомки, а затем Елизавета Петровна и ее сыновья и внуки. Формально и Тестамент, и Манифест 1740 года отвечали главному принципу петровского Устава о престолонаследии 1722 года - государь вправе устанавливать любой порядок престолонаследия, а также изменять его по своей воле. В этом - суть самодержавия. Но одновременно и Тестамент Екатерины, и Манифест Анны противоречили этому основополагающему принципу самодержавия - ведь и Петр Второй, и Иван Антонович, войдя в совершеннолетний возраст, даже не имея детей, были вправе (согласно Уставу Петра Великого) определять порядок престолонаследия так, как им заблагорассудится, а не так, как указывали их предшественники, оставившие завещание. Однако Анна Иоанновна об этом не задумывалась, как и Остерман, писавший манифест. Зато они хорошо знали, как часто тогда умирали младенцы, даже не дожив до года. Поэтому и предусматривался механизм дублеров Ивана Антоновича из его младших (повторю, еще не родившихся) братьев.
Но это был лишь первый шаг при решении вопроса о власти. Никого не смущал тот факт, что наследником назначается двухмесячный младенец. Формально здесь соблюдалась логика предшествующего указа Анны Иоанновны 1731 года о престолонаследии, в котором было сказано о будущем наследнике, рожденном от брака Анны Леопольдовны с неким иностранным принцем. Одновременно автор манифеста Остерман ссылался на пример Петра Великого, назначившего наследником (после казни царевича Алексея в 1718 году) своего трехлетнего младшего сына Петра Петровича.
Уже в момент составления манифеста во всей своей остроте вставал серьезнейший вопрос: кто при новом императоре-младенце Иване будет регентом? Его предстояло решить, не откладывая в долгий ящик, пока жива императрица. Скорее всего, обсуждение проблемы регентства происходило тогда же, 5–6 октября, на совещаниях вельмож. К такому выводу пришла следственная комиссия 1741 года: "…а по следствию явилось: рассуждение и совет о регентстве его (Бирона. - Е.А. ) был 5 октября в вечеру. А то определение (завещание, или Акт. - Е.А. ) писано того же вечера и ночью, а чтено ему (Бирону. - Е.А. ) поутру на другой день, и между тем от сочинения до чтения и сведения его было токмо несколько часов, а слушав онаго, некоторые пункты и сам прибавить велел" . В принципе перед собравшимися сановниками был выбор из трех основных вариантов: первый - создается регентский совет в составе высших чиновников империи (с участием или без участия родителей императора); второй - регентшей становится мать императора Анна Леопольдовна; третий - регентом объявляется герцог Бирон.
Последний вариант среди иностранных наблюдателей даже не рассматривали - настолько невероятным он казался. Шетарди и другие дипломаты на все лады обсуждали возможные варианты правления, упоминая не только регентский совет, Анну Леопольдовну, но и Елизавету Петровну с ее племянником герцогом Голштейн-Готторпским.