Первыми уже в течение XVII–XVIII веков вливались в состав верхних слоев русского сибирского общества представители верхушки местного населения, которых жаловали высокими чинами и званиями и привлекали к военной и административной службе. Известны такие династии служилых людей, детей боярских и дворян, как потомки мансийского князя Аблегирима (род Албычевых), мурзы Енбулата, кондинского князя Сатыги, знатного кыргыза Айкана, якутских тойонов Сахалтина, Матвеева-Отконова, Поротова, обуряченных тунгусских князей Гантимуровых и другие. Повсеместно для несения воинской службы широко привлекались и простые люди из числа коренных жителей. Так, например, в г. Тара в 1626 году служилых юртовских татар было 57 человек, а в 1701-м – 84. В 1627 году томские татары и чатские мурзы составляли около трети служилого населения г. Томска. Качинцы в XVII–XVIII веках также составляли значительную часть гарнизона г. Красноярска, много местных жителей служило в гарнизонах Тобольска, Кузнецка, Якутска и других. В Забайкалье в начале 60-х годов XVIII века создавались казачьи полки из конных тунгусов (500 человек) и из бурят (2400 человек).
Второй крупной группой коренного населения, влившейся в состав русских сибиряков, были так называемые ясыри, т. е. пленные. В большинстве своем они проживали в русской среде, в результате чего крестились и обычно обрусевали. Документы многих сибирских городов XVII – начала XVIII века буквально пестрят подобными сообщениями.
В течение же XVIII века упомянутые процессы постепенно прекратились и на первый план вышли явления более широкой, народной ассимиляции. Именно в это время русское население выходит из-за стен острогов и широко расселяется рядом с коренными жителями. Постепенный процесс влияния со стороны соседнего русского населения к середине XIX века приобрел новое качество и привел к полному слиянию с русскими целого ряда групп коренного населения. Это относится ко всем "канским татарам", к чулымским тюркам, проживавшим по рекам Кия, Б. и М. Кемчуг, эвенкам бассейна Средней Ангары, бурятам или обуряченным тунгусам западной части Прибайкалья и бассейна Верхней Ангары, всему коренному (тюркизированному к тому времени) населению Красноярского лесостепного района и правого берега Енисея от Восточного до Западного Саяна (включая, например, всех койбалов), большинству так называемых сымских остяков. К концу XIX – началу XX века это были районы чисто русского крестьянского расселения и коренное население там уже официально не фиксировалось. Лишь "воспоминанием о прежних тунгусских жителях по Чуне и Бирюсе, – писал о бассейне левобережья Средней Ангары С.К. Патканов, – служит тип их нынешних обитателей, несколько напоминающий тунгусов".
Как показали результаты антропологических обследований в этом же ангарском районе, у современного русского старожильского населения прослеживается заметная монголоидная примесь, свидетельствующая о недавних процессах расового смешивания.
К началу XIX века красноярские качинцы и аринцы настолько обрусели, что даже Качинская степная дума, учитывая трудности сбора ясака с них из-за значительной отдаленности, вынуждена была объявить в 1827 году, что "…ежели они (красноярские качинцы. – С.С.) не возвратятся в свои кочевья, т. е. в Минусинскую округу к своим князцам, то будут переименованы в крестьяне". Однако даже перспектива уплачивать более высокие подати, видимо, не испугала их; обрусевшие качинцы продолжали оставаться на прежних местах и проживали вместе с русскими людьми в деревнях Маганской, Шало, Юксеево и других. Перепись 1897 года уже не отметила здесь туземного населения вообще.
Основная масса тунгусского населения Забайкалья, обитавшая на юго-востоке области, к концу XIX века проживала вместе с русскими людьми, в результате чего современное русское население многих сел Борзинского и соседних районов Читинской области имеет заметную монголоидную примесь (по собственным наблюдениям автора). Фактически обрусели к концу XIX века и буряты, проживавшие между реками Хилок и Никой (Цонголов род); в результате ононская русская группа Забайкалья отличается явными признаками монголоидности, свидетельствующими о массовости смешения с местным населением – буряты вошли в эту группу примерно в количестве 40 %, а эвенки – 20 %. На территории Бурятии по рекам Селенга и Уда в XIX веке также появилась крупная смешанная группа – результат масштабной деятельности Троицко-Селенгинского монастыря, выкупавшего за калым у бурят женщин и выдававшего их после крещения замуж за русских мужчин (беглых и ссыльных). По данным антропологических исследований, в забайкальских популяциях смешанного происхождения доля бурятской крови в целом составляет более 40 %. Антропологические обследования русского населения на Верхней Лене выявили бытовавшую здесь, видимо, в XVIII–XIX веках сильную метисованность, уменьшившуюся затем в результате нового прилива русских поселенцев. Здесь в русскую среду вошла крупная группа якутов. Старожильческие группы русского населения, проживающие в Заполярье от Лены до Колымы, включили в свой состав значительное число местных жителей – юкагиров, тунгусов и якутов. В настоящее время большая часть этих русских групп близка по своему расовому типу якутам при наличии явных следов участия в этническом смешении эвенов и юкагиров.
В меньшей степени процессы вливания коренного населения в состав русского были характерны для Западного Зауралья, поскольку проживавшее здесь татарское (как и другое мусульманское население Западной Сибири) по причинам религиозных различий слабо вступало в контакты с русским. Но тем не менее и здесь в XVII веке был зафиксирован такой факт, как смена к концу столетия прежнего татарского населения по реке Исеть русским. Произошло это в основном в результате этнического смешения. С конца XVI и до конца XVII века наблюдается сокращение татарского населения среднеиртышского региона.
Численность тюменско-туринских татар несколько уменьшилась и в конце XVIII века – с 6501 человека в 1763 году до 6268 в 1782-м. Сильно обрусели к концу XIX века телеуты, проживавшие в русской среде по рекам Ур, Ускат, Кондома и Томь, т. е. в отрыве от центра своего расселения. В советское время религиозные препятствия стали играть заметно меньшую роль и межэтнические контакты усилились – так, полностью растворились среди русского населения туринские и обские татары, значительная часть калмаков, меньшая часть эуштинцев и барабинцев. В настоящее время количество межэтнических браков (на 85 % и более – с русскими) у татар Западной Сибири, проживающих в городах, достигает 60-80%, а в сельской местности – 20–40 % в разных регионах. У приобских селькупов в 1981–1985 годах, например, количество межэтнических браков (также в основном с русскими людьми) составило более 97 %.
Серьезное влияние на динамику численности некоторых народов в XX веке оказали процессы индустриализации и связанной с этим урбанизации. Наиболее ярким примером здесь является судьба шорцев, проживающих большей частью на территории одной из самых урбанизированных областей России – Кемеровской. Так, по переписи 1897 года было учтено 12 037 шорцев, а по переписи 1979-го – 16 033 человека (из них в Кемеровской области – 12 767). Известно также, что в 1926 году в городах проживало всего 45 шорцев, а в 1989-м уже 9,3 тысяч. Только за пределами РСФСР в 1970 году проживали 1,5 тысячи шорцев. В течение последних десятилетий шорцы стали одним из самых урбанизированных народов не только Сибири, но и страны в целом. Естественно, что, оказавшись в иноэтничной среде, в отрыве от родных мест, эта весьма значительная часть шорского народа не могла не подвергаться широким процессам ассимиляции и растворялась среди других этносов, в основном среди русских. Поэтому не удивительно, что если до 1970 года еще шел общий численный рост шорцев, то в 1979 году и в дальнейшем фиксировался его спад как в Кемеровской области, так и по стране в целом.
Вторым по степени урбанизированности из числа крупных сибирских народов, видимо, являются хакасы. Например, число хакасов-горожан с 1926 по 1939 год выросло в 25 раз и составило 5186 человек, а в настоящее время их удельный вес в общей численности народа выше, чем у алтайцев и бурят. Кроме того, среди хакасов больше лиц, проживающих за пределами своей республики, чем у алтайцев, тувинцев и бурят.