Корреспондент не поленился спуститься в могилу и нашел на груди небольшую икону Знамения Федоровской Божией Матери, на обороте которой были автографы Царицы, Великих Княжон и Анны Вырубовой. Здесь же значилось: 11 декабря 1916 г. Новгород. Несколько образов Александра Фёдоровна привезла из поездки в этот город. Один из них, тот, которым Её благословил архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий), и обнаружился на груди Друга Царицы.
Журналист хотел "взять на память" эту икону, но капитан Климов воспротивился, заявив, что он ее "должен передать коменданту Царского Села подполковнику Мацневу". Через несколько недель в прессе промелькнуло сообщение, что эта мемориальная реликвия была продана неким инженером Беляевым иностранцу…
Известная столичная газета "Новое время" сообщала 10 марта: "На станции Царское Село Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги стоит под охраной караула товарный вагон с телом Распутина. В ночь на 9 марта тело Г. Распутина по распоряжению правительства было выкопано из могилы склепа церкви во имя Серафима Саровского, что в деревне Александровской вблизи Царскосельского Александровского дворца. Гроб с телом Распутина на грузовике был доставлен в городскую ратушу, металлическая крышка была вскрыта, и труп подвергся осмотру". Корреспонденция заканчивалась информацией, что "о месте похорон Распутина пока распоряжений не сделано".
Подробные отчеты о "сенсационном событии" поместило и большинство других ежедневных изданий. Самое тиражное - "Русское слово" - привело новые подробности. "Металлический цинковый гроб был настолько тяжел, что целый взвод солдат с трудом извлек его на поверхность. На грузовом автомобиле гроб был доставлен в Царское Село в ратушу. Его внесли в здание, где гроб был вскрыт. Тело Распутина оказалось завернуто в тонкую кисею и затем зашито в полотно. Голова покоилась на шелковой кружевной подушке. Руки скрещены на груди, левая сторона головы разбита и изуродована. Тело почернело. В это время к ратуше собралась огромная толпа любопытных, проникшая в самую ратушу. Цинковую крышку гроба разломали на куски. Каждый хотел себе оставить на память кусок крышки: "Это на счастье, как веревка от повешенного", - заявляли в толпе. Составив протокол осмотра, тело вновь уложили в гроб и отвезли на Царскосельский вокзал. Здесь гроб был оставлен в товарном вагоне, двери которого по распоряжению коменданта были закрыты и опечатаны".
Вскоре после разрытия могилы появилось сообщение, что тело будет предано земле "на одном из кладбищ Петрограда". Здесь может возникнуть вполне уместный вопрос: для чего правительству (сиречь Керенскому) понадобилось отдавать распоряжение об извлечении гроба, захороненного в безлюдном месте столичного пригорода, чтобы затем предавать его земле в столице?
Но в то время подобный вопрос ни у кого не возник. Власти же откровенно лукавили. Намерения "хоронить в Петрограде" у них не существовало из опасения, что эта могила станет местом паломничества "распутинцев" и просто любопытных. В силу этого Керенский все никак не мог решить, что же делать с гробом.
Верховного "стража свободы и закона" никоим образом не смущало, что все эти непристойные манипуляции с мертвецом происходили в дни Великого поста! Он давно уже не верил в Бога, не боялся никакого Судного дня. Опасался он совсем другого: что кто-то может его заподозрить в недостаточной преданности "делу революции". Он не мог быть мягкосердечным, не мог быть снисходительным даже к трупам врагов, пресловутые "исторические обстоятельства" требовали решительных действий. И они последовали.
Тело Распутина было тайно перевезено в "революционную столицу", где его под охраной поместили в укромном месте в придворных конюшнях в самом центре Петрограда на Конюшенной площади. Оскверненный гроб здесь находился в деревянном ящике из-под рояля.
Во всей этой отвратительной истории очень много неясного. Важные ее эпизоды можно восстановить лишь по скудным и противоречивым сообщениям газет. Официальных документов практически нет, хотя к ней имели отношение и высшие должностные лица, и местные административные власти.
Сами главные "герои Февраля" (всем им удалось благополучно покинуть пределы России) потом десятилетия обретались в различных странах в качестве эмигрантов. Превратившись, по существу, в "макулатуру истории", они не могли с этим смириться. Политическое банкротство свое не признавали. Постоянно говорили о "великой роли", которую они сыграли в "деле освобождения народа". Некоторые, например, П. Н. Милюков и А. Ф. Керенский, написали тома воспоминаний и исторических трактатов, где в самых выигрышных красках рисовали свои политические портреты "в историческом интерьере".
Эти многостраничные опусы невольно поражают читателя. Мемуаристы восстанавливали в мельчайших подробностях события и картины, виденные многие десятилетия назад (к примеру, Милюков живописал цвет облаков над Везувием, когда оказался в Италии еще студентом), но странным образом наступал "провал памяти", когда надо было говорить о нежелательном и исторически для себя невыигрышном. Особенно это касалось двух тем.
Первая, важнейшая и больная: участь Царской Семьи. У Милюкова по этому поводу "полный склероз". Обсуждений сего вопроса во Временном правительстве он "категорически" не помнил. Хотя как министр иностранных дел вел об этом переговоры с английским послом, обменивался телеграммами с британским МИДом, но - как отшибло. Запамятовал всё! Действительно, это ведь не цвет облаков над Везувием, а "сущая безделица"!
Цепкая память Керенского удержала лишь то, что надо было сохранить для скрижалей истории! Царскую тему он тоже готов был забыть, но тут ничего не получалось. Со всех сторон эмигранты напоминали ему, приводили документы, обвиняли, проклинали, выставляя виновником гибели. Не раз оправдывался, перекладывал ответственность на других. Уверял, что если бы не бяки-англичане, которые отказались пустить Царя к себе, все бы мирно и обошлось. Он же, со своей стороны, только и думал, как обеспечить Его безопасность. Эти подтасовки мало кого убеждали, но сам он себя убедил, что в той страшной истории неповинен.
Вторая тема, которая выветрилась из памяти мемуаристов, хоть и не представлялась столь же масштабной, как первая, но тоже была не менее щекотливой. Она касалась той самой распутинской "могильной истории". Никто из "мемуаристов" о ней не обмолвился ни полусловом.
Между тем такие разговоры среди министров по этому поводу велись, хотя бы потому, что все публиковавшиеся распоряжения подавались как решения именно правительства. Если и можно предположить, что "чистый европеец" Милюков оказался в стороне, то Керенский-то находился как раз в центре. Однако он тоже даже не упомянул об этом при подробном описании "славных дней" февраля и марта 1917 года. Наверное, по прошествии многих лет было просто стыдно вспоминать тот непристойный скандал.
Приказ вывезти тело Распутина из Царского отдал лично глава Временного правительства Г. Е. Львов. Начальник Царскосельского гарнизона полковник Е. С. Кобылинский вспоминал: "Комиссар по фамилии Купчинский прислал мне письменный приказ за подписью председателя Совета министров. Приказ предписывал мне передать тело Распутина Купчинскому, чтобы тот мог на грузовике доставить его к месту назначения. Мы не могли этого сделать в Царском Селе, поэтому перегнали грузовой вагон с телом Распутина на станцию Павловск Второй. Там мы нашли старый ящик из-под груза, в который и засунули гроб с телом Распутина. Сам ящик завалили матрацами и пустыми мешками".
Кто решал вопрос о судьбе останков Распутина, собирались ли их предать земле, если действительно собирались, не ясно, но не подлежит сомнению, что Керенскому, как и прочим "этуалям Февраля", очень хотелось поскорее навсегда покончить с телом духовного друга Царской Семьи. Ненавистный мертвец мешал победителям жить и творить радостную историческую эпопею.
10 марта формируется похоронная команда, состоявшая из шести студентов Петроградского политехнического института и двух руководителей: уполномоченного Временного правительства Ф. П. Купчинского и представителя градоначальства ротмистра В. П. Кочадеева (Когадеева). Указанная группа получила в свое распоряжение грузовой транспорт и необходимые пропуска и в ночь на 11 марта покинула Петроград. Направление - Выборгское шоссе. Ясно, что выезд на автомобиле вооруженных людей должен был получить самую высокую санкцию. Кто же конкретно давал такое разрешение?
Сохранились краткие воспоминания Ф. П. Купчинского, написанные в мае 1917 года и посвященные как раз истории с телом Григория Распутина. В них приводится разговор мемуариста с главой Временного правительства князем Г. Е. Львовым, состоявшийся в первые дни марта.
Князь говорил откровенно, без обиняков: "Его необходимо уничтожить… Сжечь, конечно, лучше… Надо подобрать людей, сделать без огласки". Потрясающее признание! Князь, представитель древнего рода (не чета Керенскому-то!), воспитанный по-европейски человек, известный общественный деятель, а рассуждал как какой-нибудь коммунистический революционер-уголовник.
Из рассказа Купчинского следует, что идея сожжения принадлежала ему, а князь лишь её горячо поддержал и обещал "полное содействие". Львов как абсолютно никчемный политик, как общепризнанный "политический импотент" ничего самостоятельно не решал ни в первые дни марта 1917 года, ни в дни последующие.