Трансмутация зайца
Осталось вовсе ничего,
Нисколько не осталось.
Стою один на пятачке,
Как заяц заполошный.
В окружье полая вода,
А пятачок ледовый,
И с каждой новою волной
Он тает, тает, тает…
И, встав на цыпочки, тянусь,
Дрожу, как на пуантах,
Как будто я хочу взлететь
Золотокрылой рыбкой.
Одна надежда на авось
Или на чудо-юдо,
Которое, когда не ждешь,
Из ниоткуда грянет.
Сквозь туч проклюнется звезда,
А зайцы, Солнца дети,
Отца не вспомнят своего,
Да и Луну не вспомнят.
Но будут, память потеряв,
Длить жизни быстротечность
Угасшие на склоне дня
Солнечные зайцы.
А поутру Левиафан
Величиною с небо
Сорвется в океан морей
С высот своих высоких.
Как говорится, не судьба…
И всею мощью глыбьей
Он дно пробьет, а вот меня
И усом не заденет.
И, вытеснив за край беды
Большой воды стихию,
Спасет он своего зайца
(В согласье с Архимедом,
И с Птолемеем заодно,
Китом и черепахой).
И синь тех дрогнувших небес
Пойдет на нимб кому-то,
И этим кем-то буду я,
Неравнодушный к нимбам.
Гордыня головы дурной…
И девушка босая
Примерит радугу. И все.
И никакой заботы.
…Меж тем солярные часы,
Как принято в Эдеме,
Бьют вечность без пяти минут
До нового Потопа…5 сентября 2011 года
БОЛЬШОЕ КОРОЛЕВСКОЕ ИСКУССТВО
Они искали философский краеугольный камень преткновения у Христа за пазухой.
Рабинович
ПРОЛОГ
Алхимический трактат как исторический источник
Рассказывают: по повелению Александра Македонского на могиле Гермеса Трижды Величайшего, легендарного основателя тайного алхимического искусства, начертаны тринадцать заповедей "Изумрудной скрижали". Эти слова - священный материал, из которого столько веков строило самое себя алхимическое мироздание - здание герметического мира. Коричнево-палевые отсветы алхимического горна вспарывали кромешный мрак нескончаемой ночи средневековья. Я сказал "ночь средневековья", повторив привычный штамп. Века мрака и тлена. Но если и вправду Средние века - сплошь ночь, то тогда, как остроумно заметил один историк, население этих самых Средних веков работало только ночью. "…Могло ли средневековье вообще быть сплошным адом, в котором человечество пробыло тысячу лет и из которого это бедное человечество извлек Ренессанс? - спрашивает Н. И. Конрад. - Думать так - значит прежде всего недооценивать человека…". Готическая архитектура, лучезарная поэзия трубадуров, рыцарский роман, жизнерадостные народные фарсы, захватывающие зрелища - мистерии и миракли… "Средневековье - одна из великих эпох в истории человечества" (Конрад, 1972, с. 255–256). И вот посреди этого полнозвучного, чужого и дальнего, средневековья - вовсе таинственная алхимия, впечатляющее свидетельство поразительно устойчивого сознания, укорененного в освященном многовековым практическим и интеллектуальным опытом предании.
XX век. Химия, постигающая тайну неживой материи, но и тайну жизни, мечущаяся меж всемогущей физикой и всеобещающей биологией. Загадочно улыбающиеся химеры собора Парижской Богоматери. Человеческие судьбы, осуществляющие себя в предгрозовых буднях Первой мировой на склонах Волшебной горы Томаса Манна. Пернатые драконы и пестрые львы, вплетенные в орнаменты современных дизайнеров. Броские успехи радиохимии, химии белка, полимерной химии. Ожившая память алхимического средневековья, накоротко замкнувшаяся с творческой мыслью нашего современника.
Едва ли не десять столетий и едва ли не везде героически вершилось это в высшей степени странное дело: от позднеэллинистических рецептурных сводов, толкующих о металлах, до провидческих грез Парацельса; от лангобардского Салерно до дальневосточных даосов; от Черной земли египетской до алхимиков католических университетов. Сотни тысяч трактатов; десятки тысяч подвижнических, мученических судеб. Сотни ученых книг, призванных запечатлеть в веках историю алхимии. Для чего же понадобилось еще несколько сот страниц о том же?
Приглашение к размышлению
Сначала совершим непродолжительное путешествие в "этимологию" слова "алхимия". Есть несколько версий. Chymeia - наливание, настаивание. Дальний отголосок практики восточных врачевателей-фармацевтов, извлекавших соки лекарственных растений. Согласно другому мнению, корень в слове алхимия - khem или khame, chemi или chuma, что означает и чернозем, и Черную страну. Так называли Древний Египет, а с Египтом связывали искусство жрецов-рудознатцев, металлургов, золотых дел мастеров. Здесь же рядом - изучение земных недр (лат. humus - земля). Древнегреческий языковой пласт: хюмос (χυμσς) - сок; хюма (χυμα) - литье, поток, река; химевсис (χυμεβσις) - смешивание. Наконец, древнекитайское ким означает золото. Тогда алхимия - златоделие. Именно это значение закрепилось за алхимией по преимуществу. Остается сказать лишь о непереводимой частице ал, арабское происхождение которой несомненно и которая устойчиво существовала как приставка приблизительно с XII по XVI столетие, а также напомнить о мнении александрийца Зосима (IV в.), отсылающего заинтересованного филолога к имени библейского Хама. Обращение только к именам может оказаться формальным. И все-таки: златоделие и приготовление сыпучих и жидких смесей, растениеводство и техника составления ядовитых настоев, литье металлов и изготовление сплавов, нанесение на различные поверхности металлических покрытий и технология крашения, черномагические занятия и жреческое искусство, сподобленность библейским пророчествам и причастность к древнейшим космогониям. Множественность толкований занимающего нас имени предполагает историко-культурный фон, на котором разыгрывалось алхимическое действо. Сама же алхимия не столь проста и однозначна, как это могло бы показаться спервоначалу: златоделие - и только.
Прежде чем двинуться дальше, ограничим предмет наших размышлений. Это западная алхимия в составе европейской средневековой культуры, понимаемой относительно самостоятельной и представленной определенным типом мышления; определенным типом общественного производства, в том числе и "духовного производства" (Маркс), определенным типом общественно-производственных отношений; в конечном счете, обусловленной феодальным способом производства. Но вся ли алхимия и все ли европейское средневековье есть предмет последующего разбирательства? XII–XV столетия - пора высокого средневековья, только-только осознающего себя культурой; средневековья, уже умеющего взглянуть на себя со стороны. Рефлексия - ускоритель времени на мыслительных часах человечества. Выбранные столетия - это как раз то время, когда на часах средневековой истории угадывается движение не только вековой, но и стрелки, отсчитывающей десятилетия. Такое время легче отмечать. Сознание само становится проблемой: "Я поднял глаза, чтоб увидеть - видят ли меня…" (Данте, 1968, с. 46). Вот почему именно эти века есть центральный временной объект нашего исследования, который, если он хочет таковым быть, - должен быть взят, согласно Марксу, в наиболее развитой форме. Правда, выходы в сопредельные регионы и в сопредельные времена не только возможны - необходимы. Но выходы, завершающиеся обязательным возвращением в выбранные пространства и века.
А ТЕПЕРЬ, читатель, прислушаемся не только к имени, но всмотримся в расхожие изображения алхимии. Это прежде всего вполне средневековая вещь. И витиеватость словесной вязи, и нормативное ремесло, и впечатляющая картинность, и истовая боговдохновенность, и схоластическое наукообразие… Дело, отмеченное неистребимым знаком средневекового мышления, каким оно отпечатано в обыденном сознании нынешнего дня.