И горный хребет. Если бы Гленко славилась только своими горами, хребет, наверное, был бы самым известным. Что это за хребет! Огромный, темный и зазубренный, как гигантская челюсть. Он пролегает по всей длине долины с севера - и он долго оставался Северной грядой. Я думала: "Пройду по Северной гряде" или "Сегодня Северная гряда покрылась снежными шапками". Но все изменилось. Изменилось, когда однажды ранним вечером я бежала у ее подножия и бросила взгляд наверх. И тут у меня перехватило дыхание. Я замерла. Она стала Собор-грядой. Вот ее имя. Для меня оно было таким. Как же она была похожа на храм! Не по цвету, ведь по большей части она коричневая, а не из серых церковных камней сложенная, и не из-за формы, потому что на ней не было башни. Я назвала ее так из-за грандиозности. Она была до того велика… Ее великолепие заставляет идущего человека застыть на месте, лишает его дара речи и одновременно притягивает и внушает ему чувство страха. Кажется, я испытала благоговение. В тот вечер глаза мои наполнились слезами от осознания того, какая она древняя и высокая. Я посмотрела наверх и содрогнулась. Ее величие давило на меня, как облик любой церкви, я думала: "Это не мое дело" - и не желала познать это, но, уходя, я все еще ощущала, что на мне лежит ее длинная прохладная тень. Я очень ясно понимала, почему другие столь привязаны к ней. Почему они могут никогда не отрывать от нее глаз и служить ей всю жизнь.
Вот почему я назвала ее Собор-грядой. Она заставила меня почувствовать себя крошечной, ничтожной. И она была для долины настоящим святилищем, что тоже соответствовало ее имени - ни одна живая душа не могла достигнуть ее вершины. Слишком высокие горы, слишком крутые утесы.
Аонах-Игах - ее гэльское имя. Теперь я знаю это. Аласдер обучил меня. Называя имена, он водил руками, будто пробовал на ощупь каждое произнесенное слово. Мы сидели около моего очага. Волосы Аласдера блестели темным золотом в отсветах пламени, и он говорил:
- Бен-Фада, Бидеан-нам-Биан, Аонах-Дабх… - Будто отщипывал слова большим и указательным пальцем. - Твоя очередь.
И я попробовала их. Покатала у себя во рту.
Но и я учила его придуманным мною именам.
Три покатых холма на южной стороне, смотрящие прямо на Собор-гряду, были моими любимыми. Моя потайная лощина была укрыта между ними, и я часто карабкалась, все выше и выше, то на одну, то на другую, то на третью. Я изучила их до последней травинки, до последнего камешка. Лежала в их впадинах и лакала из их водопадов. Я рассказывала мои тайны овевающим их ветрам, так что они тоже меня знали.
- Три Сестры, - сказала я ему, смущаясь.
- У них есть старые имена. Я говорил тебе…
- Я знаю. Но я называю их так.
Несколько месяцев спустя - месяцев, мистер Лесли! - Маклейн рассказал, что он еще мальчишкой застрелил прекрасную белую лань на ветреных высотах Бен-Фады и что шкуру этой лани он носит до сих пор. Я переспросила:
- Бен-Фады?
Потому что у белой лани волшебство живет в сердце, его там больше, чем у многих. Он осушил кружку, взмахнул рукой, будто мои слова были назойливыми мухами, проворчал:
- Восточная Сестра. Из Трех.
Я улыбнулась, подумав: "Хоть Макдоналды, видимо, не слишком доверяют человеку из Англии, но взгляните-ка, им нравятся придуманные мной английские имена".
Итак, Иэн обнаружил меня. Он и те два медведя. Они сопели, ворчали, обзывали меня "сассенах". Они разузнали про мои травы; но оставили меня здесь и ушли.
Приход людей изменил мое место. Воздух стал другим, когда там появились трое мужчин. Их следы оставались у моей хижины еще несколько недель, а запах мокрой шерсти задержался еще дольше, как и их слова "крыша не выдержит". Это меня беспокоило. Я обошла кругом свою хижину в тот вечер, проверяя ее и разглядывая. Я постаралась на славу, и она хорошо мне служила, потому что благодаря торфу, веткам и навозу внутри было достаточно сухо. Тонкая часть крыши позволяла дыму вылетать наружу. Я была очень счастлива. Мне было тепло и уютно.
Но через несколько дней начались морозы. Я проснулась среди ночи - не от холода, потому что я не против холода. Но от странного голубоватого света в хижине. Я подползла на животе к двери, сделанной из дерна, приподняла ее. И увидела его - мой первый хайлендский мороз. Призрачно-голубой и безмолвный.
Это было такое красивое зрелище. Горы смотрели на меня и мерцали. Но, к сожалению, я поняла, что он прав - крыша не выдержит. Она слишком тонкая. Придет дождь - неистовый косой дождь, обычный для Шотландии, и обложные дожди начнутся тоже. И снег. Я боялась лежать под шкурой лани, думая лишь о том, как бы крыша не рухнула на меня вместе с массой снега, сошедшей со склона холма. Я не боюсь снега, но только если он не рухнет на меня вместе с крышей во время сна. Всем нам необходим сон.
Так что в то морозное октябрьское утро я направилась вниз, в долину. В лесу на берегу реки Кое я набрала еще веток, связала их и потащила домой. Это было очень тяжело, и я остановилась отдохнуть. На склоне около моей расщелины был он - олень. С рогами. Смотрел на меня с противоположного холма, копыто зависло над снегом, словно он резко замер, заметив человека. Так он и стоял, наблюдая.
Я сосчитала отростки на рогах. Пять на левой стороне и четыре на правой.
Он шевельнул хвостом, пустился прочь рысью.
Той ночью мне снилась его корона. Под моей новой толстой крышей мне снились его рога и сверкающий глаз. Кажется, я спала слишком глубоко, потому что утром, проснувшись, нашла много следов на инее вокруг хижины. Я опустилась на колени и разглядывала их. Человеческие следы. Моя ладонь была маленькой по сравнению с ними, и я почувствовала запах влажной шерсти.
И потому я порадовалась, что у меня теперь есть новая крыша, а стены стали толще.
Еще там был холм под названием Сохрани-Меня.
Это, конечно, я дала ему такое имя. Однажды звездной ночью, проходя под ним, я посмотрела вверх и попросила: "Сохрани меня! Мне страшно".
И он сделал это.
Я дремала у себя в хижине. Свернувшись клубочком, я слушала потрескивание огня в очаге. Снаружи заухала сова, и я перевернулась. Совиный крик донесся словно издалека, так всегда бывает, когда что-то мешает тебе ускользнуть в сон.
- Сассенах!
Кто-то так постучал в мою дверь из дерна, что хижина затряслась.
Я взвизгнула. Мне было тепло и мягко. Я бы уже уснула, а теперь подскочила и зацепилась волосами за солому. За дверью раздавался лошадиный храп.
- Сассенах!
Хорошие новости не приносят ночью на взмыленной лошади. Я вывалилась наружу и наткнулась на Иэна Макдоналда, который вновь стоял на моем пороге, уперев руки в бока, запыхавшийся от бешеной скачки.
- Твои травы… - сказал он.
Я потерла глаза.
- Для чего они?
- Какие именно? - спросила я. - У них много назначений. Зубная боль, ночные кошмары, поносы. Подагра, икота…
- Ранение. Серьезное. Рана на голове, очень сильно льется кровь, и ее не получается остановить.
Я посмотрела в его глаза. И поняла теперь, о чем свидетельствуют его резкость и его торопливость. Я сказала:
- Да.
- Бери их.
Я собралась быстро, потому что знала, для чего нужна каждая из моих трав. Взяла хвощ, живучку, кервель и спросила:
- Кто ранен?
- Мой отец.
- Предводитель клана?
- Да.
И когда я вскарабкалась на гаррона, устроившись перед Иэном и вцепившись в лоснившуюся гриву, я подумала: "Безжалостный". Я помнила: их предводитель жесток даже к хайлендерам. И мы прогрохотали вниз по ущелью и на запад в долину. Из-под копыт хлестала грязь. Его лошадь храпела, как моя кобыла когда-то, и мне было страшно, мистер Лесли, - сердце колотилось часто-часто, и руки дрожали, и пока мы скакали под звездным небом, я смотрела на него, задрав голову. Я смотрела на деревья. Мы проехали мимо широкой бледной горы, которую я никогда раньше не видела, и я попросила ее: "Сохрани меня". Она растаяла как призрак.
Он отвез меня далеко, на западную оконечность долины. Впереди мелькали огни, они становились ярче, и, пока мы скакали, я чуяла запах торфяного дыма. Мы миновали дома на другой стороне - трубы, очаги, собак. Людей. Я видела фигуры в полумраке, хайлендеры смотрели, как я проезжаю. Я вцепилась в гриву, сдерживая дыхание.
"Сохрани меня. Будь со мной".
Лошадь остановилась и мотнула головой. Иэн Макдоналд бросил поводья и соскочил на землю, я соскользнула следом, юбки задрались, пришлось повоевать с ними, чтобы придать себе приличный вид. Я пригладила волосы.
Он приказал:
- За мной!
Словно я была его собакой.
Такого большого дома я отродясь не видела. Высокий, ярко освещенный. Это был такой обширный крепкий дом, что я удивилась, как он может стоять в долине - не в городе, не в Хексеме. Как он может находиться здесь? Он был построен в основном из камня. Но окна были стеклянными - настоящее стекло, как в Лоуленде, а крышу покрывал темно-синий сланец. Я учуяла запах сосен и поняла, что вокруг именно они. Я услышала, как вода плещется под дыханием ветра, и догадалась, что позади меня в темноте простирается море.
Не двигаясь, я смотрела во все глаза.
Иэн шел впереди, а когда заметил, что я застыла, прошептал:
- Иди!
Потом дважды постучал в дверь, толкнул ее и исчез.
Я подумала: "Вперед!" - из всех известных мне слов оно сильнее всего въелось в разум. "Беги".