Напротив, для политически мотивированных публицистов общим местом является бесконечная репродукция самых досужих выдумок. Характерный случай - появление книги скандально известного журналиста С.И. Веревкина. Удивление вызывает уже то, что "Самая запретная книга о второй мировой" самим автором и его немногочисленными апологетами чванливо позиционируется как "солидное аналитическое исследование" и "научная работа". Уровень веревкинской "аналитики" и "научности" прекрасно демонстрирует его трактовка севских событий. На ходу выдумывая массу красочных подробностей, автор живописует гибель Рейтенбаха, утверждая, что в конце августа 1943 года Севск обороняли исключительно "каминцы" ("Так не было их там, в Севске, этих "иноземных захватчиков", - одни русские", правда, за несколько страниц до этого говорится, что "Севск защищали в основном русские"…), а в конце главы - просто идет на прямой исторический подлог, цитируя благодарственную телеграмму генерал-полковника Шмидта в адрес Каминского ("Благополучному исходу происходивших событий мы многим обязаны Вам и Вашей способной Народной Армии"). Как известно, эта телеграмма была направлена комбригу вовсе не после августовского штурма Севска, а после событий весны 1943 года (иначе о каком "благополучном исходе" вообще может идти речь?). Все это "великолепие бреда" приправлено весьма специфическим авторским стилем, вкупе с вызывающей самоуверенностью неофита.
В отличие от Веревкина и подобных ему публицистов, авторы не ставят перед собой задачу обосновать какую-либо сомнительную политическую идею. Во главу угла нами ставится тщательная работа с источниками, объективный научный поиск, результатом которого является постепенная ликвидация "белых пятен" в истории Отечества. Настоящее исследование, ставшее продуктом многолетней работы, также призвано значительно дополнить известные на сегодняшний день данные о русском коллаборационизме во Второй мировой войне.
Авторы искренне благодарят историков Константина Семенова, Ивана Грибкова и Александра Колпакиди за существенную помощь в работе над книгой и за предоставленные в наше распоряжение ценные источники, которые обогатили содержательную часть исследования. Кроме того, мы выражаем признательность Ольге Балашовой, Алексею Белкову, Марии Залесской, Михаилу Кожемякину, Ларисе Соколовой, Сергею Неподкосову, Игорю Недеву, Григорию Пернавскому, Юрию Подолинскому, Роману Пономаренко, Андрею Шестакову и всем нашим друзьям, которые неизменно оказывают нам поддержку словом и делом.
Часть первая
Русские в контексте внешней политики НСДАП и СС
Первая глава
Россия и русские в восприятии немцев до 1917 года
Задолго до появления на сцене истории национал-социализма, в Европе и, в частности, Германии, сложилось относительно устойчивое представление о славянских народах, как об этносах, слабо способных к разумному государственному устройству. Все политические успехи Руси и, позднее, России, в соответствии с этой чрезвычайно распространенной и живучей мифологемой, обуславливались наличием в руководящих слоях русского народа "германских" ("скандинавских", "нордических" и т. п.) элементов. Собственно последним - в лице варягов - принадлежит и заслуга в образовании русской государственности.
Эта "норманистская" точка зрения, покоящаяся на хрестоматийной фразе из "Повести временных лет" о том, что "русская земля широка и богата, а порядка в ней нет", увы, пустила глубокие корни и в нашем Отечестве, и вплоть до XIX века была фактически господствующей.
Начиная со средневековых времен, практически все европейские путешественники, которым довелось посетить наши края, не прошли мимо соблазна указать на "неевропейский", "азиатский" характер Руси-России. Даже австрийский барон Сигизмунд фон Герберштейн (1486–1566), при всей своей благорасположенности к московитам, в своих знаменитых "Записках о Московитских делах" не отошел от этой традиции.
С укреплением положения Российской Империи на международной арене снисходительно-покровительственные тона сменились чувством неприкрытой вражды и даже ненависти, смешанной с презрением. Тезис о "дремучей", "варварской" стране, чуждой всякому прогрессу, активно поддерживали и многие русские интеллигенты, предпочитавшие проводить время в "просвещенной" Европе и громогласно сокрушаться о "необустроенности" и "отсталости" родной земли со страниц какого-нибудь лондонского "Колокола".
Неудивительно, что "свидетельства" последних, наряду с застарелыми предрассудками, привели к прочному убеждению очень многих европейцев о том, что народы, населявшие царскую империю, - суть сборище варваров, готовых во имя панславянских идей превратить землю в духовную пустыню, где не будет ничего, кроме рабства (впрочем, почвенически настроенные российские авторы, со своей стороны, также демонизировали Европу и забавлялись изобретением некоего "собственного русского пути").
В немецком обществе также получила распространение точка зрения, согласно которой славяне определялись как полуазиатские племена; говорилось о несамостоятельности русских, об их неспособности навести в своей стране элементарный порядок, искоренить нечистоплотность и т. д. Впрочем, есть малочисленная категория людей, в основном благородного происхождения и с германскими корнями, сдерживающая напор "азиатских народов". Если кто-то в России еще не утратил связь с Европой, то только образованные слои российского общества. Какова будет их судьба, если наружу вырвется разрушительный "восточноазиатский" поток, предсказать было нетрудно.
Опасения этой категории немецких граждан было можно понять, ведь Германию и Россию связывали тесные взаимоотношения. Начиная с Петра I, немецкое присутствие на российских землях было весьма значительным. Интеллигенция и дворянство были представлены, в частности, остзейскими баронами, потомками лифляндского, курляндского, эстляндского и эзельского рыцарства [они были вассалами Тевтонского ордена. - Примем. авт.], верно служивших династии Романовых. Достаточно назвать только несколько имен - Паткуль, Миних, Вейсман фон Вайсенштайн, Крузенштерн, Беллинсгаузен, Багговут, Бистром, Литке, Бенкендорф, Тотлебен, Эссен, Вирен, Врангель, Фелькерзам, фон Плеве, Ренненкампф, фон Унгерн-Штернберг, Келлер…
Немцы внесли немалый вклад в создание регулярной русской армии, в развитие отечественной науки и образования, проявили себя самым лучшим образом во многих других областях. Разумеется, о том, сколько сделали немцы для России, было известно и в самой Германии. Именно поэтому часть немецкого общества серьезно переживала за судьбу России, и, естественно, не хотела, чтобы русские "забывали" о том, кто якобы "помог" им обрести европейский и в некотором роде "цивилизованный" вид…
Можно согласиться с мнением известного немецкого исследователя Карла Шлегеля, который полагает, что "образы, созданные немцами и русскими друг о друге, располагаются между полюсами великих ожиданий и столь же великого страха, притяжения и отторжения, культами русофильства и германофильства и образом врага, созданного пропагандой". Шлегель отмечает, что в XIX веке русские и немцы в своих взаимных оценках "исходили из такой категории, как "душа народа", и научно исследовали его психологию. В результате получались идеальные типы "русского" и "немца". Их лучшие экземпляры населяли литературу в виде управителя Штольца из "Обломова" Ивана Гончарова, простого солдата Гриши из романа Арнольда Цвейга "Спор об унтере Грише" или образа мадам Шуша из "Волшебной горы" Томаса Манна". Но были и другие - преимущественно коллективные - образы…