* * *
Поскольку доктор Вернер посоветовал дать Анжи день отдыха, то было решено начать эпизод Дебби и Дейва на следующее утро.
Бойкая Дебби Робертс была неувядающей, похожей на бутончик милашкой, любимицей всей Америки среди юных актрис, которая фактически попала в Голливуд путем завоевания короны "Мисс Юной Америки", и сейчас она была звездой в телевизионных сериях "Соседская девушка". Это шоу, показываемое в лучшее телевизионное время - классика в традициях "Черт-Ей-Богу-Вот-Здорово-Молодчина" - получило очень благоприятный рейтинг среди зрителей старшего возраста, поскольку из-за своего плоского юмора и неправдоподобного содержания было проклятием для любого, не достигшего сорокалетнего возраста. Подобно Анжеле Стерлинг, Дебби стремилась изменить свой имидж, тем не менее, ирония заключалась в том, что несмотря на ее обширную дурную славу распутницы и "необычайной вертихвостки", она приобрела за время двухлетнего пребывания в образе "Барби" ("Соседская девушка") поражающее число тех характерно пустых остроумных манер и выражений, что ее замечания во время первого совещания по сценарию с Борисом, Тони и Дейвом выглядели забавно и неуместно.
- Черт, - воскликнула она с широко раскрытыми от удивления глазами, хотя и не без интереса, - вы хотите сказать, что он на самом деле собирается (она сглотнула) меня протянуть? Дейви?
- Большое дело, а, сестренка? - Дейв лениво потянулся. - Хотя нам придется утрясти это дело с Трикс - это может вывести ее из себя.
- Трикс? Большое горе, а как насчет матери?!
- Вот что мы сделаем, - объяснил Борис, - мы скажем, что это были вставки, то есть в реальных кадрах занятия любовью использовались дублеры.
Она переводила взгляд с одного на другого, озадаченная, пытаясь сообразить:
- А разве нельзя так это и сделать?
Борис покачал головой.
- Не будет подлинности, исчезает … эстетическое настроение. Выглядит как фальшивка.
- А также, - добавил Тони, - с дублерами не сделать панораму, приходится каждый раз прерывать съемку.
- Улавливаешь? - спросил ее брат.
По-прежнему с широко раскрытыми глазами она кивнула каждому из них, показывая, что "уловила".
- Ясненько. В любом случае с мамой случится припадок, когда она обо всем узнает.
- Но не в том случае, если ты получишь за это "Оскара", Дебби, - предположил Тони.
Она хлопнула в ладоши, затем схватила руку Дейва, сияя от восторга.
- О, разве это не будет просто потрясающе?
* * *
Итак, к середине утра они снимали, как Дебби раздевается на переднем плане, пока ее брат, стоя на коленях спиной к камере (и к Дебби), разводит огонь.
- Черт, даже мое нижнее белье промокло, - говорилось в сценарии, когда она дошла до своих белых трусиков и лифчика.
- Ну, и сними их, - сказал он, - ты ведь не хочешь схватить пневмонию? - И протягивая руку назад через плечо, он поддразнивающе добавил, - не беспокойся, я не буду смотреть.
- Глупый, - сказала она смеясь и вручила ему маленькие предметы одежды, которые он с секунду подержал перед собой. Сначала лифчик, натянув его в горизонтальном положении между большим и указательным пальцами каждой руки и издавая пародию на восхищенный свист; затем дошла очередь до трусиков, которые он подержал так же.
- Эй, можно видеть огонь прямо через них! Ха, клянусь, что они, конечно же, сохраняют твое тепло, как положено!
- Ты дурачок, - сказала она и опять засмеялась, пока он пристраивал их рядом с остальными ее вещами на каминной решетке. Она завернулась в одно из одеял и села рядом с ним, распустив волосы и наклонив голову, чтобы просушить их около огня.
- Теперь твоя очередь, - сказал он, поднимаясь и вставая у нее за спиной, он снимал свои вещи, передавая их ей по очереди, а она принимала их, держа руку над плечом так же, как делал он, затем перекинула их через другой конец каминной решетки.
- Здорово, - прошептал Тони Борису после того, как Дебби освободилась от своих трусиков, - у нее, пожалуй, одна из самых восхитительных задниц во всей нашей индустрии.
Борис кивнул, соглашаясь.
- И прекрасные маленькие груди тоже.
- Великолепные маленькие груди, - согласился Тони. - Ты знаешь кого-нибудь, кто с нею трахался?
Борис, прищурившись и глядя через видоискатель, равнодушно пробормотал:
- О… одного или двоих, может быть, троих.
- Да, и что они сказали?
- Грандиозно, - ответил Борис.
- Могу представить, - сказал Тони, не отводя взгляда. - Они говорили, что это было необычно?
- Необычно? - Борис пожал плечами. - Нет, - сказал он, поглощенный видоискателем, который по-прежнему держал у глаза, - как раз твоя норма… прекрасная, мокренькая, упругая, горячая, восхищающая, возбуждающая юная американская дырочка. Ха, как это захватывает тебя, Тони?
- Здорово, - сказал Тони, сраженный этим образом, - не могу против такого устоять.
* * *
Пока Борис и Тони развлекались такого рода невинным подшучиванием, зловещие события затевались в другой части города, шикарном номере отеля "Империал", где изобретательный Рысь Леттерман председательствовал на исключительном, состоящем из двух слушателей кинематографическом званом вечере, проектируя цветные слайды на экран в затемненной комнате… слайды, которые он представлял, были отдельными кадрами фильма, снятого на 35-миллиметровой пленке, вырезанными из рабочих съемок эпизода Анжелы в "Ликах любви".
Аудитория состояла из Си-Ди и Лесса Хэррисона, и слайды были на самом деле в точности такими, как говорил о них Рысь: они запечатлели Анжелу в недвусмысленной ситуации - вернее, "позиции" звезды, репутация которой подвергается опасности.
Старый Си-Ди почти откровенно всхлипывал, в то время как Лесс пытался разделить его горе, слезы струились по его искаженному лицу. Одной рукой он обнимал Папашу, временами сжимая его плечо, хныкая и вздрагивая, в горестном любопытном (возможно объяснимом его недавним состоянием ломки) порыве, словно с каждым прикосновением к отцу он освобождался от страха. В конце пожилой человек отстранился от него, как будто желая переживать горе в одиночку, - или, вероятно, из-за раздражения, переполнявшего его.
Когда зажегся свет, именно Лесс, очевидно предвосхищая эмоциональный финал отца и желая продлить их совместный опыт, довел свое собственное горе до крещендо, взорвавшись новым потоком слез и на ощупь пытаясь найти плечо отца, словно, в конце концов, они будут рыдать вместе и станут ближе друг другу… или, по крайней мере, останутся в рамках одной корпоративной структуры.
Но Си-Ди испытал только нечто вроде смущения - смущения, которое затем вызвало к жизни определенную внутреннюю силу, или чувство собственного достоинства - стиль настоящего мужчины - у пожилого человека.
- Держи себя в руках, мальчик! - убеждал он, одной рукой тряся сына, а другой вытирая слезы со своей собственной щеки. - Ты на самом деле думаешь, что это… маленькое ничтожество… собирается изменить хоть на йоту баланс доходов и расходов "Метрополитен пикчерз"?! Ну, скажем, через год?! Самое большее через два? Со всеми… - он немного помялся, явно импровизируя, - … со всем новым делом, которое грядет; новые идеи, новый материал, новые лица … Эра суперзвезд окончена, сын… экономика производства фильмов сегодня просто несовместима с бюджетными распределениями в пользу непомерных выплат актерам. - Он положил руку на плечо сына в стиле Цезаря. - Это ответственность… ответственность, которую мы несем перед держателями акций. - И затем, как нежный отец, он вручил ему свой носовой платок, - вот, сын, - сказал он мягко.
- Спасибо, папа, - сказал Лесс не менее мягко, оживленно прикладывая платок к глазам, затем он развернул его и высморкался - это действие вызвало у Си-Ди раздраженную гримасу.
- Черт возьми, парень, это ирландское полотно, которому сотня лет! - Он выхватил платок у Лесса. - У тебя просто нет ни малейшего чувства стиля - вот твоя проклятая беда! - Он посмотрел на приведенный в беспорядок носовой платок, озабоченно покачал головой, скомкал его и засунул в боковой карман пиджака.
- Извини, папа, - промямлил Лесс, пряча глаза и окончательно ступая на путь полного мазохизма.
Пожилой человек кашлянул и сдавленно хихикнул, ободряюще шлепнув Лесса по спине.
- Самое главное, сын - это только деньги. Так же, как это маленькое ничтожество, не имеющее таланта и сердца, спящее, с кем попало, бродяга экстра-класса, Анжела Стерлинг… только деньги. - Он печально покачал головой, положил руку на плечо сына и продолжал с отцовской доверительностью… - Это не то, что заставляет вертеться наш старый мир, мой мальчик… - и он поднял взгляд на Рысь Леттермана, который все это время сидел, безо всякого выражения, ожидая приговора с терпением рептилии, - верно, Рысь? Только без обиды, я сожалею, что вынужден говорить такие вещи о девушке, с которой, я знаю, вы были очень близки, но…
Он прервался, пожал плечами, его глаза опять наполнились слезами.
- Что тут поделаешь!
Рысь откашлялся, прочистил горло, секунду выждал и сделал свой бросок: