Разговор состоялся несколько лет тому назад, шесть или около того, и сейчас это уже было частью забытой истории. В следующем фильме "Достаточно свободы", во время сцены, в которой приверженец вуайеризма прикладывает глаз к щели в стене, за которой в соседней комнате героиня раздевается, не выдержав летней полуденной мексиканской жары, камера (кино-глаз вуайериста) находит возможность замедлить свое движение, каким-то случайным, почти ласкающим образом останавливается на ее пушке внизу живота. В ту пору в коммерческих фильмах, также как и в документальных фильмах о нудизме, вид волос на лобке - он назывался "мохнатый кадр" - давался только вскользь, фрагментом из семи-восьми кадров, никогда не вплотную, и, сверх того, он никогда не включался как часть "романтического" или преднамеренно эротического эпизода. Разумеется, вскоре студия рвала на себе волосы.
- Господи Боже, приятель, - причитал Лесс Хэррисон, - ты губишь свою карьеру! И ты спустишь в яму еще кучу отличных парней вместе с тобой, - добавил он немного ханжески, его голос дрогнул, - …парней, рассчитывавших, что эта картина пойдет в массовый прокат… парней, у которых семьи… дети… малютки…
Он, конечно, сменил пластинку, когда под давлением хорошей посещаемости фильм перешел от "Летти Карнеги" к большой прокатной кампании "Лоэс", разрушив существовавшие запреты.
Но в последний раз появился сам Большой: мужской половой орган. Немного вялый, как уступка, но все же он был там, прямо на серебристом экране, можно сказать, больше, чем жизнь.
Этого оказалось чересчур - даже для тех, кто подбадривал его на всех предыдущих этапах его кинематографической судьбы.
- Ну, - сокрушались они, - на этот раз тебя занесло слишком далеко!
Но Борис, конечно, знал, что делал. Нет эрекции и нет проникновения - как объяснить этот его маленький недосмотр музе - творения любовных историй?
По его мнению, порнушные фильмы, которые они только что видели, более уместны, хотя столь же неудачны, для решающих эстетических поисков и проблем, представленных сегодняшним кино, чем произведения признанных творцов, включая его самого. Он знал, что свобода выражения и развитие в кинематографе всегда отставали от подобных вещей в литературе так же, как до последних лет они отставали от этого и в театре. Эротизм самой эстетичной и творчески плодотворной природы в изобилии присутствовал во всех разновидностях современной прозы - почему не достичь того же, или хотя бы не попытаться достичь, в кино? Было ли что-то изначально-чуждое эротичности в самой сути фильма? Что-то слишком личное, чтобы делить это с публикой? Возможно, единственный выход - взглянуть на все с противоположной стороны.
- Послушай, Сид, - теперь Борис спрашивал, - те фильмы, которые мы смотрели, - ты не считаешь, что их можно было бы улучшить?
- "Улучшить"? Ты шутишь? - Сдержанные высказывания, казалось, были вовсе не присущи Сиду. - Боже, да я видел более прекрасные дыры в кемпинге для автоприцепов именитых граждан! Черт побери, до середины сеанса я не был уверен, что смотрю - порнуху или собачье шоу! Можешь заложить свою милую задницу, что эти фильмы можно улучшить! Для начала отыщи более восхитительные попки!
- О'кей, что еще?
- Что ты подразумеваешь под этим "что еще"? Что еще там было?
- Ну, об этом я и говорю, - сказал Борис, - о картине в целом, не только о виде этой девушки - это лишь один аспект… кроме того, рыжеволосая отнюдь не плоха, знаешь ли, она могла бы быть весьма эффектной; но в этом фильме она только зря напрягалась.
Сид больше не смог этого выдержать - он запустил сигарету через балкон и ударил кулаком по ладони в знак полного и горького крушения надежд.
- Боже ж мой, Б.! - сказал он сквозь стиснутые зубы, - ты сидишь здесь, весь мир у твоих ног, а ты печешься о том, как сделать, чтобы какая-то грубая старая калоша смотрелась прилично в скабрезном фильме! Ты в своем уме?!
Вот таким нервным и нетерпеливым он стал с Борисом. За последние два года он приходил к нему с бессчетным количеством выгодных, пусть и не очень оригинальных, описаний и идей фильмов - идей, казалось, уникально подходящих для гения и престижа мастера… без которого их все можно было забыть. Одним из его так называемых "грандиозных проектов", например, был монументальный "художественно-документальный" фильм под названием "Шлюхи мира" - двадцатичасовой, десятисерийный фильм, который бы снимался в столицах и крупных городах обоих полушарий.
- Говорят, что публика привязана к некоторым вещам, - восклицал Сид неоднократно, - эти ребята получат все! Секс, путешествия, свойственные человеку пристрастия! Боже, мы дадим им столько этих чертовых пристрастий, что они попрут у них из задницы! - Сид утверждал, что тщательно исследовал проект… и при этом за свой собственный счет! - всегда добавлял он, готовя почву для красивой компенсации из первых полученных вперед денег, которые могут попасть им в руки. Как ему представлялось, сериал из десяти полнометражных фильмов потребует два года съемок.
- Теперь поймите, - печально продолжал он, столь мрачно обводя взглядом комнату, словно намеревался объявить дату начала III Мировой войны, - едва мы добираемся до финала, как вновь возникает необходимость приступать к очередным постельным сценам - новые девки, новые цены и т. д. - и мы начинаем все с начала! Как старые ролики по театральным ревю! "Шлюхи мира" - 1968! "Шлюхи мира" - 1969! Это станет обалденной традицией!
Некоторое время казалось, что идея приглянулась Б., но в конце концов прижатый к стенке отчаявшимся от неопределенности Сидом ("Я подцепил его, я подцепил его, я подцепил короля Б.!" - объявлял он во всех студиях с победным ликованием и типичным перехлестом), он отклонил предложение.
- Не думаю, что шлюхи меня очень интересуют, - вынужден был он признать почти тоскливо. - Я не думаю, что разбираюсь в них.
- В таком случае мы поднажмем на пафос, - немедленно нашелся Сид. - Мы заставим этот проклятый пафос вылезти у них из задницы!
Но Б. качал головой.
- У меня есть подозрение, что все шлюхи одинаковы, - сказал он с легкой улыбкой, которая была адресована именно Сиду и заставила того на мгновение почувствовать себя бесконечно подавленным. Но Сид был бы ничем, если бы не его в высшей степени неунывающий характер, поэтому он с упругостью мячика быстро отскочил назад за новым "верняком".
Но это было не для Б.; он был увлечен чем-то еще, чем-то более… честолюбивым, если подобрать слово поточнее - и сегодня вечером, как он думал, он наконец нащупал, что это такое.
- Знаешь, что я бы хотел сделать? - сказал он с преднамеренной неторопливостью, пока они с Сидом, развалясь, сидели и курили травку, слушая доносящийся плеск волн на залитой лунным светом террасе чудовищной гасиенды Тини Мари, а в это время мимо них в свете свечей, окутанные ароматом сосен и гардений пробегали или медленно проплывали цыпочки в мини-юбочках, леопардовых колготках, бикини, юбках "колокольчиком", играющие в прятки - все они выглядели готовыми раздеться прямо сейчас или, в крайнем случае, через минуту.
- Я бы хотел снять один из таких, - Борис кивнул в направлении просмотровой комнаты, - один из таких порнушных фильмов.
Сид мгновение пристально изучал Бориса, затем посмотрел на потухший окурок сигареты между пальцами.
- Эта травка лучше, чем я думал, - сказал он, щелчком отбрасывая окурок прочь. - Ты хочешь сделать подобный фильм, да?
Борис кивнул.
- И это означает, - сказал Сид с щемящей сердце иронией, - что лучший в мире режиссер собрался сделать порнофильм. Это великолепно. Да, да, очень мило. Я имею в виду, что это действительно уморительно, не так ли? Ха-ха-ха… - Загрохотал Сид, превращая свой натужный смех в звук болезненных рвотных позывов.
Борис задумчиво смотрел перед собой, без всякого выражения на лице, в бесконечную тихоокеанскую ночь, полную звезд и темной воды, мысли его витали где-то далеко.
- Сегодня я столкнулся с Джоэй Шварцманом, - сказал Сид с нескрываемой в голосе ледяной ненавистью. - …он рассказал мне, как ты сорвал сделку с "Метрополитен". - Сделку, которую, как необходимо заметить, предложил сам Сид и в которой он должен был участвовать.
Из отдаленной комнаты донесся и проплыл мимо невероятно жалобный стон выдающегося "Плэстик Оно". Борис ничего не ответил Сиду, даже вида не подал, что услышал его слова, слегка кивая в такт звукам.
- О'кей, - сказал Сид, подогреваемый действием марихуаны, - о'кей, о'кей, ты святой! Ты долбаный свихнувшийся святой! Ты отказался от картины на десять миллионов - от "Ада Данте", а это дьявольски большая куча денег, ты знаешь это, ведь так? - ты отвернулся от нее, а на следующий день ты разглагольствуешь о том, как бы снять порнофильм! Это весьма забавно и очень остроумно. Очередная глава из легенды… "Легенда о короле Б.!" - недурное названьице, правда?
Возбужденный марихуаной и адреналином Сид вверг себя в неистовый праведный гнев. Он закашлялся, порылся в карманах в поисках сигареты, с огромной силой набил ее об ониксовую крышку стола, разделявшего их, прочистил горло и уже готов был к новому монологу, но тут его планы нарушило внезапное появление беспутной хозяйки, подскакавшей прямо к ним, закружившись в вихре вздернутых юбок нового костюма - продемонстрировавшей несколько нижних юбок на кринолине - вызывающий фасон канкан, в котором промелькнули черные кружевные трусики и спицевидный сгиб железного бедра. При этом Тини визжала:
- Не желаете ли чего-нибудь из маленькой корзиночки Красной Шапочки?