5
"Финансовый папа" Октябрьской революции Израиль Лазаревич Гельфанд (Александр Парвус) человек примечательный в революционном движении.
На год старше Владимира Ильича Ленина, он родился в белорусском местечке, закончил Одесскую гимназию и, уехав в Швейцарию, поначалу связал свою судьбу с германской социал-демократией…
Биографы И. Л. Гельфанда-Парвуса обыкновенно цитируют его письмо Вильгельму Либкнехту, в котором он пишет, что ищет "государство, где человек может по дешевке получить отечество".
Однако социал-демократическая "дешевка" в Германии не срабатывала, и в 1896 году за попытку устроить всеобщую забастовку И. Л. Гельфанда-Парвуса изгнали из Саксонии как русского…
О характере дальнейшей жизни И. Л. Гельфанда-Парвуса дает представление эпизод его отношений с А. М. Горьким.
В 1902 году он заключил в Севастополе договор с "буревестником революции" и стал его литературным агентом за границей.
Вместо денег Алексей Максимович получил от своего агента только сообщение, что собрано всего 100 000 марок и все эти деньги потрачены Израилем Лазаревичем на путешествие с барышней по Италии.
"Позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу или даму, сообщив, что это с ней путешествовал Парвус, - не без печали вспоминал A. М. Горький. - "Дорогая моя, - подумалось мне, - дорогая".
Поскитавшись с девицами легкого поведения по белому свету, И. Л. Гельфанд-Парвус в 1905 году объявился в Петербурге, где вместе с Львом Давидовичем Троцким создал самозваный Совет рабочих депутатов.
Образчиком революционной демагогии, которой пользовались они, пытаясь разжечь бунт, может служить обращение к рабочим Петербурга…
"Слушайте, товарищи! Вы устрашились царских солдат. Но вы не страшитесь жить изо дня в день ходить на фабрики и заводы, где машины высасывают вашу кровь и калечат ваше тело… Вы не страшитесь отдавать ваших братьев в царскую армию, которая гибнет на великом неоплаканном кладбище в Маньчжурии… (выделено мной - Н.К.). Вы не страшитесь жить изо дня в день под властью разбойничьей полиции, казарменных палачей, для которых жизнь рабочего-пролетария дешевле, чем жизнь рабочего скота".
Разжечь революцию тогда не удалось.
Доморощенных врагов России и заграничных любителей красивой революционной жизни смело тогда мощное движение русского народа, которое благословил святой праведный отец Иоанн Кронштадтский.
"Помню первый митинг Союза Русского Народа, - вспоминал П. А. Крушеван. - Он состоялся в Михайловском манеже. На митинге собралось тысяч двадцать народа… Это были величественные и потрясающие минуты народного объединения, которых никогда не забудут те, кому довелось пережить их. Все грани, все сословные и социальные перегородки исчезли; русский князь, носящий историческую старинную фамилию, стоял бок о бок с простолюдином и, беседуя с ним, волновался общими чувствами; тут же в толпе был и известный государственный деятель, были генералы, офицеры, дамы… Все перепуталось, все смешалось в какую-то кашу… Но над этой пестрой массой, сливая ее в одно существо, властно царила одна общая душа, душа народа, создавшего одно из величайших государств в мире, - и теперь угнетенная опасением, что и храм, созданный трудом десятков поколений, и народные жертвы, и подвиги предков - все это рухнет - бессмысленно под натиском врагов, которые уже рубят устои, поддерживающие священный храм".
Этой силой общей души народа, создавшего одно из величайших государств в мире, и были сметены в декабре 1905 года все Гельфанды и Троцкие. Вместе с другими членами Петроградского Совета они были арестованы и определены судом на жительство в Сибири.
Впрочем, в Сибири Израиль Лазаревич Гельфанд-Парвус не прижился, снова сбежал за границу, обогащенный опытом революционного строительства, точно зная, с кем революционерам надо бороться в первую очередь.
В январе 1915 года Парвус обратился в Константинополе к послу Германии с посланием, в котором утверждал, что "интересы правительства Германии и русских революционеров, которые уже действуют, совпадают".
Как писал Карл Радек: "Неверие в самостоятельные силы русской революции, толкнуло его (Гельфанда-Парвуса - Н.К.) к мысли, что неважно, кто разобьет царизм: пусть это сделает Гинденбург. Русские рабочие воспользуются поражением царизма".
Германские власти благожелательно отнеслись к инициативе И. Л. Гельфанда-Парвуса, передав ему первый аванс в сумме одного миллиона немецких марок, и Израиль Лазаревич начал формировать команду своих единомышленников, в которую вошли Яков Ганецкий, Георгий Скларц, Евгений Суменсон, Моисей Урицкий, Григорий Чудновский…
Хотя партийные биографы В. И. Ленина всячески маскируют его связь с Гельфандом-Парвусом, но сам Израиль Лазаревич утверждал, что привлек к деятельности группы Ганецкого - Скларца - Суменсона - Урицкого - Чудновского и своего погодка, убедив его, что, "пока война продолжается, никакой революции в Германии не будет. Революция возможна только в России, которая вспыхнет в результате победы немцев".
Кроме того, документы, включенные в сборник "Германия и революция в России. 1915–1918", достаточно наглядно демонстрируют, что В. И. Ленин воспользовался не только экстерриториальным вагоном, но и денежными средствами немецких спецслужб, предоставленными по проекту И. Л. Гельфанда-Парвуса.
Но, как и положено у большевиков, к весне 1918 года спонтанно в большевистских кругах начало вызревать желание "кинуть" "финансового папашу" Октябрьского переворота.
Это, как можно судить по туманным полунамекам, и совершил Моисей Маркович Гольдштейн-Володарский, прикарманив деньги, которые следовало передать Израилю Лазаревичу…
И все же, как нам кажется, погубило Моисея Марковича Гольдштейна-Володарского не только крысятничество. Сыграл свою роль и "наезд" его на верного помощника Израиля Лазаревича Гельфанда-Парвуса - Моисея Соломоновича Урицкого.
В начале июня, когда Урицкий докладывал Зиновьеву о ходе расследования по делу "Каморры народной расправы", Григорий Евсеевич мягко пожурил его за медлительность.
Упрек был обоснованным.
Уже вовсю разгорелась Гражданская война, а с консолидацией петроградского еврейства дела шли туго. Открытый процесс над погромщиками откладывался.
Но - мы-то видели, с каким тяжелым материалом приходилось работать Урицкому в своей конторе! - Моисей Соломонович вспылил и вышел из кабинета Зиновьева.
Присутствовавший тут же Моисей Маркович глубокомысленно заметил, что так все и должно быть…
- Почему? - удивился Григорий Евсеевич.
- А что от него требовать? - сказал Моисей Маркович. - Он же - меньшевик.
- Меньшевик?!
- Да… Я точно знаю, что раньше Урицкий состоял у меньшевиков.
Сцена вышла по-большевистски трогательная.
Володарский действительно знал, что не прошло еще и года, как Елена Дмитриевна Стасова-"Абсолют" выдала товарищу Урицкому билет члена РКП(б), но ему самому, сменившему за год три партии, можно было бы сообразить, что для большевиков партийное прошлое вообще не имеет никакого значения, они жили - в этом и заключался ленинский стиль партийного руководства - настоящим.
Григорий Евсеевич мягко объяснил Моисею Марковичу, что меньшевиком был даже сам Лев Давидович Троцкий, но Володарский уже закусил удила. Он принялся доказывать, что из-за меньшевистской нерешительности Урицкого, из-за его неумения взяться за дело решительно и откладывается процесс над погромщиками.
Наверное, Моисей Маркович и сам понимал, что полез не в ту степь, но - опять подвела профессиональная болезнь оратора-пулеметчика! - привычка не только говорить, но и мыслить штампами взяла верх, а остановиться, зарапортовавшись, Моисей Маркович не мог.
Разговор этот состоялся 6 июня, а 7-го Петр Юргенсон, служивший водителем в смольнинском гараже, двоюродный брат чекиста Юргенсона, того самого, который так прокололся на обыске у Луки Тимофеевича Злотникова, подошел к водителю "роллс-ройса", на котором обычно ездил Моисей Маркович, и спросил:
- Хочешь, Гуго, денег заработать?
В показаниях самого Гуго Юргена этот эпизод описан подробно и определенно…
"На мой вопрос: как? - Юргенсон говорил: - Очень просто. Надо Володарского убить".
- Я, что ли, должен убить? - спросил Гуго.
- Нет. Ты сиди в машине и молчи. Когда навстречу будет идти машина и покажут сигнал, остановишься. Сделаешь вид, что машина испортилась, - ответил Юргенсон. - Тогда сделают все, что надо.
Гуго Юрген заколебался, и Юргенсон сказал ему, что в награду Гуго может взять себе бумажник убитого Моисея Марковича Володарского.
Тут, отвлекаясь от пересказа показаний Гуго Юргена, надо сказать, что если слухи об участии Моисея Марковича в парвусовских аферах действительно верны, то речь шла, разумеется, о весьма солидной сумме.
Однако сам Гуго на допросе на этой детали не стал останавливаться, а просто заявил: Юргенсон "сказал, чтобы я не кричал, а взял бы бумажник Володарского в свою пользу и только потом заявил бы о случившемся. Потом учил, чтобы я незаметно брал бы бумажник от Володарского, осматривая его, где его ранили".
Вот такой разговор происходил 7 июня в смольнинском гараже…
- А кто же убьет его? - глуповато спросил Гуго.
- Адвокаты и студенты… - засмеялся Юргенсон.
Об этом разговоре Гуго Юрген рассказал на допросе в ЧК уже после убийства Володарского, а тогда, две недели назад, - видимо, он тоже очень любил Моисея Марковича, заставлявшего его катать на машине своих девочек! - ничего не сказал.