Когда в вестибюле роддома Евгений Павлович прочитал, что его дорогая Асенька подарила ему сразу двух девиц, он качнулся от неожиданности и внезапной тяжелой ответственности и, побледнев, стал тихо, медленно оседать на пол.
- Стыдно, Евгений! - сурово сказала теща, поднимая его с помощью хохочущей медсестры.
- Ничего, папочка! Это бывает! - сообщила веселая медсестра. - В следующий раз так сильно не ошибайтесь!
Стены снова поплыли перед глазами Евгения Павловича.
И началось… Две кроватки, два комбинезончика, две пары сапог, две шубки… Вдобавок девчонки пели, и неугомонная бабка отдала их в музыкальную школу и еще - отдельно - в хор. Купили пианино, и до позднего вечера в доме не умолкали песни, музыка, хохот и визг довольных сестер, неплохо распевающих дуэтом. Теща млела от восторга. Александр смеялся и тоже пробовал фальшиво подпевать третьим голосом. Ася радовалась, глядя на них. В общем, все здорово спелись. Один Евгений Павлович, тоскующий по тишине и покою, не мог никого понять и привыкнуть к своему сумасшедшему, крайне музыкальному дому.
Дочки казались ему слишком требовательными, беспредельно эгоистичными и даже - смешно сказать! - чересчур дружными. Все умилялись их трогательной, искренней привязанности друг к другу - настоящие попугайчики-неразлучники! - а Евгений Павлович усматривал в этом что-то странное, необычное, исходившее от тещи, с ее удивительными поступками и безумными идеями.
Например, взять и всей семьей (шесть человек!) поехать на майские праздники в Крым. Евгений Павлович в ужас приходил от одной мысли, во сколько обойдутся билеты, а все остальные радовались и готовы были лететь хоть сейчас.
Затем теща взялась за его воспитание. Евгений Павлович очень строго принимал экзамены у студентов: ставил двойки половине курса, по три раза перепринимал у лентяев, заставлял учить историю и все такое прочее. И теща, изучив ситуацию, однажды твердо заявила:
- Женя, ты ведь этим самому себе усложняешь жизнь! Тебе из-за этих обалдуев приходится по четыре раза на неделе ездить в институт. Недавно ты принимал какой-то экзамен с часу дня до одиннадцати, считай, ночи. А где-то так уже часам к семи-восьми вечера - пустой институт, внизу охрана колобродит, усмехаясь. Зажигаются огни. А кто еще не сдал - те сидят на лестнице и на банкетках, тусуются. И так ведь они сидят с часу дня! А ты все принимаешь и принимаешь… Все замучились, обалдели, отупели. Я бы на месте твоих студентов подошла бы к тебе и сказала: "Евгений Павлович! Караул устал!" Поставь ты им их жалкие, выплаканные тройки, да с плеч все долой!
Евгений Павлович возмутился, подумал-подумал, махнул рукой и перестроился по тещиному совету. Жизнь и вправду стала намного проще.
Марина важно изрекла:
- Вот что такое - влияние женщины! Евгений Павлович предпочел ее не услышать.
- Папенька! - закричала Марина как-то вечером, вылетая в переднюю.
За ней тут же выскочила Арина. Дома сестер для простоты звали Мариками.
- Мама сказала, чтобы мы поставили тебя в известность, и мы ставим! Нам срочно нужны новые босоножки!
- А где старые? - Евгений Павлович аккуратно опустил портфель на банкетку.
- Старые, папенька, развалились! Невезуха! - радостно сообщила Марина.
Она была старше сестры на шесть минут и всегда начинала разговор первой.
- У нас теперь босоножки на один сезон! Берем дурной пример с Запада! У них там давно все на один сезон, даже женщины. Это только в России - серебряные свадьбы! - И Марина выразительно посмотрела на сестру.
Обе засмеялись. Намек на чересчур затянувшуюся, по мнению близнецов, совместную жизнь родителей был очевиден. Марики не раз предлагали матери разойтись с отцом.
Евгений Павлович тихо вздохнул от такого цинизма и наглости. Все-таки надо признать, что ни теща, ни Ася до подобных дерзких мыслей и высказываний дойти никогда бы не сумели. И стал стереотипно размышлять о молодежи, о проблемах воспитания, о том, что его совсем не так растили, о своих педагогических ошибках и просчетах, о каком-то необъяснимом безразличии и вялости, инертности Аси (как шло, так и ехало), о неоправданных восторгах тещи по поводу внучек. Жизнь была словно снесена неведомой могучей взрывной волной, неизвестно откуда взявшейся. Но всем этим он мог поделиться лишь с соседом Макар Макарычем, и то вскользь, невзначай. Хотя обычно даже небольших, коротких фраз-жалоб хватало для того, чтобы успокоиться, излить душу и вернуться в квартиру другим - отдохнувшим и бодрым.
- Глядя на тебя, папенька, - заявила Марина после перекура, - можно подумать, что врачи ошибаются и курить очень полезно! У вас там клевая говорильня!
Ася улыбнулась.
Перед сном Марина попробовала увязаться за отцом на лестницу, но тот резко, что случалось с ним нечасто, остановил ее. Дочка надулась, будущая певица в кричащей ярко-оранжевой безвкусной кофтенке и джинсах, но, когда Евгений Павлович, вдоволь накурившись, вернулся, она уже жизнерадостно лупила по клавишам в четыре руки с сестрой и пела.
- Папа! - закричала Марина, увидев отца и оборвав пение. - Послушай, что мы совершенно случайно выяснили. Оказывается, нынче почти во всех вузах берут со студентов деньжата и даже заранее сообщают таксу, чтобы ненароком не ошиблись: столько-то рубликов - экзамен, столько-то - зачет. Святая правда! Одна студентка раскололась. Хотя педагоги призваны растить и выращивать честное, бескомпромиссное и светлое во всем поколении. А ты что же теряешься? Чего без толку плакаться на маленькую зарплату? Заяви там, наконец, у себя в институте о себе во весь голос! Или ты берешь денежки тайком от нас? И делаешь секретные клады? А твой сосед и приятель по сигаретам, с которым ты вась-вась, тоже хорош! У него сын давно уже приторговывает чем-то. И теперь стал богатеньким Буратинкой. В кабаках безвылазно. Все по уму! И отцу помогает из тех же денег от продажи. Папаша берет, ничего, чистеньким только хитро прикидывается. А его дочка сделала уже четыре аборта.
Евгений Павлович слушать дальше дочурку не стал, поскольку давно был в курсе дела: сосед сам, проглатывая слова, с трудом рассказал и про торговлю, и про аборты. Он переживал, мучился, не спал ночей - тягучих и давящих, - но что можно сделать с детьми, давно взрослыми и самостоятельными? А деньги… Нет, вряд ли Макар брал их у сына, который обзавелся теперь и дачей, и дорогой машиной.
Ася почему-то улыбнулась. Ее улыбка, размытая, слабая, раздражала сейчас Евгения Павловича даже больше, чем откровенное хамство девчонок. Чему тут улыбаться?
Вдохнуть стало трудно, за грудиной привычно заболело, надавило, и Евгений Павлович понял, что нужно пососать валидол и лечь спать. Он ушел в спальню, нервно, торопливо, рывком принялся дергать ящики тумбочки в поисках снотворного. Тумбочка гремела, ящики хлопали, снотворное не находилось. Должно быть, кончилось. Кто же в доме позаботится о нем, кроме него самого?
Недавно Евгению Павловичу предложили стать директором крупного НИИ, занимающегося вопросами истории. Он отказался. Зачем ему это? Он терпеть не мог власти, сам наверх никогда не рвался и презирал тех, кто крепко-накрепко повязал свою жизнь с обязательной карьерой, стал зависимым именно от нее и ей поклонялся, как божку, идолу.
Дочери его не поняли и гневно осудили. Жена промолчала. Теща вообще не обратила внимания, потому что давно уже не замечала зятя, как старую вещь в доме, которую просто забыли выкинуть.
Евгений Павлович вернулся в гостиную. Пианино было закрыто. Марина перебирала тетради, готовясь к завтрашним занятиям в институте, Арина складывала ноты. Ася сидела на диване спокойно, неподвижно, сложив руки, и умиротворенно наблюдала за сборами дочек.
- Марина, - резко сказал Евгений Павлович, - у меня кончилось снотворное. Сходи, пожалуйста, в аптеку.
- Ну что ты, папа! - тотчас возразила недовольная дочь. - Куда я пойду на ночь глядя? Уже одиннадцатый час.
Идти ей никуда не хотелось. Вид отца, бледного, беспокойного, вечно пробующего то одни, то другие таблетки, вызывал у Марины желание беспрерывно возражать и спорить. И доводить его до еще большего раздражения.
- Дежурная совсем близко, - слабо вступила в разговор Ася.
- Я должна подготовиться к экзамену, - на ходу придумала Марина (она хотела почитать на ночь Сименона). - У нас сессия на носу, сами знаете. И у тебя опять нет рецепта. Снотворное так просто не дадут!
- Попроси, дадут! Я не смогу уснуть, - настаивал Евгений Павлович. - Ты ведь знаешь, я давно не засыпаю без лекарств.
- Сходи, Маринушка! - снова попросила Ася.
- Опять новый наезд? Ну почему я?! Почему не Аринка?! - закричала вдруг Марина, не взглянув на удивившуюся сестру. - Почему вечно я да я?!
- Вот вам и попугайчики-неразлучники! - съязвил Евгений Павлович. - Ничего себе дружные сестрички! Услышал бы кто-нибудь - не поверил.
- Папа прав, Марина, - начала длинную тираду Ася, но кончить не успела.
- Уговорили! - грубо оборвала ее дочь. - Но если не дадут без рецепта, я не виновата! Предупреждала!
- Надоело всю жизнь быть амортизатором, - тихо обронила Ася ей вслед. - Тяжелая и неблагодарная должность…
Сердито схватив сумку, Марина вылетела на темную улицу.