"Сказание о Словене и Русе" как утверждающий миф. Цель написания "Сказания" - патриотическая и церковно-поучительная. Автору присущ патриотизм местный, новгородский и державный, монархический. Автор, несомненно, уроженец русского Северо-Запада (Киприан родился в Старой Руссе). События Смуты, захват Новгорода шведами и попытки навязать новгородцам власть шведского короля показали уязвимость Новгородчины, опасность её отторжения от Московского государства. Отсюда пафос "Сказания", подчёркивание идеи, что Словенск-Новгород - не одна из русских земель, а начало начал, место, откуда пошла земля русская. Отказаться от Новгорода - значит отказаться от своего прошлого. Общерусские идеи нашли отражение в грамоте Александра Македонского, даровавшего народу словенскому, колену русскому право на владение землями от моря Варяжского до моря Хвалынского - это не одна Новгородчина, а матушка-Россия. В заключительных строках державность объединяется с идеей богоданности династии святого Владимира. То, что Романовы не Рюриковичи, значения не имело: в глазах русских людей они были корени царского после заключения брака Ивана Васильевича с Анастасией Романовой. "Сказание о Словене и Русе" было создано как утверждающий исторический миф. Повесть пользовалась большим успехом у читателей XVII в. Под её влиянием было написано ещё одно произведение XVII в. - "Иоакимова летопись".
Критика "Сказания" историками. Неправдоподобность "Сказания", его архаичность, близость к легендарным повестям начала XVI в. - "Посланию о Мономаховом венце" и "Сказаниям о князях владимирских" - породили неверие. Уже в XVII столетии "Сказание" критиковал Юрий Крижанич: его возмущало выведение славян из скифов, он высмеивал грамоту Александра и не верил, что Рюрик - потомок Августа. Попытки П.Н. Крёкшина ввести в исторический обиход "Сказание" не были приняты В.Н. Татищевым. В "Истории Российской" (1739) он приводит выписки из "Сказания" (известного тогда как предисловие к новгородской "Степенной книге") и ругает автора: "Какого сей сказатель, или скорее враль, доверия достоин, я толковать сейчас не буду..." По его мнению, сочинитель исказил Иоакимову летопись: "Я думаю, что он сказание Иоакимово за основание имел, да не разумея хотел пополнить и тёмность оного изъяснить, только ума столько не было".
М.В. Ломоносов был снисходительнее к "Сказанию" (известному ему как "Новгородский летописец"). Он допускал реальность Словенска: "Новогородский летописец хотя сначала многими наполнен невероятными вымыслами, однако никакой не нахожу причины упрямо спорить, чтобы город Славенск никогда не был построен и разорен много прежде Рурика". Хотя имена Словена и Руса вымышлены, однако описанные дела славян "правде не противные". Находил объяснение и для "коркодила": "Про Славенова сына Волхва, от которого Волхов наименование носит, пишет, что в сей реке превращался в крокодила и пожирал плавающих. Сие разуметь должно, что помянутый князь по Ладожскому озеру и по Волхову, или Мутной реке тогда называемой, разбойничал и по свирепству своему от подобия прозван плотоядным оным зверем". Ломоносов признавал призвание Рюрика из Пруссии, но сомневался в его происхождении от Августа:"Вероятности отрешись не могу; достоверности не вижу".
"Сказание" в изучении языческих преданий. Н.М. Карамзин не удостоил "Сказание" места в тексте "Истории государства Российского", но написал о нём в комментариях. Карамзин относит его к числу "сказок", "сочиненных большею частию в XVII веке и внесенных невеждами в летописи". После Карамзина историки не рассматривали "Сказание и Словене и Русе" как летописный источник. Писатели использовали отдельные сюжеты "Сказания". В.А. Лёвшин написал на его основе сказку "Повесть о богатыре Булате" (1780-1783). В конце XIX в. "Сказанием" заинтересовались как источником преданий о верованиях древних славян. Писатель и литературовед Ф.А. Гиляров рассмотрел их в книге "Предания русской начальной летописи" (1877). Та же тенденция сохранилась в XX в.: Б.А. Рыбаков в монографии "Язычество древней Руси" (1987) подробно останавливается на языческих мифах "Сказания" и их связи с общеславянской мифологией. Казалось, "Сказание и Словене и Русе" нашло достойное место как объект исследований древнерусских и древнеславянских языческих мифов. Ситуация изменилась, когда распался Советский Союз - "Сказание" попало в руки творцов folk-history.
3.4. Иоакимова летопись
Находка Иоакимовой летописи. Иоакимову летопись описал Василий Никитич Татищев (1686-1750) - крупный деятель петровской и послепетровской России, администратор, горный инженер, географ, но по движению души - историк. На протяжении десятилетий создатель "Истории Российской" собирал летописи и исторические документы. Он нашёл и опубликовал "Русскую правду" и "Судебник Ивана Грозного". Особое место в его находках занимает Иоакимова летопись, подлинный список которой никто, даже сам Татищев, не видел. История находки, как пишет Татищев, следующая. Собирая древние рукописи, он обратился к родственнику Мелхиседеку Борщову, архимандриту Бизюкова монастыря Смоленской губернии, чтобы тот какие есть древние истории прислал для просмотра. В мае 1748 г. пришло от него письмо с тремя тетрадями. В письме говорилось, что тетради принадлежат монаху Вениамину, "который о собрании русской истории трудился по многим монастырям". Тетради по прочтении Вениамин просил немедленно ему возвратить.
Татищев так описывает тетради: "По сим тетрадям видно, что из книги сшитой вынуты, по разметке 4, 5 и 6-я, письмо новое, но плохо сделанное, склад старый, смешенный с новым, но самый простой и наречие новгородское". Первую тетрадь автор начинает с описания народов, как у Нестора, но многое неправильно, как то: сарматы названы славянами, "в чем он, веря польским (хроникам. - К.Р.), обманулся". Дальше текст отличался от Нестора, и Татищев переписал "только то, чего у Нестора не находится или здесь иначе положено". Списавши тетради, Татищев пожелал видеть натуральные тетради, а не для него переписанные, о чём написал Мелхиседеку. Вскоре он получил ответ, что тот в сентябре 1748 г. умер, а пожитки его растащены. Татищев выяснил, что того монаха Вениамина в монастыре не знают, и что книга принадлежала Мелхиседеку, и он сказывал, что списал её в Сибири. Татищев заключил, что он сделал выписки из древней рукописи Иоакима, первого епископа Новгородского (прибыл на Русь в 991 г., умер в 1030 г.). Свои выписки он поместил в главе 4 первой части "Истории Российской". Ниже приведено их краткое изложение по призвание Рюрика.
Начало Иоакимовой летописи по призвание Рюрика. Потомок Иафета князь Славен с братом Скифом, идя к западу, многие земли у Чёрного моря и Дуная покорили. От старшего брата прозвались славяне, а греки их прозвали алазоны либо амазоны. Князь Славен, оставив во Фракии около моря по Дунаю сына Бастарна, пошел на север и создал град великий и нарёк во своё имя Славенск. А Скиф остался у Понта в пустынях обитать, питаясь от скота и грабительства, и прозвалась его страна Скифия Великая. Устроив Великий град, умер Славен, а после него властвовали сыновья и внуки много сот лет. И был князь Вандал, правил славянами и многие земли завоевал. Послал он на запад князей Гардорика и Гунигара с войском славян, руси и чуди. И они, многие земли завоевав, не возвратились. Вандал разгневался, их земли от моря до моря себе подчинил и сынам своим передал. Он имел сыновей: Избора, Владимира и Столпосвята. Каждому построил по городу, и в их имена нарёк; сам умер в старости, передав всю власть Избору. Потом Избор умер, и власть принял Владимир.
После Владимира княжили сыновья его и внуки до Буривоя; был он девятым после Владимира. Буривой не раз побеждал варягов и стал обладать всею Бярмиею до Кумени. Наконец, при оной реке побеждён был, воинов своих погубил, сам едва спасся, пошел во град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный, и там, пребывая, умер. Варяги же град Великий захватили и дань тяжелую возложили на славян, русь и чудь. Тогда люди послали к Буривою, испросить его сына Гостомысла, чтобы княжил в Великом граде. И когда Гостомысл принял власть, тотчас варягов, что были, избили или изгнали, и дань варягам отказались платить, и, пойдя на них, победили. Гостомысл во имя старшего сына Выбора град при море построил, заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле. Был Гостомысл муж великой храбрости, такой же мудрости; соседи его боялись, а его люди любили. (Рассказ о призвании Рюрика рассмотрен в разделе 4.1.)
Достоверность Иоакимовой летописи. Иоакимова летопись, как и вся "История Российская" Татищева, была встречена с недоверием. Про "Историю" говорили, что её сложно читать и в ней много нелепиц, к числу их отнесли Иоакимову летопись. Особенно резко выступал князь М.М. Щербатов. Защитником летописи был И.Н. Болтин - по мнению СМ. Соловьёва, самый талантливый из занимавшихся русской историей в XVIII в. Дело, однако, решило мнение немецкого историка на русской службе Августа Шлёцера. Шлёцер - почитатель Нестора и "Повести временных лет" - не признал Иоакимову летопись за достоверную. Но Шлёцер не усомнился в добросовестности самого Татищева. Карамзин пошёл дальше: он объявил Иоакимову летопись "шуткою": "Сию шутку многие приняли за истину и начали с важностию говорить о Летописце Иоакиме". Иначе говоря, обвинил Татищева в подлоге. Почувствовав неловкость, пытался оправдаться: "Повторяю, что он не мыслил обманывать: это затейливая, хотя и неудачная догадка", но слово было сказано.