- Почему не предупредили, что собака больше не воет? На кой мы квартиру-то вскрывали? - возмутился участковый.
- Не могла! - решительно возразила гражданка Беленькая. - Вы бы тогда не пришли. А вдруг она опять начнет выть?
- Ага… отдохнет немного - и завоет, - вздохнул Юра.
- Ростовский, глянь-ка! - позвал его Свистунов.
В углу пустой, совершенно свободной от мебели комнаты лежал на полу человек.
Лежал, свернувшись как-то по-звериному, калачиком…
Юра наклонился и сморщился:
- Пахнет, гаже не придумаешь!
Участковый брезгливо дотронулся до голой лодыжки, высовывающейся из задранной брючины.
- Мертвый, кажется.
- Какое там "кажется"! - возразил Свистунов. - Окоченел уже… Стопроцентный труп.
- А зарос-то как… - заметил Ростовский.
- Ага…
- Да, на трупах, говорят, волосы быстро растут, - глубокомысленно вздохнул участковый.
- Ну, на этом, и когда живой был, видно, росли неплохо!
- А когда ему было бриться, если он все время выл?
- Ты думаешь, это он выл?
- Да это я так… к слову. Шутка!
- Слушай… А костюм-то на нем совсем новый. Дешевый, правда. Но, видно, совсем недавно купленный.
- Точно. Даже бирка внутри еще не отрезана. - Юра с удивлением дотронулся до магазинного ярлыка, край которого высовывался из-под полы пиджака. - Странно: костюм новый, а такой измятый и испачканный! Будто, как купил и надел, так и не снимал ни разу.
- Думаешь?
- Ага. Уж больно заляпан костюмчик.
- Да… Похоже, парень не слишком любил пользоваться салфетками. Как так можно есть? Прямо как свинья! - морщась, заметил Свистунов, продолжая рассматривать лежащий в углу труп.
- Да он и пуговицы, кажется, застегивать не умел.
- Ага… Потому, видно, и рубашку не стал надевать. Смотри, даже нижнего белья на нем нет. На голое тело пиджак и брюки натянул.
- А может, он не сам надевал?
- То есть?
- Может, на него надели?
- На труп?
- Ну, может, не на труп, а на бездыханное тело. Или на человека, временно выведенного "в отключку".
- На человека? - Участковый пожал плечами. - Да он и на человека не похож…
- Это хозяин квартиры? - строго обратился Юра к пенсионерке Беленькой, указывая на скрюченный труп.
- Нет! - Ида Сергеевна испуганно покачала головой. - Это не хозяин. Не Петухов это, не Георгий…
- А кто же это?
- Бомж какой-то, может? - выдвинул предположение Свистунов.
- Да уж больно дико выглядит этот тип, - заметил Юра.
- Ну так бомж ведь!
- Даже - для бомжа.
- Тогда кто это?
- А почем я знаю?
- Слушай-ка, Ростовский… - вдруг озадаченно стал озираться по сторонам Свистунов.
- Чего?
- А где же все-таки собака?
- Верно, нет…
- Может, она выбежала, когда мы дверь открыли?
- Да непохоже.
- Но ведь нет же собаки?
- Нет.
- Но ведь была!
- Да, жильцы говорят, что выла… Очень выла.
- Да что там выла… Погляди! - Милиционер Свистунов указал на обглоданные кости, разбросанные по комнате. - Видно, сырым мясом пса кормили.
- Точно.
- Знаешь, что… Осмотри-ка еще эту квартирку!
И милиционеры, снова разделившись, стали обходить квартиру, рассматривая немногие под толстым слоем пыли находившиеся в ней вещи.
- Ну что? - не обнаружив ничего примечательного, наконец окликнул Свистунова Юра. - Нашел что-нибудь интересное?
- Я - нет…
- Вот и я - нет.
- Если только вот это?
- Камень?
- Ага… Камень какой-то!
- Орехи колоть?
- Да нет… Смотри, как упакован. В коробке лежит.
- Да?
- Там еще что-то есть.
Свистунов достал из коробки вслед за серым, размером с два милицейских кулака камнем какую-то тетрадь.
- Что в ней?
- Откуда я знаю? На обложке написано: "Тетрадь для рисования". И листы, видишь, какие плотные…
Свистунов открыл первую страницу тетради.
Она была довольно мелко исписана карандашом. Свистунов перевернул страницу.
- Смотри-ка, Ростовский, а тут и правда рисунки.
- Ага. - Юра тоже заглянул через плечо Свистунова в тетрадь.
- Ростовский, ты когда-нибудь такое видел?
- Вроде нет. Не приходилось.
- Похоже, это дневник. И, похоже, девчачий…
- Почему ты так решил?
- А почерк мелкий… аккуратненький такой… как у отличницы.
- Да?
- Ну говорю же. У меня девчонка знакомая была - такие же тетрадочки все вела.
- Знаток, значит?
- Тут и имя, кажется, есть. В самом начале. Элла. Так и написано. Элла Фишкис. Дневник.
- Фишкис? Это что - фамилия? Или так - кликуха?
- Не знаю. Может, фамилия, а может, кто-то прикалывался…
- Вот именно - "кто-то"! Зачем этой девчонке писать свое имя? Дневник пишут для себя.
- Ну, может, на случай, если потеряется.
- Кто?
- Не "кто", а "что" - дневник.
- А может, на случай, если потеряется она сама?
- Ага. А эта тетрадка вроде бутылки с запиской, которую она в море бросили?
- Скажешь тоже…
- А вообще, Ростовский, мне пора.
У Свистунова и правда в это время ожила и забубнила рация.
- Я тут с вашими несуществующими "собаками Баскервилей" и так сильно подзадержался, - заметил патрульный.
- Ну уж и задержался.
- Короче! Давай, Ростовский, составляй протокол. Пусть твои понятые подпишут. А я пошел!
- А камень?
- Его что - убили этим камнем? Этого парня?
- Да вроде нет. Никаких следов, свидетельствующих, что камень использовали как орудие преступления, - стараясь выглядеть солидно, заметил Юра, - крови запекшейся или чего другого вроде бы не заметно.
- Ну вот видишь!
- Да и голова у мужика не пробита, - заметил Юра. - Я вообще не понимаю, почему он умер? Вроде не душили. Непонятно, в общем! Причин, во всяком случае видимых, нет.
- Ну так и оставь его, этот камень, - посоветовал Свистунов. - Кому он нужен?
- А тетрадь?
- Ну хочешь, почитай на досуге.
И Свистунов протянул Юре тетрадь.
- Почему я?
- Ну твой же участок… твоя территория. Может, чего обнаружишь. Какие-нибудь заметки содержательницы притона. Вот и будешь "в курсе".
- Только притона не хватало на мою голову.
- Ну, не хочешь - не читай. Мне как-то по фигу.
Лучше б Юра не читал…
Дневник
"Каждый год недельку-другую я непременно гощу в столице одной из стран Балтии - у своей тети Агнессы Йозефовны Горчицкой.
Дело в том, что тетя Агнесса и ее муж профессор Мирослав Горчицкий умудрились появиться на свет в один и тот же день и в один тот же год…
Это совпадение настолько их спустя даже и сорок лет после женитьбы потрясает, что на этот свой "сдвоенный" день рождения они непременно приглашают всех самых дорогих им людей, где бы они в это время ни находились.
А уж приедут гости - не приедут, как получится…
В общем, они приглашают всех, кого только можно пригласить.
А судьба, по правде сказать, разбросала наш родственный клан по всему свету.
"Выписывают" Горчицкие и меня вместе с Диди на недельку из Москвы.
Диди - это моя собачка. Удивительная собачка. Диди, на мой взгляд, обладает немыслимыми достоинствами. Сверхчувствительностью, интуицией, знанием людей, мудростью и необъяснимой для такого хрупкого и легко уязвимого существа храбростью. Легко быть смелым, если ты весишь сто килограммов и вооружен здоровенными клыками, а вот попробуй сохранить чувство собственного достоинства, когда твоя бесстрашная душа вселилась в такое смешное и хрупкое тело. И весит вся эта конструкция - душа плюс тело - не более килограмма. Но бесстрашному Диди это удалось!
Мы никогда не расстаемся с ним. И эта поездка тоже не стала исключением. Горчицкие заранее прислали приглашение, и мы тронулись в путь.
Надо заметить, что именно в этот раз мне, как ни странно, очень не хотелось ехать в гости к моим родственникам. Странно, потому что обычно я всегда еду к ним с удовольствием. Но в этот раз…
Вот и говори после этого, что предчувствия обманывают. Может, кого-то они и обманывают, но не меня!
В общем, что-то удерживало меня от этой поездки.
Но дядя Мирослав не однажды уже намекал мне в письмах, что тетя Агнесса, возможно, тяжело больна. Правда, якобы сама Агнесса Йозефовна, да и врачи тщательно это от него скрывают. Но у него есть ощущение, признавался мне в письме дядя, что этот их "сдвоенный" день рождения может оказаться последним… Да, вот так, ни больше ни меньше!
Дядю своего я уважаю необычайно. Профессор Мирослав Горчицкий - главный хранитель отдела минералогии в Национальном музее природоведения. А моя тетя…
Тетя Агнесса после того, как вышла на пенсию, уже лет пять просто "сидит" в залах этого музея и следит за тем, чтобы посетители не трогали экспонаты. Такая у нее работа. И так оно и происходило до самого последнего времени. На все попытки дяди Мирослава заставить ее уйти с работы и заняться своим здоровьем Агнесса Йозефовна отвечала решительным отказом. И все ходила и ходила на работу в свой зал номер четырнадцать!