Здания в Нью-Йорке поднимались прямо в небо. Они были выше любой мечети и больше любого дворца. Адриенна гадала, были ли они построены во славу аллаха или нет, и все ждала призыва муэдзина к молитве. Здесь, как и в Париже, она не увидела ни одного здания, в которое запрещалось бы заходить женщинам.
Некоторые торговцы раскладывали свои товары прямо на улице, но, когда Адриенна попыталась остановиться, чтобы поглядеть на них, мать увлекла ее дальше. Она послушно заходила в магазины, но покупки ее не интересовали. Ей хотелось быть на улице, впитывая новые впечатления. Здесь были запоминающиеся запахи. Вонь выхлопов от сотен машин, грузовиков и автобусов, которые медленно ползли по улицам, оглашая их звуками клаксонов. В воздухе был терпкий запах дыма, какой бывает, когда жарят каштаны, и она узнала этот запах. Нью-Йорк был достаточно грязен, но девочка этого не замечала. Она жадно впитывала в себя окружающую жизнь.
Утомленная Селеста опустилась на стул в обувном отделе магазина "Лорд и Тэйлор" и улыбнулась Адриенне. "Судя по ее лицу, – подумала она, – у малышки накопилось много впечатлений". Селеста была рада, что они отпустили шофера и пошли пешком, хотя ноги у нее страшно болели.
– Ну, как тебе понравился Нью-Йорк, Эдди?
– А мы можем погулять и посмотреть еще?
– Конечно! Пойдем туда, куда ты пожелаешь. – Селеста всем сердцем привязалась к малышке и готова была выполнить любое ее желание.
Фиби с трудом выдавила из себя улыбку и расстегнула пальто. Она очень устала. Весь этот шум и многолюдье после долгих лет затворничества, тишины и уединения нервировали ее. Кроме того, теперь ей предстояло действовать самостоятельно, принимать решения, она же от этого совершенно отвыкла. Ее все время тянуло выпить или принять пилюлю.
– Сейчас ко мне придет второе дыхание, и мы еще погуляем, – сказала Фиби.
Селеста обратилась к продавцу:
– Мы хотим взглянуть на кроссовки для маленькой девочки. Я заметила там одни – розовые в цветочек. А также, возможно, нам потребуется пара белых.
– Конечно. – Продавец присел на корточки, улыбаясь Адриенне. От него приятно пахло мятой. – Какого размера туфли нужны юной леди?
Продавец спрашивал именно ее, Адриенну, она же не знала, что ответить, и бросила растерянный взгляд на мать. Но Фиби с рассеянным видом уставилась в пустоту.
– Почему бы не снять с нее мерку? – вмешалась Селеста, заметив замешательство девочки. Она увидела, как расширились глаза малышки, когда продавец взял в руки ее ножку, чтобы снять туфлю.
– Он собирается измерить длину твоей стопы, чтобы посмотреть, какого размера туфли ты носишь.
– Совершенно верно. – Жизнерадостный продавец снял туфлю и поставил ногу Адриенны на доску, чтобы измерить ее. – Встань, детка.
Адриенна судорожно глотнула, глядя прямо вперед поверх его головы, ее лицо залилось краской. Она размышляла, можно ли считать продавца обувного отдела кем-то вроде доктора.
– Так, ясно. Теперь пойду посмотрю, что у нас есть.
– Почему бы тебе не снять и вторую туфлю, Эдди? А потом ты сможешь походить в новых и проверить, удобно ли в них, – предложила Селеста.
Адриенна наклонилась, чтобы расстегнуть пряжку.
– А позволительно ли этому продавцу дотрагиваться до меня?
Селеста прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Да, его работа в том, чтобы продавать туфли. А чтобы выбрать подходящие, он должен определить размер ноги покупателя, потом снять старую туфлю и надеть новую.
– Это что-то вроде ритуала?
Не зная, что и сказать, Селеста откинулась на стуле:
– Да, что-то вроде этого.
Удовлетворенная ответом, Адриенна спокойно сидела, ожидая, когда продавец вернется с коробками. Она наблюдала за ним, когда он продевал шнурки в спортивные туфли в цветочек и надевал их ей на ноги, а потом зашнуровал и завязал шнурки бантом.
– А теперь походи, деточка.
Адриенна встала и сделала несколько шагов.
– Они другие, – сказала она.
– В хорошем или плохом смысле другие? – спросила Селеста.
– В хорошем. Они мне очень нравятся. Благодарю. – Она улыбнулась продавцу. Впервые в жизни ей довелось разговаривать с мужчиной – не членом семьи.
Три недели, проведенные Адриенной в Нью-Йорке, были едва ли не самыми счастливыми и одновременно печальными днями в ее жизни. Ей пришлось узнать и увидеть столько нового! Какая-то часть ее существа противилась этому новому, что-то в ней, подчинявшееся строгим и незыблемым правилам поведения, восставало против кипучей жизни большого города. Но другая ее часть раскрывалась этому новому миру и была им очарована.
В Нью-Йорке ее образ жизни изменился и правила поведения тоже. У Адриенны была своя комната, много больше и светлее той, что отводили ей во дворце отца. Здесь она не была принцессой, но ее лелеяли и берегли.
И все же она частенько проскальзывала ночью в постель матери, чтобы утешить Фиби, если та плакала, или полежать рядом с ней, бодрствуя, если Фиби спала. Она понимала, что душу ее матери терзают демоны, и это ее пугало. Случалось, что в течение нескольких дней Фиби казалась полной жизни, энергии и оптимизма. И тогда все в доме говорили о ее былой славе и будущих успехах. Строились планы и давались обещания, прерываемые взрывами смеха. А потом через день-другой мать мрачнела, становилась вялой и апатичной. Она жаловалась на головные боли и усталость и целые часы сидела одна в своей комнате.
В такие дни Селеста с Адриенной ходили в парк или в театр.
Пища здесь тоже была другой, и девочке разрешалось есть все, что ей только хотелось. Она быстро полюбила пепси и пила этот напиток прямо из охлажденной бутылки. Она съела свой первый хот-дог, не подозревая, что сосиска сделана из запрещенной в мусульманских странах свинины.
Телевидение стало ее учителем и развлечением. Когда ей случалось видеть, как женщины обнимали мужчин, она краснела. Обычно в телевизионных постановках был счастливый конец, как в сказках, и часто в них рассказывалось о том, как влюбляются и теряют голову от любви. Благодаря телевизору Адриенна узнала, что женщины в этой стране сами выбирают мужчин, за которых хотят выйти замуж. Впрочем, они иногда предпочитали вообще не выходить замуж. Она начала восхищаться сильными женщинами, способными преуспеть в мире мужчин.
Но больше, чем комедии и драмы, Адриенну восхищали ролики телерекламы, в которых странно одетые люди в мгновение ока решали свои проблемы. Они помогали ей совершенствоваться в языке, наполнять его плотью. За три недели, проведенные в Нью-Йорке, она узнала больше, чем могла узнать за три года обучения в школе. Ее ум был похож на губку, готовую впитать все новое. Но ее душа, столь созвучная душе Фиби, испытывала такие же взлеты и падения и страдала от них.
У Адриенны вошло в привычку тихонько спускаться ночью по лестнице и подслушивать разговоры матери и Селесты. В одну из таких ночей она услышала, что ее мать собирается развестись с отцом. И была рада этому.
В тот день, когда пришло письмо из Якира, Фиби уединилась в своей комнате. Она оставалась там весь день, и каждый раз, когда Селеста стучалась к ней, просила оставить ее в покое.
Ночью девочку разбудил нервный смех матери. Быстро вскочив с кровати, она на цыпочках подкралась к дверям ее спальни.
– Я очень о тебе беспокоилась, – раздался голос Селесты.
– Прости, дорогая, но мне нужно было время, чтобы все обдумать и успокоиться.
Фиби сидела на стуле, нервно выбивая дробь на крышке столика. Волосы у нее были растрепаны, глаза блестели.
– Признаюсь, известие, которое я получила от Абду, больно меня ранило. Можешь меня поздравить, Селеста. Теперь я свободная женщина. Я знала, что это произойдет, но внутренне не была к этому готова.
– Ты о чем?
Фиби резко поднялась с места, наполнила свой стакан, улыбнулась и подняла его, будто хотела с кем-то чокнуться, потом сделала большой глоток.
– Абду развелся со мной.
– Так быстро? Прошло всего три недели!
– Ну, он мог бы это сделать и за три секунды. Да, собственно, так он и поступил. Конечно, мне еще предстоит пройти через некоторые формальности, но можно считать, что это уже произошло.
– Почему бы нам не спуститься вниз и не выпить кофе?
– Ну что ж, давай отпразднуем! – Фиби прижала стакан ко лбу и заплакала. – Негодяй даже не дал мне самой закончить дело. И на этот раз он остался верен себе.
– Давай-ка сядем. – Селеста потянулась к подруге, но Фиби покачала головой и вернулась к графину.
– Не трогай меня. Мне надо напиться. Это, конечно, не самый достойный способ решать проблемы. Вероятно, я просто трушу.
– Никто, узнав о том, что ты сделала, никогда бы этого не сказал. – Селеста взяла у Фиби стакан и заставила ее сесть. – Знаю, что тебе тяжело. Развод выбил у тебя почву из-под ног. Но, поверь, рано или поздно ты все-таки выберешься из трясины. Ты молода, красива. Этот развод – только начало твоей жизни, а не конец.
– Он чего-то лишил меня, Селеста. За годы в Якире я очень изменилась и боюсь, что не смогу вернуться к прежней жизни. – Фиби закрыла лицо руками. – Это неважно. Теперь для меня имеет значение только Эдди.
– С Эдди все будет хорошо.
– Но ей нужно так много, и она этого заслуживает. – Фиби нервно теребила пояс халата. – Я хочу, чтобы она получила хорошее образование и ни в чем не нуждалась.
– Так и будет.
– Но Абду не согласен выплачивать деньги на содержание Эдди, – заплакала Фиби. – Все, что он ей оставляет, и то только потому, что не в силах отобрать, – это ничего не стоящий титул. Он отказывается отдать мне драгоценности, которые сам подарил, когда мы поженились.