По мнению Сталина правильным решением было бы создать в Токио союзную контрольную комиссию. "Долгие годы американцы жили, руководствуясь политикой изоляции. Может быть и России лучше уйти в изоляцию?".
Гарриман перешел в контратаку: "Политика изоляции означает поддержку советского доминирования во всей Восточной Европе и использование коммунистических партий Западной Европы и в других местах для усиления русского влияния". В этом месте Сталин возмутился. Он сказал, что Россия содержала от двадцати до сорока дивизий на маньчжурской границе на протяжении последних десяти лет, и эти дивизии явились вкладом в окончательное поражение Японии. Никто не может сказать, что Советский Союз не сделал ничего. "Я был готов помочь Соединенным Штатам посылкой войск на Японские острова - но это предложение было отвергнуто". (Как пишет переводчик - Эдвард Пэйдж, "когда Сталин делал это замечание, было совершенно очевидно по тону его голоса и выражению лица, что он очень уязвлен американским отказом на высадку советских войск на Хоккайдо"). Гарриман полагал, что в советском руководстве шли жестокие дебаты и, ввиду отношения к СССР со стороны Запада, было решено больше полагаться на себя.
Гарриману оставалось только откланяться. Сталин сказал, что принял его не только как посла США, но и как друга. "И так будет всегда". Гарриман пишет в Вашингтон 13 ноября, что русских обижает американская тактика "свершившихся фактов. Япония на протяжении двух поколений была постоянной угрозой русской безопасности на Дальнем Востоке, и Советы желают обезопасить себя от этой угрозы…
Сталин сделал для меня абсолютно ясным, что вопрос Японии для него связан с вопросом Румынии и Болгарии. Он не сделает и шага на Балканах, если его позиция не будет учтена в Японии". Гарриман предсказал, что, если советские пожелания не будут учитываться, "советское правительство пойдет по пути односторонних действий ради надежной защиты интересов своей безопасности".
Посол Гарриман думал об окончании своей дипломатической миссии в Москве и о человеке, которому здесь принадлежала такая огромная власть. "Я видел его исключительный ум, фантастическое владение деталями, его проницательность и удивительную человеческую чувствительность, которую он способен был показать- по крайней мере, в военные годы.
Я нашел его лучше информированным, чем Рузвельт, большим реалистом чем Черчилль, в определенном смысле он был самым эффективным из военных лидеров… Я должен признаться, что для меня Сталин был самым противоречивым и не поддающимся анализу человеком из всех, кого я знал - и пусть окончательное суждение сделает история".
Глава VI ХОЛОДНЫЙ МИР
Попытки анализа
В феврале 1946 г. жесткий подход к СССР окончательно побеждает в вашингтонских кабинетах власти. Это поворотный момент в переходе мира к холодной войне. Давая установку, президент Трумэн выразил "резкое недовольство недавно проявленной позицией умиротворения в отношении Советского Союза". Президент не сомневался в настрое нового американского посла в Москве генерала Смита. "У него правильное направление мысли", - сказал президент Трумэн.
Возникает острая нужда в осмыслении и прояснении для всей американской элиты характера и смысла внешней политики СССР. Министр военно-морского флота Форрестол жалуется, что, при всех усилиях, не может найти адекватного объяснения. Вначале он мобилизует профессора Эдварда Уиллета для "решения загадки России". Вопрос: "Мы имеем дело просто с национальной единицей, или мы имеем дело с национальной единицей плюс философия, доходящая до высот религии?" Виллет пришел к выводу, что советские лидеры привержены глобальной пролетарской революции, в ходе которой "столкновение между Советской Россией и США кажется неизбежным". Форрестол был настолько удовлетворен выводами профессора, что разослал копии его доклада президенту и членам кабинета, ведущим политическим деятелям и даже папе римскому. Издателю Генри Люсу Форрестол писал: "Я понимаю, что подобные доклады легко высмеять, но среди громкого смеха давайте вспомним, что мы смеялись и над Гитлером".
С ревностью неофитов американские аналитики начали изучать то, что в русской национальной стилистике мало походит на западный аналог. В речи И.В. Сталина 9 февраля 1946 г. была выражена озабоченность развитием международной обстановки. Не полагаясь более на помощь из-за границы, СССР принял пятилетний план восстановления, при осуществлении которого приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. Представители Запада неспособные увидеть, сколь невелики русские возможности, интерпретировали речь Сталина как идеологию возврата к изоляционизму. Хуже: как знак приверженности ремилитаризации. Судья Верховного суда США Уильям Дуглас сказал министру военно-морского флота, что "это объявление Третьей мировой войны". Директор Европейского отдела Фримэн Мэтьюз предсказал, что эта речь будет "Библией для коммунистов по всему миру".
* * *
Трумэновскому руководству требовалось более или менее убедительное объяснение своей враждебности к вчерашнему союзнику. Вдохновители американской внешней политики искали необходимое идейное основание для пересмотра всех вырабатывавшихся в ходе военного сотрудничества форм американо-советских отношений. И оно было найдено. Именно в эти дни в Вашингтон начинают поступать получившие широкую известность телеграммы от американского поверенного в Москве Дж. Кеннана. Нигде в телеграммах автор не говорил об агрессивности СССР, о планах завоевания мирового господства. Он писал о "традиционном и инстинктивном чувстве уязвимости, существующем у русских". Советские военные усилия он оценивал как оборонительные. Но в прогнозировании этих оборонительных усилий Кеннан проявлял немалые вольности. Он, в частности, допускал возможность таких действий со стороны СССР, как захват ряда пунктов в Иране и Турции, попытки овладеть каким-либо портом в Персидском заливе или даже базой в Гибралтаре (!). юз Основной смысл знаменитой "длинной телеграммы" 1946 г. Дж. Кеннана можно выразить его одной фразой: "Мы имеем дело с политической силой, фанатически приверженной идее, что не может быть найдено постоянного способа сосуществования с Соединенными Штатами; желательно и необходимо содействовать подрыву стабильности американского общества, уничтожению традиционного образа, жизни американского общества, ослаблению внешнего влияния Америки - для того, чтобы обеспечить безопасность советской власти". (Сейчас историки склоняются к мысли, что это было некоторое преувеличение.) И добавил: "Мировой коммунизм - это злокачественный паразит, который, живет только на больной ткани".
Кеннан призвал Соединенные Штаты "вооружиться политикой твердого сдерживания, предназначенного противостоять русским несокрушимой контрсилой в каждой точке, где они выразят намерение посягнуть на интересы мирного и стабильного мира". В изображении Дж. Кеннана, Советский Союз "движется неотвратимо по предначертанному пути, как заведенная игрушка, которая останавливается только тогда, когда встречает непреодолимое препятствие". Таким препятствием должна быть целенаправленная политика США по "сдерживанию" СССР.
После "длинной телеграммы" Кеннана проводники американской политики получили желанное моральное и интеллектуальное оправдание своей деятельности на годы и десятилетия вперед. "Сдерживание", термин из этой телеграммы, надолго стало популярнейшим символом американской внешней политики. Кеннан мастерски нарисовал картину послевоенного мира. Из его слов значило, что ситуация развивается в плане, приближенном к военному. Кеннан представил Сталина фанатичным революционером, а не осторожным, все калькулирующим политиком, каким он был в реальности.
Своей "длинной телеграммой" Кеннан фактически "похоронил Ялту" как способ международного сотрудничества. Реакция Вашингтона была исключительно быстрой и действенной. Имя Кеннана узнали в Белом доме и вокруг. Не речь Сталина, а "длинная телеграмма" Кеннана стала Библией своего времени, по крайней мере, Библией творцов американской внешней политики. Бирнс назвал ее "превосходным анализом". Мэтьюз охарактеризовал ее как "великолепную". Военно-морской атташе США в Москве Стивенс: "Я не могу преувеличить ее значение для нас" - и рекомендовал ее своим начальникам. (Все предшествующее в сфере американо-советских отношений Стивенс назвал бессмыслицей.) Замгоссекретаря Бентон - Кеннану: "Могу ли я сказать Вам, сколь большое впечатление произвела ваша телеграмма?" Копии ее были разосланы во все посольства и во все министерства.
Военно-морской министр Форрестол не расставался с этим документом. Он сделал сотни его копий и раздавал всем желающим.
Популярный журнал "Тайм" поместил на всю страницу статью, являвшуюся, по существу, пересказом "длинной телеграммы", и снабдил ее выразительной картой под заглавием "Коммунистическая эпидемия". Иран, Турция и Маньчжурия, поданные в выразительном розовом цвете, были названы "зараженными". Открытыми "заражению" подавались Саудовская Аравия, Египет, Афганистан и Индия.