Однажды, стоя в карауле, некий Веригин увидел, как Константин Павлович с таинственным видом вышел из дома графини Брониц, бережно пряча под шинелью какой-то большой сверток. Сев в коляску, он проехал к себе в Бельведер. Позже оказалось, что это был портрет Жанетты Грудзинской, который Константин повез в Петербург, чтобы показать матери и брату, как выглядит его невеста. Фотографических карточек тогда, увы, не существовало.
В марте 1820 года Синод расторг брак Константина с Анной Федоровной. Начиная с 1801 года, когда фактически она сбежала из России, Анна Федоровна скиталась по Германии, а потом поселилась в Швейцарии. К тому времени у нее уже было двое детей от гражданских мужей. Неожиданно в 1814 году приехал Константин Павлович, находившийся в заграничном походе русской армии. Выяснилось, что его прислал Александр I, чтобы они помирились. Убеждая жену в необходимости вернуться в Россию, он упирал на то, что их дети могут оказаться на российском троне. Однако среди его требований было одно неприемлемое – оказывается, Анна Федоровна должна была принимать в их доме Жозефину Фридерихс и ее сына. Оправившись от первой растерянности, вызванной таким нахальством, Анна Федоровна твердо заявила, что ни за что на свете не вернется к мужу, хотя и брат ее, принц Леопольд, уверял, что за прошедшие годы ее муж изменился, стал сдержаннее и мудрее (они вместе воевали против Наполеона, и Леопольд знал, что говорил). Примирение супругов оказалось невозможным, и Константин Павлович уехал ни с чем.
В дополнение, чтобы закончить рассказ об Анне Федоровне, скажем, что умерла она там же, в Швейцарии, на своей вилле Эльфенау под Берном в I860 году в возрасте 79 лет.
Пойдем дальше. Официальной причиной развода стало девятнадцатилетнее отсутствие Анны Федоровны в России по причине ее "болезни". Разрешение на брак было дано Константину в обмен на передачу своих прав на престол младшему брату Николаю. Однако Александр I не спешил его обнародовать, а Константин пожелал, как и прежде, иметь титул цесаревича. На том и порешили: народ не знал, что Константин отказался от престола, а Николай не догадывался, что является наследником трона. Так затягивался тугой узел династических противоречий, приведших к бунту декабристов.
В мае 1820 года Константин Павлович без всякой помпы обвенчался с Жанеттой Грудзинской. Однако ему предстояло решить одну деликатную проблему – как быть с Жозефиной Фридерихс (то есть с Ульяной Александровой)? Он заранее оповестил ее о своем намерении и предложил устроить ей законный брак с кем-нибудь из своих приближенных, чтобы, не прерывая их "дружбы", мог открыто принимать ее в своем доме уже как замужнюю даму. Как видим, Константин и мысли не допускал о том, чтобы расстаться с Жозефиной, даже женившись на Жанетте Грудзинской. Эту идею он лелеял еще с 1814 года, когда предлагал примирение Анне Федоровне. Неизвестно, что на это ответила Жозефина – небось учинила скандал, но деваться ей было некуда; она вышла замуж за адъютанта Константина Павловича полковника Вейса и съехала из Бельведера. Князь Вяземский писал: "М-ll Alexandroff идет замуж за Вейса… и, как говорят, все остается по-старому, то есть в старом положении… Признаться, долго этому никто верить не хотел: Вейса мы знали за доброго малого, но никто не угадывал в нем такой отваги и решительности. Со всех сторон он в дураках: если сделал это по расчетам денежным, то и тут ошибка. Она баба себе на уме и скупа, как черт. Если умела прибрать в руки NN (Константина Павловича), то этого сожмет как клюкву".
Значит, Константин Павлович хотел пользоваться любовью сразу двух женщин – Жозефины и Жанетты. К Жозефине он уже привык: они были знакомы уже более десяти лет, к тому же, она родила ему сына. Как тут быть? И Константин решил действовать исподволь. Через несколько дней после свадьбы он пожелал представить Жанетте жену своего адъютанта госпожу Вейс. Грудзинская, конечно, была осведомлена, кто такая Вейс, и какую роль она играла при Константине. Скрывая свое неудовольствие, все-таки приняла госпожу Вейс, считая, что этим все и закончится. Но не тут-то было – Константин решил нанести обратный визит своей любовнице и настоял на этом. Жанетта, конечно, возражала, но ее доводы не были услышаны. При этом он захотел, чтобы между женщинами наладились добрые отношения. Гордая полячка наотрез отказалась, и с тех пор между новобрачными пробежала черня кошка. В маленьком городке, а население Варшавы тогда насчитывало около 80 тысяч человек, ничего не скроешь – местное общество было на стороне Грудзинской, как землячки, а Жозефину просто ненавидело. Все ждали развития событий – а что же будет дальше? А дальше бывшая любовница Константина, чувствуя свою силу, продолжала посещать Бельведер, оскорбляя тем самым графиню. Современники писали, что Грудзинская была обманута в лучших своих надеждах. Казалось, что этот барк, ради которого Константин пожертвовал престолом, ничего, кроме огорчения и ругани, обоим супругам не принес.
Ситуацию разрядил Александр I. Как раз в 1820 году он прибыл в Варшаву на открытие сейма. Перед тем он подарил своему брату огромное имение Лович и присвоил Жанетте Грудзинской титул княгини Ловичской. Натянутые отношения между братом и невесткой не ускользнули от внимания Александра, но он не мог понять, в чем дело. Помог случай. Как-то раз, желая доставить удовольствие Жанетте, император прислал ей в подарок великолепные клавикорды. При очередном визите в Бельведер (а Жозефина делала это под предлогом посещения сына, который остался с Константином) мадам Вейс увидела этот музыкальный инструмент. Считая, что это подарок Константина жене, Жозефина устроила скандал и потребовала их себе! Та, конечно, отказала ей в этом. Константин Павлович – нет чтобы объяснить ситуацию! – поддержал требования своей любовницы! Оскорбленной Жанетте пришлось уступить, и клавикорды стали украшением салона пани Вейс.
Император Александр I каждый день приезжал к брату обедать и однажды пожелал услышать звук прекрасных клавикордов. Супруги были смущены этой просьбой. Константин Павлович попробовал перевести все это в шутку, а Жанетта залилась слезами. Вот тут-то все и открылось. В свое время Александр, давая согласие на брак Константину, хотел устроить ему счастливую семейную жизнь, а оказалось, что это счастье под угрозой. И виноват в этом сам Константин! Царь приказал выслать госпожу Вейс из Варшавы. Возражения Константина в расчет им приняты не были. Жозефина подчинилась (еще бы!) и через три дня покинула Польшу. Через четыре года она умерла от огорчения в Ницце. Она потерпела поражение. Мемуарист писал: "Госпожа Вейс чувствовала, что она совершенно разбита, и по своей глупости сумела еще увеличить позор своего поражения. Ее здоровье расстроилось, и она стала вянуть с поразительной быстротой… Ее исхудавшее пожелтевшее лицо свидетельствовало о бурной частной жизни, о страданиях, которые вызывались тщеславием, ревностью и сожалением о прошлом… Эта женщина стала жертвой своего нелепого поведения…" Если суммировать высказывания современников, то они сводились к следующей нехитрой народной мудрости: "Каждый сверчок знай свой шесток". Безродная авантюристка раскрыла рот не на свой кусок и подавилась.
После отъезда Жозефины Фридерихс между Константином и княгиней Лович установились мир и согласие. Пережив неприятные для себя времена, она в течение десятилетнего их супружества пользовалась любовью и преданностью мужа. Современники задавались вопросом: "Каким умом и какими чарами должна обладать она, чтобы покорить своей власти человека столь непреклонной воли, перед кем все склонялись, все дрожало, которому ничего не казалось невозможным и прихотям которого не было преград?" Ответ прост – любовь, настоящая, искренняя любовь. К тому же, и сам Константин Павлович разительно изменился. Уже и в Европе стали говорить об удачном выборе князя и удивительной перемене, произошедшей с ним. Он даже пить перестал – не боле двух бокалов шампанского в день. В своих письмах он писал: "жене обязан счастьем и спокойствием" и "я счастлив в своем семейном быту, наслаждаясь глубоким спокойствием благодаря жене". Наконец он нашел настоящую любовь, и его безумные выходки прекратились.
А пока Константин Павлович занимался своими прямыми обязанностями – обучением, формированием и перевооружением польской армии. Кстати, в истории Польши был еще один русский руководитель Войска Польского – маршал Константин Рокоссовский, тоже большой женолюб; их даже звали одинаково. Если в личной жизни цесаревич стал более сдержанным и спокойным, то с личным составом армии он продолжал бесноваться. За малейшую оплошность он жестоко наказывал офицеров. Как-то раз, рассердившись на двух офицеров, он поставил их в один строй вместе с солдатами. Это было неслыханным оскорблением для них, и оба подали в отставку. Это сейчас в порядке вещей нахождение в одном строю офицеров и солдат, а раньше это было немыслимо. В другой раз он пришел в такое негодование, что приказал прямо на плац-параде, при подчиненных, осыпав офицеров площадной братью, арестовать их всех. Один офицер в отчаянии застрелился, а другой хотел повеситься. Великий князь в минуты гнева кричал: "Я вам задам конституцию!" Все это не прибавляло ему популярности в рядах польской армии. Польское офицерство, впрочем, как и большая часть польского образованного общества, мечтало избавиться от русского владычества. Поведение Константина Павловича со временем вышло ему боком, но об этом после. Его называли сатрапом Польши.