Ни садоводство, ни мольберт, ни надиктовка мемуаров и статей не могли помешать Уинстону зорко следить за изменениями в политическом пейзаже, а тот, как он и надеялся, портился на глазах. Выполняя внутрипартийные обязательства, Макдоналд признал Советский Союз и даже предоставил тому крупный заем. Более того, он приказал генеральному прокурору прекратить судебное преследование коммунистического агитатора Кэмпбелла, задержанного за подрывную деятельность в армии. Либералам Асквита левый крен правительства пришелся не по душе, и они отказали в поддержке лейбористам, оказавшимся в меньшинстве в вопросе о вотуме доверия. Макдоналд вынужденно ушел в отставку, и новые всеобщие выборы были назначены на октябрь. Стремясь воспользоваться открывшейся возможностью, Черчилль с осени затеял организацию антисоциалистического фронта, объединившего консерваторов и либералов Ллойд Джорджа. Болдуин обещал предоставить в его распоряжение место в округе, надежно удерживаемом консерваторами; им станет Эппинг, к северо-востоку от Лондона, где при поддержке консерваторов Черчилль согласится баллотироваться 11 сентября как "конституционалист и антисоциалист". Даже старый враг лорд Карсон, ольстерский экстремист, выступит в его поддержку вместе с еще более старым врагом – Артуром Бальфуром! 29 октября, на волне возмущения консерваторов "инцидентом Зиновьева", Черчилль был триумфально избран в Эппинге с отрывом от ближайшего соперника в девять тысяч голосов. Возвратившись в палату лордов после двухлетнего отсутствия, он заметил большие изменения: у консерваторов теперь было четыреста девятнадцать мест, у лейбористов – сто сорок одно, у либералов – всего сорок. И снова по невероятному стечению обстоятельств Черчилль – бывший консерватор, перешедший к либералам из-за приверженности к свободной торговле, и бывший либерал, вернувшийся к консерваторам из ненависти к социализму, – оказался в рядах победителей…
"Каждый может сменить кожу, – написал Уинстон другу, – но требуется некоторая ловкость, чтобы сделать это вовремя!" Столь явное возвращение блудного сына вызвало неудовольствие у динозавров партии – Артура Бальфура и Джо Чемберлена… Несомненно, именно по этой причине новый депутат-"конституционалист" от поголовно консервативного округа не вернулся в ряды тори официально. Черчилль не рассчитывал на место в правительстве, хотя при столь подавляющем большинстве в палате общин премьер Болдуин вполне мог себе позволить включить в кабинет и консерваторов нетрадиционной ориентации. Но в этот раз Уинстон был слишком пессимистичен. Утром 5 ноября новый премьер-министр пригласил его на Даунинг-стрит и предложил пост канцлера…
– Герцогства Ланкастерского? – перебил его Черчилль.
– Нет, Казначейства! – ответил Болдуин.
Удивлению депутата от Эппинга не было границ, но честолюбие и сентиментальность, остававшиеся двумя столпами черчиллевского естества, не дали ему отклонить предложение: министром финансов был Рэндолф Черчилль до своей роковой отставки в 1886 г., эта должность была традиционной ступенькой на пути к посту премьер-министра!
Почему же хитрый черт Стэнли Болдуин остановил выбор на дважды ренегате Черчилле, рискуя вызвать скрежет зубовный в лондонских клубах консерваторов? А сделал он это потому, что Невилл Чемберлен, сводный брат Остена Чемберлена, естественный претендент на эту позицию, предпочел Министерство здравоохранения. Кроме того, перед правительством стояли столь сложные экономические проблемы, что в Министерстве финансов требовался человек не только энергичный, но еще и безрассудно отважный. Болдуин был вынужден признать, что царьки партии тори были слишком стары, слишком нерешительны, слишком бездарны или слишком неопытны для такой должности… И потом, старый зубр политических дебрей Болдуин прекрасно знал, что есть категория людей, менее опасных внутри, чем снаружи: получив должность, Черчилль оставил бы мысли о создании центристской партии, к которой неизбежно примкнули бы Ф. Э. Смит и Ллойд Джордж, в результате чего новое правительство оказалось бы под обстрелом со стороны трех самых лучших ораторов на тот момент. Министерство финансов отнюдь не было тихой пристанью, и можно было надеяться, что Уинстону не хватит времени вмешиваться в дела своих коллег! Наконец, был еще один, несомненно самый странный, но не менее важный довод: Стэнли Болдуин, как и большинство врагов Черчилля, был также его почитателем…
30 ноября 1924 г., празднуя свое пятидесятилетие, Уинстон Черчилль имел все основания чувствовать себя счастливым: после стольких испытаний и опасностей, мимолетной славы и головокружительных падений он снова занял прочное положение депутата и министра. Роковой возрастной рубеж был преодолен уже несколько лет назад, на здоровье жаловаться не приходилось, Уинстон был мужем и отцом большого семейства и успешным писателем, удобно расположившимся в собственном имении. Так что ему оставалось только… снова с головой погрузиться в работу!
Новый канцлер Казначейства был преисполнен решимости освоить премудрости экономики и финансов; он рассчитывал войти в историю как министр-реформатор, много сделавший для процветания королевства и справедливого распределения его богатств, без чего нельзя было бы достичь истинного величия. Его намерения явно отражены в представлении первого бюджета палате общин 28 апреля 1925 г. Он предусматривал: сокращение на 10 % подоходного налога как для производителей богатств, так и для самых неимущих налогоплательщиков; снижение возраста выхода на пенсию до шестидесяти пяти лет; выплату пособий вдовам по утрате кормильца; расширение пакета социального страхования и широкомасштабное строительство социального жилья. Все это было изложено в длинной речи, лившейся на депутатов полноводной словесной рекой два часа сорок минут. Впрочем, его лирические отступления, остроумные шутки и военные метафоры расшевелили даже самых сонливых парламентариев: "Дополнительные блага и компенсации предназначены не для бравых гвардейцев. В лазарет государственной помощи отправляются раненые, ослабевшие и отстающие, ветераны, вдовы и сироты". И секунду спустя он заявил в том же тоне: "Моя задача – усилить укрепления Государственного казначейства, и с разрешения собрания именно этим я и займусь", – после чего налил себе большой стакан виски с содовой и выпил его залпом…
Красноречие и горячительные напитки не могли, однако, скрыть неприятные моменты бюджета. Финансирование социальных программ достигалось мерами, от которых со многих лиц сбежали улыбки: повышение налога на наследство; введение налогов на автомобили, часы, фильмы, надувные лодки и шины, музыкальные инструменты; установление таможенных пошлин на хмель, шелк и вискозу. На поверку фритредер Черчилль оказался протекционистом… Но совершенно бесспорно, что самым сенсационным нововведением, взбудоражившим финансовые круги, и самым опрометчивым решением стал возврат к золотому стандарту.
Выход конвертируемости фунта стерлинга на довоенный уровень был целью всех британских правительств с 1920 г. и тщательно подготавливался строгой дефляционной политикой. Эта мера, считавшаяся неотделимо связанной с престижем Великобритании и процветанием ее финансовых институтов, предусматривала повышение на 10 % обменного курса фунта, удорожая таким образом экспорт британских товаров и делая их менее конкурентоспособными на внешних рынках. Единственный выход заключался в сокращении затрат на производство, что неизбежно потянуло за собой снижение заработной платы, увольнения и общее снижение уровня жизни. Все это немедленно изложил профессор Кэмбриджа, экономист Джон Мейнард Кейнс, написавший пять лет назад "Экономические последствия мира" и уже на злобу дня опубликовавший памфлет "Экономические последствия мистера Черчилля". Его доводы были убедительны, но министр финансов ими пренебрег. 15 мая 1925 г. депутаты приняли "Акт о золотом стандарте" подавляющим большинством голосов, полагая, что он вернет Великобританию к довоенному процветанию.