- Алекс известный трепач, - глухо проворчал Педру.
- У тебя все трепачи да лодыри, один ты безупречен. Скажи лучше, что там с Голубкой.
- После укола ей полегчало. Но к вечеру температура может подняться снова, - доложил Педру.
- И ты что, собираешься тут сидеть до вечера? - вскинулась на него Алма. - Немедленно отправляйся домой! Если возникнут осложнения, Северину вызовет Синтию.
- Я не могу доверить Голубку невесть кому!
- Не спорь со мной! Силвия и так уже, наверное, думает, будто я какое-то чудовище, эксплуатирую своего управляющего и в выходные, и в праздники. Она же не знает, что ты просто сбегаешь от нее на конюшню.
- Я работаю здесь, сколько считаю нужным. Кстати, мне тоже вскоре потребуется отпуск. Мой дядя, у которого есть фазенда на юге, сейчас тяжело болен и поэтому все распродает, включая лошадей и конюшню. Я не видел его больше года. Надо бы съездить туда на пару дней. Может, удастся подобрать и для нас несколько лошадок.
- И это ты называешь отпуском? - покачала головой Алма. - До чего же ты странный тип! Скажи, тебя хоть что-нибудь интересует в жизни, кроме лошадей? Хоть к кому-нибудь ты питаешь привязанность?
- Это не имеет отношения к делу! - с вызовом ответил Педру. - А если я вас не устраиваю как управляющий…
- Устраиваешь! Поэтому я и забочусь о тебе: силой заставляю отдыхать. Ну-ка марш домой! А я прогуляюсь немного верхом…
Силвия немало удивилась столь раннему возвращению мужа. Прежде с ним такого не бывало. Уж если он уходил на работу с утра, то возвращался домой лишь поздно вечером, даже в выходной или в праздник. А сегодня вдруг изменил этому правилу.
- Что случилось? - встревожилась она. - Ты не заболел?
- Заболела кобыла! - в своей привычной грубоватой манере ответил Педру.
- Тем более странно: кобыла болеет, а ты здесь, со мной, - беззлобно съязвила Силвия.
- Но сегодня же Рождество, мы можем устроить праздничный обед…
- Не могу поверить в такое счастье! Наверное, это Санта Клаус решил наконец исполнить мое заветное желание. Отыскал тебя на конюшне и силой вытолкал оттуда.
- Все так и было, - криво усмехнулся Педру. - Только Санта Клаус предстал передо мной в образе Алмы.
- Ну да, он вынужден был прибегнуть к такой хитрости, иначе бы ты ослушался его. Для тебя существует только один авторитет - Алма.
- Конечно. Она же моя начальница, я у нее на службе.
- Ладно, я благодарна и ей, и Санта Клаусу. Может, мы сегодня сходим куда-нибудь после обеда? В кино, например, или просто погуляем по набережной.
- Посмотрим… - вяло произнес Педру, что означало: "Не хочу я никуда идти".
Силвия вздохнула и принялась накрывать на стол. После бокала вина Педру расслабился, взгляд его потеплел, и Силвия, заметив это, сказала:
- Хочешь, я угадаю, о чем ты сейчас думаешь? О лошадях! Угадала?
- Почти. Но не о какой-то конкретной Голубке, которая сегодня заболела, а вообще о лошадях. Как будто они мои, а вокруг много земли, много зелени. Иногда я вижу себя в степном поместье, где пасутся целые табуны лошадей…
- А я там присутствую? - робко спросила Силвия.
- Конечно! Мы вдвоем.
- И ни одного ребенка?
- Нет, никаких детей.
Болезненная гримаса исказила лицо Силвии, на глазах проступили слезы.
- Педру, ты же сам как дикий зверь, - промолвила она печально. - Почему никаких детей? Поместье - идеальное место для того, чтобы растить сына.
- Давай не будем об этом говорить, - поморщился он. - Мне иногда самому бывает страшно от моих мыслей. Я люблю животных больше, чем людей, больше им сострадаю, понимаешь?
- Мне трудно это понять. Люди бывают разные.
- Вот именно. А животные все одинаково заслуживают уважения. Они искренние и преданные. Уж если они любят, так любят. А если не любят, то кусают, царапают, убивают… Я рос в лесу, меня научили понимать язык животных, их чувства, их душу.
- Но сейчас ты живешь не в лесу, а среди людей, многие из которых тоже достойны уважения, внимания, любви.
- Да, наверное. Но животные для меня дороже людей. Если бы мне пришлось выбирать, кого спасать первым - человека или, скажем, лошадь, я бы, скорее всего, попытался спасти лошадь.
- А если бы тем человеком была я?
Этот вопрос Силвии поставил Педру в тупик. Он ответил не сразу, а после напряженной паузы:
- Нет, тебя бы я бросился спасать первой, ты мне очень дорога!
- Ну спасибо! - облегченно вздохнула она, безоговорочно поверив Педру, который никогда не бросал слов на ветер и в этой своей искренности был сродни животным.
Этот рождественский день стал особенным для Силвии, не избалованной вниманием мужа: Педру ни разу в жизни не говорил ей о любви, но теперь она хотя бы узнала, что дорога ему. И, желая продлить эту рождественскую сказку, попросила:
- Педру, сделай мне подарок к Новому году!
- Какой?
- Ты собираешься ехать на фазенду к своему дяде. Возьми меня с собой!
- Зачем тебе это нужно? - спросил он с досадой. - Ты же не любишь ни деревенскую жизнь, ни лошадей.
- Я люблю тебя, и буду счастлива там, где будешь счастлив ты!
Педру озадаченно хмыкнул и не ответил ничего определенного. Но своего излюбленного "Посмотрим…" он тоже не сказал, и это было едва ли не равносильно согласию. Силвия оживилась, защебетала:
- Я давно уже хотела познакомиться с твоим дядей, с его женой, и с той девушкой, которая тебе постоянно названивает, - с Ирис.
Педру недовольно нахмурил брови и пустился в скучные для него объяснения:
- Алесиу мне не кровный родственник. Он был женат на моей покойной тетке, с той поры я и называю его дядей.
- Но насколько я знаю, это твоя единственная родня, - заметила Силвия.
- Да, можно сказать и так. Хотя Ирис мне тоже не доводится кузиной, она - дочь Алесиу от второго брака.
- Вот как?.. - озадаченно произнесла Силвия. - Ты об этом никогда не говорил. Почему?
- Просто не пришлось к слову.
- Нет, тут что-то другое, - покачала головой Силвия. - Эта шустрая девчонка влюблена в тебя! Иначе бы она так часто не звонила.
Не умевший лгать Педру ответил ей с предельной прямотой:
- Ирис действительно иногда болтает всякие глупости по телефону, но это всего лишь от скуки. Далеко не каждому человеку нравится жить в захолустье, особенно в ранней юности, когда хочется вырваться за пределы фазенды и повидать огромный мир. Так вышло, что я стал для Ирис единственным звеном, связывающим ее с этим неведомым миром.
- Бедная девочка, если бы она знала, насколько ты сам далек от этого мира! - вздохнула Силвия.
Педру сильно идеализировал Ирис, не догадываясь, что на самом деле представляет собой эта юная особа. Хотя в главном он не ошибался: еще в раннем детстве, впервые увидев Педру, Ирис решила, что именно с его помощью она завоюет мир, который у нее ассоциировался с загадочным Рио-де-Жанейро.
Педру навещал Алесиу не часто, но каждый его приезд на фазенду становился для Ирис праздником. Она не отходила от гостя ни на шаг и беззастенчиво твердила, что непременно выйдет за него замуж, как только немного подрастет.
Когда Педру сообщил дяде, что женится на Силвии, Ирис пережила это как личную трагедию. Она билась в истерике, злобно выкрикивая:
- Я убью ее! Убью эту проклятую невесту!
Ингрид пыталась успокоить дочку, совала ей валериановые капли, но Ирис не унималась.
- Хорошо, хоть твой отец этого не слышит, - говорила Ингрид. - Он бы тебя сейчас попросту отстегал ремнем.
На Ирис и это не действовало. Она продолжала бесноваться до тех пор, пока ей не пришло в голову, что надо обязательно отбить Педру у Силвии.
- Он все равно будет моим! - заявила она матери.
В то время Ирис было немногим более десяти лет, а теперь исполнилось восемнадцать, но со своей детской мечтой о Педру она так и не рассталась. Звонила ему, зазывала на фазенду, а он все не ехал.
Но как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел отец Ирис, у него обнаружили раковую опухоль, и с учетом преклонного возраста Алесиу на его выздоровление не приходилось рассчитывать. Он сам это понимал и потому стал распродавать свое хозяйство, зная, что Ингрид в одиночку не справится с лошадьми. А поскольку Алесиу хотелось передать их в хорошие руки, то он и просил Педру приехать поскорее.
- У меня есть покупатели, но я хочу, чтобы ты купил моих лошадок, - говорил он в трубку слабым голосом. - Поторопись, а то я могу и помереть до твоего приезда.
- Он только и говорит о смерти! Сколько можно? - возмущалась Ирис.
- Ты должна пожалеть папу, его дни сочтены, - вну¬ла дочери Ингрид, вытирая слезы.
- Да я жалею его, - отвечала та. - Просто мне очень тяжело видеть его таким беспомощным, несчастным, особенно когда он вдруг начинает плакать.
- Да, он сейчас как дитя малое. А ты еще ссоришься с ним из-за лошадей! - упрекнула дочку Ингрид.
Ссора, о которой она говорила, произошла после звонка Педру, сообщавшего, что он приедет на Новый год и купит у Алесиу лошадей. Тот сразу же воспрянул духом:
- Слава Богу! Теперь у нас будут деньги! Я возмещу банковский кредит и не оставлю вас с долгами.
- Но всех лошадей продавать не обязательно, правда, папа? - осторожно спросила Ирис, намекая на то, что ей не хотелось бы лишиться своего любимого Урагана.
- Я всех и не продам, - ответил Алесиу. - Двух я оставлю детям Элены.
Ирис так и взвилась от обиды и возмущения:
- Элена! Она даже не знает, жив ли ты еще!
- Она моя дочь. Равно как и ты.