- А-а! Вот ты о чем… Но я говорю о душе. Ее и нужно сохранять чистой. А так… Бывает девственница, но уже порочная. И вообще все когда-то были девственниками. Даже самые отпетые развратники. Ведь верно?
- А наш завуч в школе звался Чингиз Абильфазович, - похвастался Борис. - Ни у кого такого не было.
- Ну конечно, - пробурчала Зиночка. - Нашего вообще звали Хаднадаш Горджевич.
Борис посмотрел на нее с уважением. Зина была не простая плюшка.
- Ха! А у твоей Ляльки, я смотрю, новая шляпка.
- Болван, та просто была летняя! - объяснила Зиночка.
Она приезжала потом в Москву часто, перезнакомилась со всеми друзьями Бориса. А потом… Потом он предложил ей выйти за него замуж.
Все выглядело очень просто: Зиночка казалась ему самой удобной из всех его женщин для жизни. На самом деле он уже неплохо изучил ее, хорошо понял, прочитал всю до последней страницы, просчитал все плюсы и минусы. Да, на редкость удобная жена. Простенькая… С ней ему будет уютно жить. Зиночка никогда бы не осмелилась спросить, любит ли он ее. Ей было вполне достаточно того, что любила она. А родители и сестра… Ну что ж, родители и сестра… Пусть женитьба Бориса станет их первым нелегким испытанием.
Глава 13
Накануне выпускных Нине позвонила Марианна. И сказала глухим трагическим голосом, явно подражая подруге Дусе:
- Я ненавижу Комариху!
- Ты?! Маргариту?! За что?! - изумилась Нина.
Риту Комарову никто не назвал бы умной. Однако она обладала некоторой практической сметкой и рано постигла, что жить нужно осмотрительно, по возможности ни с кем не испортив отношений. Маргаритка давно пришла к единственно разумному и тщательно обдуманному решению: надо существовать так, как все, спокойно подчиняясь обстоятельствам, можно даже лгать, если опасно говорить правду. Но порой она становилась откровенна до идиотизма, почти до неприличия. Правда, если ее ни о чем не спрашивать, Ритка умела молчать часами, вроде Дуси, хотя болтать начинала всегда охотно, с забавной наивностью, выкладывая все о себе прямо-таки безжалостно. Она со всеми умела соглашаться, когда это считала необходимым, но, если требовалось, могла переметнуться и на другую сторону. Осторожная и одновременно искренняя, слабохарактерная, она хотела всем нравиться и старалась со всеми поладить и ко всему приспособиться.
- Как обычно, ты ничего не знаешь, - сострадательно и снисходительно вздохнула Марьяшка. - У этой подлой толстухи роман с Акселевичем!
Нина помолчала.
- Ну и что? У него много романов… Он любит запараллеливаться.
- Ты дура! - презрительно бросила Марианна.
И Нина взорвалась:
- Запомни, умная: за поступками других обычно особенно зорко и ревниво следят те, кого эти поступки касаются меньше всего! И следят просто из порочного желания все узнать, все раскопать и все тотчас растрепать! Эти любознательные даже не задумываются над тем, что могут разбить чью-то жизнь!
- А я как раз и хочу разбить Комарихину жизнь! - откровенно заявила Марианна. - Это моя основная задача на сегодняшний день! - И швырнула трубку. У каждого своя дорога…
Расстроенная Нина побродила по квартире, а потом решительно набрала номер Акселевичей.
- Лежу с Мопассаном, - лениво поделился Борис. - У всех моих друзей одна и та же история: родители говорили - ох, этот Мопассан был такой озорник! Заинтригованный подросток берет и открывает трясущимися от возбуждения и любопытства руками заветный томик и - ха! Никаких эротических сцен! А взрослые вон чего говорили…
- А знаешь почему? - сказала Нина. - Подросток, мало что знающий, ищет только прямых откровенных описаний. А человек с опытом все понимает намного тоньше. Он видит не просто текст, но и то, что подразумевается, что стоит за страницами. Потому и осознает озорство Мопассана. В юности многое еще не понимают и не анализируют, отыскивая лишь озорное.
- Пообтесалась ты, Шурупыч! - с удовольствием заметил Борька. - Растешь на глазах!
- Стараюсь, - пробубнила Нина. - А ты?
Очевидно, ее вопрос прозвучал с неожиданной для Акселевича интонацией, и он насторожился. Как всякому философу, Борьке порой недоставало самого обычного благоразумия. Только Нина этого не замечала. Для нее Борис был умен вдвойне: своим собственным умом и умом, который ему Нина и все остальные влюбленные девушки дружно приписывали. В их представлении он знал даже то, чего никогда не знал.
Стремясь к деланой учтивости, он порой достигал удивительной изысканности.
- Материал плебейский, - иронически говорил Борька о себе, - зато покрой аристократический.
В нем не было высокомерия, и, казалось, к себе он относится с большой долей иронии. Впрочем, как и во всем остальным.
- Вот тебе и вот… - тревожно пробормотал он. - Ты о чем, Шурупыч?
- Да все о том же! Придумываю, что тебе подарить на свадьбу.
- В-вопрос можно? Н-на какую свадьбу? - споткнулся Борька.
- Ну, ведь ты когда-нибудь женишься…
- Ха! А если нет?
- Такое все-таки может случиться. - Нина была странно настойчива.
Борис сел на диване.
- Не волновайся… Обожаете вы, девки, любые истории размазывать! Только терзаете себя и других. Про такие дела забывать надо! Где начало того конца, которым оканчивается начало?
- Это не ответ, - отозвалась Нина.
- Да, но зато мудро! И вообще каждый сам знает тяжесть и меру своих грехов. Окружающие о них часто даже не подозревают.
- А это откуда?
- Из личного опыта. Особь статья! Шурупыч, спи безмятежно. Что тебе неймется?
- Зато ты чересчур уж спокоен. - Нина сдерживалась с трудом.
- Ха! Иногда мне говорят как комплимент: "Ты такой спокойный!" Но полный покой - только в гробу. Соответственно человек, достигающий в жизни полного покоя, тем самым противостоит самой жизни. И это - тоже истина, другая ее сторона. Крайности опасны с обоих концов.
- Послушай, Боб… - начала Нина и замолчала.
Акселевич казался ей неуязвимым, как воздух.
- Ваш покорный слуга, - отозвался он. - Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает, и на тех, кто отвечает. Большинство людей считает неразрешимыми проблемы, решение которых их мало устраивает. И они непрерывно задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются. Я жду…
- Нет, ничего. - И Нина повесила трубку.
Может быть, зря она тогда не поговорила с Борькой начистоту?…
Утро было прозрачным. Настоящий умиротворенный летний крымский рассвет, в своем оптимизме никогда не предполагающий ничего плохого. Нина и Борис встали рано, чтобы идти на пляж, где после восьми уже начинались жестокие битвы за место под солнцем.
И вдруг в калитку вошел Шурупов. "Он мне снится?" - подумала Нина.
- Закрой рот, Нина Львовна, кишки застудишь! - привычно пошутил отец.
Борька невозмутимо вытер белые усы - на завтрак пили кефир - и вежливо раскланялся.
- Как ты нас нашел? - недоуменно спросила Нина.
- Ты давала матери телеграмму с адресом, - снисходительно объяснил отец. - Я всегда говорил, что ты без царя в голове.
Он стал совсем лысый, отметила про себя Нина. И головы уже теперь вовсе не видно: один живот торчит.
- Вопрос можно? Что случилось? - спросил Борис.
- Нужно срочно лететь в Москву, - объявил отец. - Мать просила тебя привезти. Там… - он слегка замялся, - плохо с Женей…
- Женька заболела?! - Нина стремительно сорвалась с места. - Я сейчас! - И метнулась в дом.
Борис вошел вслед за ней. Некоторое время он безмятежно наблюдал, как Нина бросает в открытый баул свои немногочисленные вещи: сарафанчик, два платья, шлепанцы… А потом присел на стул и закурил.
- Шурупыч, не суетись. Давай сначала выясним, что там случилось с Женей. Может, твое присутствие в Москве пока не обязательно. Мы ведь только что приехали…
- Обязательно! - сказала Нина, не глядя на него. - Раз мама прислала отца, значит, там плохо! Они не виделись сколько лет… Она бы ни за что к нему не обратилась, если бы не беда.
- Насчет стольких лет ты можешь и не знать, - проворчал Борька. - Неужели ты думаешь, что родители тебе все рассказывают?
Нина в замешательстве села на пол:
- Да нет… Ерунда… Мама отца не переносит…
- Как и ты, - буркнул Борис.
Нина никогда ему ничего об отце не рассказывала.
- Это правда. - Она покраснела. - Как ты догадался?
Борис выразительно хмыкнул:
- Сие нетрудно. Я всегда говорил, что у тебя все написано на лице. Я поеду с тобой.
- Зачем? Оставайся… Вдруг я через неделю вернусь…
- Сомнительно, - протянул Борька и тоже стал собираться.
В симферопольском аэропорту Нину смутило то, как быстро отцу продали в самый сезон три билета на ближайший рейс. Отец показал какую-то бумагу, и Борис, мельком глянув на документ, странно отвел глаза, но ничего не объяснил по-прежнему недоумевающей Нине. В самолете он взял ее за руку.
- Где начало того конца, которым оканчивается начало… - пробормотал Борька.
Нина не отозвалась. Она думала о Женьке.
- Ну, едем! - поторапливал всех брат Бориса. - Едем к нам! Отец с матерью ждут. Напрасно мы устроили в кафе… Надо было сразу дома.
Сестра что-то продолжала бормотать. Помешалась, с жалостью подумала Нина. К ней подошел Леонид, старательно пряча глаза.
- Тебе не нужно туда ехать… Нельзя…
Нина не поняла.
- Как это - не нужно? Почему нельзя?
Ленька принялся с еще большим упорством разглядывать пол.