- Отличная охота! - снова появился возле Андрея, когда охотники двинулись в обратный путь, Петр. Глаза его сверкали, он едва ли сидел в седле спокойно, чтобы не пустить коня галопом по снегу, а держаться подле остальных, едущих легкой рысью по заснеженному полю. - Allons , вы ныне примиритесь с Аннет? Прошлый раз простились в такой неприязни и холоде, что право, можно было замерзнуть подле вас. Едемте к нам на обед, там и решим сей вопрос.
- Не могу, pardonnez-moi, - покачал головой Андрей. - Я завтра поутру выезжаю. Обещался ныне Марье Афанасьевне на вечер быть подле.
- Жаль, что вы так скоро покидаете нас, - произнес Петр, но Андрей успел заметить некое облегчение, что мелькнуло в тот миг по лицу его собеседника, скрытое довольство его отъездом. - Ну, раз не можете вы к нам, тогда мы к вам! Я кликну, позволите?
- Кого же? - переспросил Андрей, а сердце при том вдруг забилось в груди быстрее обычного. Петр ничего не ответил, только ткнул кнутом в направлении поля впереди. Андрей медленно проследил за его движением и заметил маленькую фигурку на белой лошадке, ехавшую им навстречу со стороны усадьбы Шепелевых в сопровождении берейтора. Длинный подол светлой амазонки развевался полотнищем от скачки, яркое пятно жакета и шляпки василькового цвета на фоне белоснежного поля. Это была Анна. Еще сложно было разглядеть с такого расстояния черты лица всадницы, но и Петр, угадавший сестру по лошадке, и Андрей знали, что это она.
- Выехала-таки, - усмехнулся Петр, наблюдая, как приближается сестра. - Знать, ускользнула от мадам…
Он повернулся в сторону Андрея, открыл уже рот, чтобы сказать тому, да так и застыл на миг с открытым ртом. После усмехнулся, не в силах сдержать уголки губ, что так и растянулись ныне. Оглянулся назад, к всадникам, но шапки из светло-рыжей лисы, что была на Оленине, не заметил. Как сквозь землю провалился кавалергард, едва только увидел Анну, дал сигнал к отступлению и скрылся незаметно.
- Занятно, - протянул Петр. - Весьма занятно.
А потом стегнул коня и направил его навстречу всаднице, что остановила свою Фудру, ожидая его приближения, помахала ему рукой, обтянутой белой перчаткой, засмеялась тихо, подставляя с наслаждением личико под теплые лучи зимнего солнца.
Как хорошо на этом снежном просторе, думала та, как хорошо под этим ярко-голубым небом с белыми пятнами облаков! Ну, а слезы… это оттого, что ярко солнце бьет прямо в глаза. Только и всего!
Глава 5
- Ну, прощай, mon cher! Дороги легкой да безухабистой тебе. И чтоб ангел твой хранил тебя, Andre, - графиня снова расцеловала трижды племянника, в который раз обхватив его лицо в свои ладони. Всякий раз прощаться, не зная, когда он в следующий раз навестит свою тетушку в ее одиноком жилище, было тяжело - потом почти два дня ныло сердце. Приходилось лежать в постели, обложившись подушками, да глотать горькие капли, что выписал ей доктор от этой оказии еще в столице. Только графиня никогда не говорила того Андрею, и остальным запретила даже упоминать о ее болезни ему. Мало ли ему тревог ныне!
- Приедешь в Москву - напиши тут же, всенепременно, слышишь? - наставляла Марья Афанасьевна. - И к сердцу близко не принимай, коли maman так и не переменилась к тебе. Прости ей ее ошибки эти, как Господь простит. Пройдет пора, и забудется обида. Она же мать!
- Все ведаю, ma tantine, - коротко отвечал Андрей. Ему, одетому в шинель, уже стало жарко и в передней, в которую вышли, простившись в гостиной малой, но отнять от себя рук Марьи Афанасьевны он не смел. - Все ведаю, не тревожьтесь, ненадобно сердце свое травить.
- Ах, Андрюша, как я буду без тебя! - она снова погладила его гладко выбритые щеки. - До конца отпуска-то заедешь к старухе? Перед тем, как в полк вернуться-то.
- Отпуск выходит в августе, - напомнил ей Андрей. - Приеду на все лето к вам в Святогорское, обещаю.
- Дай-то Бог, дай-то Бог, - прошептала Марья Афанасьевна, а потом опять расцеловала Андрея в щеки и лоб, перекрестила резкими движениями. - Ну, все, mon cher, езжай с Богом, а то я вовек тебя не отпущу от себя! Bon voyage, Andre, bon voyage! Все ангелы да прибудут с тобой, Божья милость с тобой, mon cher!
Андрей кивком попрощался с тетушкой, такой же легкий кивок Маше, что стояла в передней, бледная и растерянная, прислонившись спиной к стене, словно ноги не держали ее. Быстро вышел на мороз, сбежал по пандусу к саням, натянув на ходу треуголку на голову. Лакеи помогли усесться, накрыли колени меховой полостью, укрывая ноги от мороза и снега из-под полозьев. Громко гикнул на запряженных лошадей кучер в овчинном кожухе, резко дернулись сани с места, покатили по накатанной колее по липовой аллее прочь от дома.
Андрей прикрыл глаза, борясь с желанием оглянуться, взглянуть на окна дома, в котором он отдыхал душой. Тетушка вносила в его жизнь какой-то странный покой, дарила уверенность, одним словом могла подарить надежду и веру в лучшую долю. Успокаивалась тут душа, израненная, измученная, отринутая даже матерью. Марья Афанасьевна всегда понимала и принимала любое его действо, хотя и бранила после втихомолку, ласково трепля кудри.
Только в этот раз он уезжал без долгожданного покоя в душе. Мысли скакали в дикой пляске в голове, путались и путали его. Как вчера, когда он, как юная институтка, вздрагивал от каждого шума в передней и у подъезда. Словно ждал обещанного на охоте визита. Ждал, что она приедет на обед, как говорил Петр Михайлович, хотя сам никогда бы не признался себе в том.
Опустилось за горизонт солнце. Медленно сгустились за окном сумерки, заставляя лакеев пройтись по комнатам и зажечь свечи, чтобы разогнать тени, наполнившие покои.
- Обманули тебя, mon cher, - проговорила Марья Афанасьевна, которой Андрей, вернувшись с охоты, сообщил о предстоящем визите Шепелевых. - Не приедут. Ella change d'opinion comme de chemise , помню то по pique-nique прошлым летом. Переменчивость - не самая лучшая ее черта.
- Не она говорила о визите, ma tantine, брат, Петр Михайлович, - ответил на то Андрей, подаваясь желанию защитить Анну перед тетей. Да, то, что в той истории появились лица и имена, не могло не повлиять на его мнение, на его мысли о ней.
- Все едино, - отмахнулась от него графиня. - Одна кровь же.
В ту ночь перед отъездом Андрей плохо спал, ворочался в постели, сбивая простыни в комок. Где-то около трех пополуночи сдался, накинул на плечи шлафрок, раскурил трубку с длинным чубуком, украшенным черно-агатовым бисером - очередной подарок Марьи Афанасьевны. Долго стоял у окна, вглядываясь в темноту за стеклом. Хорошо, что он уезжает, решил он в итоге. Загляни он ей в глаза после того, что узнал от Петра Михайловича, увидь под этим обличьем не холодную и горделивую Аннет, а ту милую плачущую Анечку, что сидела в хозяйской ложе, и…
Сани подъехали к развилке дорожной. Чтобы ехать на станцию, надо было повернуть налево. По правую руку от развилки через версту заканчивались земли Марьи Афанасьевны, и начинался луг Шепелевых, после которого был поворот на аллею и далее к воротам усадьбы.
- Стой, милейший! - Андрей вдруг приподнялся на сидении и хлопнул кучера по плечу. - Придержи лошадей!
Серебряный целковый долго лежал на его ладони. Он все никак не мог решиться ни продолжить путь на станцию упрямо, ни подкинуть этот жребий, отдавая на волю судьбы свое вспыхнувшее желание заехать проститься с Шепелевыми, поблагодарить Михаила Львовича за охоту, извиниться за столь спешный и тайный отъезд с нее.
"Орел" - еду в Милорадово. Решка - к станции поворачиваем. Или лучше наоборот? Или вообще не кидать жребия, не рисковать, уехать, не оглядываясь назад, оставив надежды и все свои мысли грешные, такие ненужные ему ныне, такие неудобные, позади за спиной?
Переступила с ногу на ногу одна из лошадей в упряжи, звякнул тихо бубенец. Андрей резко подбросил целковый, поймал, раскрыл ладонь. С белизны перчатки подмигнул солнечным бликом "орел". Андрей прикрыл на миг веки, а потом бросил в спину кучеру резко:
- К Милорадово давай!
В вестибюле дома Шепелевых его встретил молодой лакей с заспанными глазами, выглянувший из небольшой каморки под лестницей, где видно спал в этот дополуденный час. Да и в доме было непривычно тихо: разъехались приглашенные на святочные дни гости, предоставив хозяевам тишину и покой.
- Доброго утречка, господин ротмистр, - поклонился Андрею лакей, испуганно глядя на того снизу вверх.
- Доложите, милейший, обо мне господину Шепелеву, - Андрей стряхнул с плюмажа снежные крупинки, со слегка ворсистой ткани треуголки, сунул подмышку ту после, стараясь не помять перья.
- Никак не можно то, - склонился снова лакей. - Барин и Петр Михайлович в парке-с. Птиц стреляют-с. Если у господина ротмистра срочное…
- Нет, у меня не срочное дело, - отрезал Андрей, чувствуя, как в груди медленно закипает раздражение - на этого глупого молодого лакея, на себя, что прибыл с визитом совсем не вовремя и что вообще приехал сюда, в этот дом. Лакей широко распахнул глаза, пугаясь резкости голоса кавалергарда, затараторил вдруг:
- Вера Александровна-с тоже принять не смогут-с. Не выходили-с еще. Барышни в оранжерее. Проводить господина ротмистра в оранжерею-с?