Итак, после этого затянувшегося вступления перейдем к самому важному – почему мы полагаем необходимым обратить особое внимание на "центурионов" Третьего Рима? И чтобы ответить на этот вопрос, подойдем к нему несколько необычно, кружным путем. Зададимся вопросом – а каким был характер подготовки московского "генералитета", "больших воевод" русского войска второй половины XVI в., тех самых, которые навыкли служить государю со "своим набатом". Очевидно, что именно этот параметр являлся определяющим, базовым – от качества обучения будущих "больших" воевод напрямую зависела и эффективность действий руководимых ими государевых полков. Как обстояло дело с этим в тогдашней России? Нет никаких сомнений, что для тех времен, о которых пойдет речь дальше, правильное, "регулярное" военное образование, обучение командного состава, сочетающее изучение военной теории с полевой практикой, – дело далекого будущего. Конечно, можно вспомнить о том, что венецианский посол Марко Фоскарини (?) писал, что "в настоящее время (то есть в конце 50-х гг. – В. П.) император Иван Васильевич много читает из истории римской и других государств, отчего он научился многому". И к этому он добавлял, что молодой русский царь "часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками". Однако это свидетельство, позволяющее предположить, что в Москве были знакомы с классической литературой и, быть может, с какими-то сочинениями по военной теории (так, "Тактика" императора Льва VI Мудрого на итальянском языке была издана в Венеции в 1541 г.), пока остается единственным. Это не дает сколько-нибудь серьезных оснований для предположений о существовании в то время в Московии системы военного образования, подобной той, что сложилась к тому времени на Западе в аристократической среде (чтение античных классиков вкупе с изучением теоретических трактатов и последующей практикой). Более того, несмотря на достаточно высокий уровень грамотности, присущий русской не только элите, но и "среднему классу" той эпохи, мы не имеем каких-либо попыток обобщения, пусть и в форме мемуаров или записок, собственного военного опыта. Правда, англичанин Дж. Горсей упоминает о том, что князь И.Ф. Мстиславский вел некую "секретную хронику", с которой он, Горсей, имел возможность познакомиться. Но, как и в предыдущем случае, это свидетельство единственное в своем роде, и к тому же эта "хроника", если она и существовала, до нас не дошла, и можно только догадываться, о чем там шла речь. Безусловно, определенные попытки осмысления накопленного опыта ведения войн делались, и сам факт осуществления военных реформ в 50-х – начале 60-х гг. об этом свидетельствует, равно как и сохранившиеся наказы воеводам, отправлявшимся во главе царских полков на "фронт" (примером тому может служить знаменитый наказ князю М.И. Воротынскому, полученный им накануне Молодинской кампании 1572 г.). Однако более или менее целостного изложения основных положений московской военной теории, более того, каких-либо уставов и наставлений по обучению и вождению войск того времени мы не имеем.
Остается единственный путь постижения "науки побеждать" – вполне традиционный практический, в рамках существующей и хорошо знакомой военной традиции, складывавшейся на протяжении многих десятилетий. "Делай как я" – судя по всему, именно этот принцип был положен в основу подготовки высших командных кадров в московской армии "классического" периода (под классическим периодом мы понимаем прежде всего вторую пол. XVI – начало XVII в.).
Однако при всей разнице войны современной и войны средневековой все равно война даже в те патриархальные времена оставалась сложным делом, и, чтобы стать настоящим профессионалом, нужны были годы походов и сражений, в которых был бы набран необходимый опыт, знания и навыки вождения многотысячных ратей. Попытки же молодых и неопытных, но заносчивых и преисполненных самомнения аристократов взять на себя всю полноту командования и ответственности могли привести к весьма печальным последствиям, и таких примеров в истории, в том числе и русской, немало. Достаточно вспомнить об упоминавшемся выше поражении русских войск в 1521 г. под Коломной, когда молодой и неопытный воевода князь Д.Ф. Бельский, оказавшись в сложной ситуации, растерялся и, утеряв нити управления войсками, был разбит татарами. С. Герберштейн отмечал при этом, что князь "был молод, пренебрегал стариками (мнением более опытных воевод-ветеранов. – В. П.), которых это оскорбляло: они в стольких войнах были начальниками, теперь же оказались без чести…". Кстати, если касаться опыта Д.Ф. Бельского, то при всей его знатности и "дородности" опыта руководства большой полевой ратью к 1521 г. он не имел никакого. Для 22-летнего князя кампания 1521 г. на "берегу" должна была стать не только его первой в качестве главнокомандующего, но и вообще первой полевой кампанией. Карьера его сына до трагического 1571 г. также не впечатляет большим количеством боевых эпизодов. О начале его военной службы сведений нет, можно лишь догадываться, что отец брал с собой сына в кампании (в 1541 г. на Оку, отражать нашествие Сахиб-Гирея I, и потом в казанские походы). Примечательно, что юный князь уже тогда занимал отнюдь не последнее место в придворной иерархии – на царской свадьбе он "на великого князя месте сидел", но при этом военные службы его до 1555 г., когда он вдруг оказывается первым среди дворовых воевод, никак не отмечены в разрядах или в летописях. И с 1555 г. И.Д. Бельский практически непрерывно занимает пост "большого" воеводы, являясь первым воеводой большого полка, главным образом на "береговой" службе. Однако при этом эпизодов, которые можно назвать боевыми, в его послужном воеводском списке – раз-два и обчелся: Полоцкий поход 1562/63 г. да походы против Дивей-мурзы в июле 1560 г. и на помощь осажденному татарами Болхову в октябре 1565 г. (да и то в обоих случаях обошлось без "прямого дела" с участием главных сил русской рати во главе с Бельским, ибо воеводы "крымских людей не сошли").
Конечно, можно сказать, что примеры отца и сына князей Бельских непоказательны, и это утверждение будет справедливо на фоне сравнения их карьеры с карьерой князя М.И. Воротынского, которого князь А.М. Курбский характеризовал следующими словами: "Муж наилепший и наикрепчайший… в полкоустроениях зело искусный… много от младости своей храброствовал". За плечами Воротынского, назначенного в кампанию 1572 г. первым воеводой большого полка, было 30 лет непрерывной военной службы. Начало его карьеры, согласно разрядным книгам, относится к 1543 г., когда он был назначен первым воеводой в пограничный Белев. Затем его ожидало наместничество в Калуге и "годование" воеводой в пограничном Васильгороде. Службу на "берегу" он переменял на командование полками, отправлявшимися раз за разом на Казань. Шаг за шагом он приближался к высотам военной иерархии, и вот в 1552 г. он был назначен вторым воеводой большого полка и вместе с Иваном IV ходил к Туле, когда под ее стенами появился Девлет-Гирей с войском (вот тут едва не состоялось первое "знакомство" воеводы с крымским "царем"). В знаменитом казанском походе 1552 г., завершившемся падением Казани и Казанского "царства", М.И. Воротынский был вторым воеводой большого полка и сыграл важную роль в ходе осады и штурма татарской столицы. Его боевые заслуги были отмечены новым назначением – по возвращении домой Воротынский впервые получил самостоятельное командование, будучи назначен первым воеводой большого полка трехполковой рати, возвращавшейся домой полем "коньми".
Казанское "взятье" выдвинуло воеводу, находившегося в самом расцвете сил (ему было тогда около 40 лет), в узкий круг высших военачальников Русского государства. Вся его последующая карьера проходила на "берегу" (за исключением периода с осени 1562 г. по 1565 г., когда князь находился в опале и в ссылке). На протяжении почти 20 лет князь попеременно, в зависимости от подбора воевод на командование полками в очередной кампании, был первым или вторым воеводой большого полка или же первым воеводой передового полка либо полка правой руки. Не вполне доверяя князю, Иван Грозный тем не менее признавал за ним огромный опыт "польской" службы – вряд ли случайным было решение царя назначить именно Воротынского 1 января 1571 г. "ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы полские службы". В трагические майские дни 1571 г. М.И. Воротынский, командуя передовым полком земской рати, единственный из всех воевод не только сумел сохранить боеспособность вверенных ему сил, но и "провожал" крымского царя от московского пепелища до самого Поля.