* * *
С кровати Декстер наблюдал, как она появилась в дверях. На ней была накидка и квадратная шляпа с кисточкой: выпускников заставили взять их напрокат для церемонии вручения дипломов. Подражая обольстительным красоткам, она обняла ногой дверной косяк. Глядя на Декстера поверх очков, надвинула шляпу на один глаз:
- Ну как?
- Тебе идет. И мне нравится шляпа набекрень. А теперь снимай ее и иди в кровать.
- Еще чего. Этот наряд стоил мне тридцати монет. Надо же получить хоть что-то за свои деньги. - Она приблизилась к нему и взмахнула полами накидки, как вампирским плащом. Декстер ухватился за край, но она швырнула в него свернутым дипломом и села на край кровати, сняв очки и сбросив церемониальное облачение. Он лишь мельком увидел ее голую спину и округлости грудей, прежде чем те исчезли под черной футболкой с надписью о необходимости немедленного всеобщего ядерного разоружения. Вот и всё, подумал он. Нет ничего менее сексуального, чем длинная черная футболка с политическим лозунгом - разве что альбом Трейси Чэпмен.
В расстроенных чувствах он поднял с пола ее диплом, снял тонкую резинку, скреплявшую сверток.
- Английский язык и история, лучшая выпускница.
- Читай и рыдай, троечник. - Она выхватила у него диплом. - Эй, осторожнее.
- Вставишь в рамку?
- Да мои предки его размножат и оклеят все стены как обоями. - Она туго свернула диплом в трубку, постучав по концам. - Заламинируют и будут использовать как подставки под тарелки. А мама сделает себе такую татуировку на спине. - Она сунула диплом под кровать. - Ну-ка, подвинься, - добавила она, подтолкнув его на край матраса.
Он освободил ей место, с некоторой неловкостью обняв ее за плечи и неуверенно поцеловав в шею. Она повернулась и посмотрела на него, натянув одеяло до подбородка:
- Декс?
- Угу?
- Давай просто пообнимаемся, ладно?
- Конечно. Если ты этого хочешь, - ответил он, как и полагается истинному джентльмену, хотя, по правде говоря, никогда не понимал, какой смысл лежать и просто обниматься. Обниматься надо со старыми тетушками и плюшевыми мишками. Его лично тошнило от этих нежностей. Пожалуй, пора признать свое поражение и как можно скорее убраться отсюда… но она уже по-собственнически устроилась на его плече, и какое-то время они так и лежали - неподвижно, смущаясь. Наконец она произнесла:
- Не могу поверить, что я предложила пообниматься. Черт, пообниматься! Извини.
Он улыбнулся:
- Ничего. Хорошо хоть не пообжиматься.
- Пообжиматься - куда уж хуже.
- Или потискаться.
- Какой кошмар. Давай пообещаем друг другу, что никогда не будем тискаться, - сказала она и тут же об этом пожалела. Чтобы она и он тискались? Вряд ли это когда-нибудь случится. Они снова на некоторое время замолчали. Восемь последних часов они болтали и целовались, и теперь оба испытывали непреодолимую усталость во всем теле, что приходит на рассвете. В заросшем саду запели дрозды.
- Люблю этот звук, - проговорил он, уткнувшись в ее волосы. - Дрозды на рассвете.
- А я ненавижу. Когда слышу его, мне почему-то кажется, что я сделала что-то, о чем пожалею.
- Поэтому этот звук мне и нравится, - сказал он, снова пытаясь поразить ее своей мрачной харизмой. А через минуту добавил: - А ты сделала?
- Что?
- То, о чем жалеешь?
- Ты имеешь в виду это? - Она сжала его руку. - Наверное. Пока не знаю, правда. Спроси меня утром. А ты жалеешь?
Он прижался губами к ее затылку.
- Нет, конечно, - ответил он, а сам подумал: это никогда, никогда не должно повториться.
Довольная его ответом, она придвинулась ближе, сказав:
- Надо поспать.
- Зачем? Днем нет никаких дел. Ни заданий, ни работы…
- Перед нами только вся жизнь, такая длинная, - сонно пробормотала она, вдыхая чудесный теплый запах его немытого тела и в то же время ощущая тревожную дрожь, пробравшую ее при мысли о самостоятельной взрослой жизни. Она вовсе не чувствовала себя взрослой. Не была готова. У нее было такое чувство, будто посреди ночи вдруг сработала пожарная тревога и она выбежала на улицу, схватив в охапку одежду. Если учиться больше не нужно, что же делать? Чем заполнить дни? Она не знала.
Весь секрет в том, успокаивала она себя, чтобы быть смелой и храброй и делать что-нибудь значимое. Нет, не изменить мир, но хотя бы изменить кусочек мира вокруг себя. Начать самостоятельную жизнь, вооружившись дипломом с отличием, вдохновением и новой электрической печатной машинкой, и с усердием взяться… за что-нибудь. Менять жизни людей посредством искусства. Писать красивые книги. Любить своих друзей, быть верной принципам, жить вдохновенно, на полную катушку, жить хорошо. Делать новые открытия. Любить и быть любимой, если такое возможно. Правильно питаться. И все такое.
Не слишком похоже на жизненную философию, тем более ту, которой можно поделиться, особенно с таким парнем, как Декстер, - но она в это верила. И первые часы независимой взрослой жизни ей пока нравились. Возможно, утром, выпив чаю и аспирина, она даже наберется смелости и пригласит его вернуться в постель. К тому времени они оба протрезвеют, отчего, конечно, не станет легче, но, по крайней мере, происходящее может ей даже понравиться. Те несколько раз, когда она была в постели с парнем, всё всегда кончалось смехом или слезами, а было бы неплохо хоть раз попробовать обойтись без этих крайностей. Интересно, остались ли в банке из-под горчицы презервативы? Хотя куда им деться, ведь в последний раз, когда она туда заглядывала, их было еще полно, а было это в феврале 1987-го, с Винсом с инженерно-химического. У него была волосатая спина, и он высморкался в ее наволочку. Счастливые дни…
На улице совсем посветлело. Сквозь плотные зимние шторы, прилагавшиеся к съемной квартире, Декстер увидел розовый свет нового дня. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он протянул руку, затушил окурок в кружке с вином и устремил взор в потолок. Уснуть уже не получится. Вместо этого он решил разглядывать узоры на сером постельном белье, пока она крепко не заснет, а потом тихонько ускользнуть, не потревожив ее сон.
Если он сейчас уйдет, это конечно же будет означать, что они никогда больше не увидятся. Интересно, захочет ли она увидеть его снова; наверное, да, ведь все девчонки обычно этого хотели. Но захочет ли он видеть ее? Последние четыре года он прекрасно без нее обходился. До прошлой ночи вовсе думал, что зовут ее Анна, - и всё же на вечеринке не мог отвести глаз. Почему он раньше ее не замечал? Она спала, а он разглядывал ее лицо.
Она была красавицей, но, казалось, ее это раздражало. Рыжие крашеные волосы были словно нарочно плохо пострижены - наверняка сама постриглась перед зеркалом или эта работа Тилли, или как ее там, горластой толстухи, с которой она вместе снимала квартиру. Кожа бледная, лицо припухло - потому что слишком много времени сидит в библиотеке и пьет слишком много пива в пабах. Очки делали ее похожей на недовольную сову. Подбородок мягкий и слегка оплывший, хотя, наверное, это детский жирок. (Или на словосочетание "детский жирок" тоже принято обижаться? И не стоит говорить, что у нее потрясающая грудь, даже если это правда, - обидится.)
Хватит про грудь, вернемся к лицу. Кончик ее маленького аккуратного носа слегка лоснился, а на лбу виднелась россыпь мелких красных прыщей, однако, не считая этого, никто не стал бы отрицать, что лицо это… лицо это было просто замечательным. Глаза ее были закрыты, и он понял, что не может вспомнить их цвет - помнит только, что они большие, ясные, смешливые, как и две морщинки в уголках ее широких губ, как две скобки, которые углублялись, когда она улыбалась, а случалось это довольно часто. Гладкие розовые щеки в веснушках, похожие на подушечки и на ощупь наверняка теплые. Ненакрашенные, но красные сами по себе мягкие губы. Она держала их крепко сжатыми, когда улыбалась, словно не хотела обнажать крупноватые для ее рта зубы; к тому же один из резцов был слегка надколот. При этом возникало впечатление, что она что-то утаивает: смех, умное замечание или невероятно смешную шутку.
Если он сейчас уйдет, то наверняка никогда больше не увидит это лицо - разве что во время кошмарной встречи выпускников через десять лет. Она придет на встречу располневшей, разочаровавшейся в жизни и начнет ворчать, что он тогда улизнул, даже не попрощавшись. Поэтому лучше уйти тихо и не ходить на эти встречи. Надо двигаться дальше, думать о будущем. Там, в будущем, будет еще много разных лиц.
Но когда он уже решил вставать, губы ее вдруг дрогнули и растянулись в широкую улыбку, и, не открывая глаз, она сказала:
- Так что ты думаешь, Декс?
- О чем, Эм?
- О нас. По-твоему, это настоящая любовь? - спросила она и тихо рассмеялась, крепко сжав губы.
- Ты не можешь просто уснуть, да?
- Нет, когда ты пялишься на мой нос. - Она открыла глаза: зелено-голубые, ясные и умные. - Что у нас завтра? - пробормотала она.
- Ты имеешь в виду сегодня?
- Да, сегодня. Что за чудесный новый день нас ждет?
- Суббота. Выходной. День святого Свитина, между прочим.
- И что это за день?
- Есть примета такая. Если сегодня пойдет дождь, то он будет длиться следующие сорок дней - или все лето, точно не помню.
Она нахмурилась:
- Не понимаю.
- И не надо. Это просто поверье.