- Ты с Рурком. Возможно, концовка такова.
- Нет никаких нас с Рурком. Господи, Нина!
- А знаешь, что еще? - настаивала Нина. - У тебя несчастный голос. Не думаю, что поездка в Нью-Йорк оказалась удачной идеей для тебя.
- Я всегда этого хотела, всегда. И кому, как не тебе, это знать!
- Думаю, тебе нравилась не реальность, а сама идея, - сказала Нина. - Маленькая уютная квартирка, оживленные толпы, шумиха. Но реальность такова, что твоя жизнь находится в Авалоне. Здесь живут люди, которым ты небезразлична.
- Я встречусь со своей новой семьей, - заметила Дженни. - С сестрами своего отца, бабушкой и дедушкой по его линии, с кузенами, о которых я узнала лишь полгода назад.
- Хорошо, познакомься с ними, но я все равно считаю, что твой дом - это наш город.
Дженни моргнула. Неужели она и вправду была этой девушкой? Владелицей пекарни, которой суждено жить в маленьком городке, но мечтать о другой жизни, как Джордж Бэйли в женском обличье? Дженни ходила взад-вперед перед окном. Люди на улице торопились по делам, потоки машин сжимались и растягивались, подобно огромному аккордеону. В дверном проеме напротив через дорогу, опершись о косяк, стояла женщина в сером пальто. Она о чем-то размышляла и была грустна, словно ее кто-то сильно обидел.
- Мне здесь нравится, - настаивала Дженни, хотя увиденное в окно заставило ее задуматься, не обманывает ли она себя.
- Возвращайся домой. Ты ведь хочешь.
- У меня нет дома, забыла? Я отказываюсь жить у Рурка. И я очень тебя люблю, но я ни за что не перееду к вам с Соннет.
- Ты можешь найти съемное жилье. Это не проблема. - Нина душой и сердцем принадлежала Авалону. Она любила город настолько, что работала мэром по четырнадцать часов в день, и просто не могла понять, почему кто-то хочет жить в другом месте.
- Я подумаю об этом, - ответила Дженни главным образом потому, что от этого разговора у нее разболелась голова. Головная боль была вызвана неразберихой в мыслях. Честно говоря, Дженни не знала, чего хочет… что чувствует… уже не знала.
- Мне нужно кое-что сделать помимо встречи с семьей отца.
- Что именно?
Дженни глубоко вздохнула.
- Мне нужно сходить к Джоуи.
- О, Джен. - Голос Нины дрогнул. - Не делай этого.
- Со мной все будет в порядке, - ответила Дженни. - Просто… мне необходимо это сделать.
Было очень холодно, и Дженни взяла такси. Вместо снега на обочинах дорог там и сям виднелись серые зернистые кучи. Над Манхэттенским мостом нависало тяжелое бесцветное небо. Такси проехало к Бруклину и направилось по Флэтбуш-авеню. Дженни бывала здесь однажды, но ее воспоминания затемняло ощущение боли в тот день. После встречи с Мартином Гриром Дженни много думала об историях, скрывавшихся внутри нее, и начинала понимать, что она прячется от прошлого вместо того, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
Такси миновало арку чугунных ворот и покатилось вдоль серой мощеной дороги. Дженни мысленно считала ряды могил, потом заговорила:
- Думаю, это здесь. - Ее голос был тихим и слабым. - Вы можете подождать?
Водитель кивнул, и Дженни выбралась на улицу. Кроме нее, здесь никого не было. Земля под ногами пропиталась холодом, трава пожухла и потеряла цвет. Дженни шла, считая могилы, потом остановилась и повернулась, радуясь, что сейчас здесь никого нет. Желудок нервно затрепетал.
- Привет, Джоуи, - произнесла Дженни. - Это я. Она глубоко вздохнула и стала говорить:
- Я планирую кое-что сделать и хочу рассказать тебе об этом. Помнишь, как я всегда мечтала написать книгу? А ты дразнил меня за то, что я все записываю, помнишь? Я все еще это делаю, и, похоже, у меня появился шанс. Хотя это и трудно. Некоторые вещи, о которых я собираюсь написать, вернут меня к… тяжелым воспоминаниям. Не знаю, может, я мазохистка, но я хочу написать об этих воспоминаниях. Возможно, нужно было давно это сделать. Думаю, ты знаешь почему. Вот таков мой план.
Из-за холодного ветра глаза Дженни стали слезиться. Она еще постояла, размышляя, вспоминая. Могильная плита располагалась рядом с уже тронутым временем памятником на могиле матери Джоуи. Его же плита до сих пор выглядела новой. Закругленная вверху, блестящая, выгравированные буквы с завитками по краям:
"ДЖОЗЕФ ЭНТОНИ САНТИНИ, 1976–1998. ЛЮБИМЫЙ СЫН.
СТУПАЙТЕ ТИХО - ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕНА МЕЧТА".
Раздался звонок. Дженни поспешно открыла дверь для Джейн Беллами. Ее бабушка - мать Филиппа - ступила на порог, широко улыбаясь. На ней было красивое шерстяное пальто цвета красного вина, а из-под мягкой шляпки из ангорки выбилась волнистая прядь серебристых волос. Джейн являлась абсолютным воплощением доброты, и Дженни не знала, как себя вести.
- Здравствуй, дорогая, - произнесла Джейн. - Я так рада, что ты согласилась приехать.
- Я очень благодарна за приглашение. - Дженни гадала, выглядела ли она так же разбито, как себя чувствовала. Она весь день пыталась что-нибудь написать, но сумела лишь разобрать электронную почту да раз десять сыграть в "Сапера". Дженни обняла свою бабушку. Свою бабушку. Они не знали друг друга достаточно хорошо, но не любить Джейн Гордон Беллами было невозможно. Дедушка Джейн основал лагерь "Киога", в котором она выросла.
В 1956 году она вышла замуж за Чарльза Беллами, и церемонию проводили в лагере "Киога". Их свадебный пирог пекла Хелен Маески: великолепное воздушное чудо, украшенное цветами из сладкого теста. Пятьдесят лет спустя Дженни испекла точную копию того пирога на золотую свадьбу Джейн и Чарльза, которую также отмечали в лагере. В свои шестьдесят девять лет Джейн была красивой, с яркими глазами и серебристыми волосами, уложенными в современную прическу. Стройную фигуру великолепно облегало зимнее пальто из кашемира. Джейн являлась женой одного из семьи Беллами и жила в старинном доме Верхнего Ист-Сайда, но весь ее вид говорил о простоте и непритязательности.
Джейн окинула взглядом комнату, яркое пятно даже в середине зимы.
- Что ты думаешь о доме Оливии?
- Я просто обожаю это место. Оно превосходно.
Дженни вспомнился недавний телефонный разговор. Действительно ли здесь было превосходно, или она всего лишь заставляла себя так думать, полагая, что хочет именно этого?
- Неудивительно, что у вас двоих схожий вкус, - сказала Джейн. - В конце концов, вы ведь сестры.
Наполовину сестры, подумала Дженни. Другой половинкой Оливии являлась ее мать, Памела Лайтси. Разведенная, состоятельная, со связями в обществе, умеющая запугивать. У Дженни и Оливии было кое-что общее. Трудные матери. С той разницей, что Памела создавала трудности своим присутствием, а Маришка - отсутствием.
- Ну как? Ты готова к нашей прогулке? - спросила Джейн.
- Конечно. Я всегда хотела посмотреть Сент-Реджис. - Дженни надела пальто. Может, чаепитие в знаменитом отеле и было для Джейн привычным делом, но Дженни шла туда впервые.
- Обычно я пью здесь чай раз в месяц, - пояснила Джейн. У нее имелся свой водитель, тихий мужчина в дорогом костюме, который что-то бормотал на иностранном языке в гарнитуру мобильного телефона и мастерски водил машину.
- Раньше я почти всегда брала с собой Оливию. У нас это даже превратилось в традицию.
У Дженни и ее бабушки тоже были традиции. Однако более скромные. Каждый день после школы Дженни приходила в пекарню. Она садилась за один из кухонных столов и пила холодное молоко с теплой булочкой. Кружась на стуле, Дженни с восторгом рассказывала бабушке о том, как прошел день.
- Мы стали ездить туда, когда Оливии было десять или одиннадцать, - продолжала Джейн. - Думаю, она не обидится, если я скажу тебе, что развод родителей дался ей очень тяжело.
- Она мне рассказывала, - ответила Дженни.
- Не могу сказать, что наши чаепития что-то кардинально меняли, но ведь дополнительное внимание никогда не помешает. - Джейн взяла Дженни за руку. - Ты только послушай меня. Все болтаю и болтаю.
- Я не против.
Машина остановилась у отеля, настоящего произведения искусства прямо посреди города. Швейцар в форменной ливрее поспешил открыть ворота гаража и подал Джейн руку, чтобы помочь выбраться из машины.
- Добрый день, миссис Беллами, - поприветствовал он ее.
"Мы больше не в Канзасе", - подумала Дженни, вой-дя в роскошный вестибюль.
Администратор тоже знала Джейн Беллами по имени. Она провела их через коридор с пальмами к столику в красивом элегантном чайном зале. Воздух наполняли приглушенные разговоры и успокаивающая музыка. Джейн улыбнулась Дженни:
- Впечатляет? Я хотела произвести на тебя впечатление.
Дженни рассмеялась:
- Ты шутишь? Конечно впечатляет! Они относятся к тебе как к ВИП-персоне.
- Привилегия старости. - Джейн стала серьезной. - Когда мы с Чарльзом после свадьбы переехали в город, я чувствовала то, что, возможно, чувствуешь сейчас ты: смятение и растерянность. Единственным утешением для меня являлось то, что лето я буду проводить в лагере "Киога". Я хочу, чтобы ты знала, Дженни: нет ничего постыдного в тоске по дому.
- Я не тоскую по дому. - В ответ на растерянный взгляд Джейн Дженни добавила: - Я разочаруюсь в себе, если стану тосковать по дому.