В Париже росс! – где факел мщенья?
Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу?
Росс с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет
в отдаленье,
Москва в унынии,
как степь в полнощной мгле,
А он несет врагу не гибель,
но спасенье
И благотворный мир земле.
Мъгла поля покрыла…О скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей,
с душой воспламененной,
Греми на арфе золотой!Образ Бояна
Да снова стройный глас
героям в честь прольется,
И струны гордые посыплют
огнь в сердца.
И ратник молодой вскипит
и содрогнется
При звуках бранного певца.
Известный пушкинист А. И. Гессен писал, что: "Пушкин, видимо, познакомился со "Словом" еще в самом начале своего творческого пути. Уже в "Руслане и Людмиле" он упоминает о Баяне", – приведя при этом несколько искаженные строки из знаменитой поэмы, -
Но вдруг раздался глас приятный
И звонких гуслей беглый звук;
Все смолкли, слушают Баяна…
Из вышеизложенного следует, что, благодаря розыскам И. А. Новикова, Ф. Я. Приймы и ныне здравствующей пушкинистки Татьяны Михайловны Николаевой (род. 9.IV.1933),мы узнаем, что Пушкин не только ознакомился, но глубоко изучил памятник в самом начале своего жизненного пути, то есть в лицейские годы. Что же касается поэмы "Руслан и Людмила", которую поэт начал писать практически сразу же по окончании Лицея, то, перефразируя его же слова, сказанные в адрес М. В. Ломоносова, оды которого "…писаны на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из Библии, которая лежала перед ним…", можно сказать, что поэма писана на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из поэмы "Слово о полку Игореве", которая лежала перед ним. Приведем некоторые фрагменты поэмы, являющиеся текстовой аллюзией "Слова", в которых упоминается не только "вещий Боян".
Вот Руслан грустно взирает на поле брани, усеянное "мертвыми костями":
О поле, поле, кто тебя,
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Чърна земля подъ копыты
костьми была посеяна,
а кровью польяна:
тугою взыдоша
по Русской земли.
И невольно к нему приходит мысль, что, возможно, и его ждет погибель в неведомом краю в поисках пропавшей невесты:
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем.
Боянъ же, братие…
…
своя вещие пръсты
на живая струны
въскладаше;
Они же сами княземъ
Славу рокотаху.
Добродетельный Финн наставляет Руслана перед дальней и трудной дорогой в Киев со спящей невестой:
Мужайся князь!
В обратный путь
Ступай со спящею Людмилой,
Наполни сердце новой силой,
Любви и чести верен будь.
…иже истягну умъ
крепостию своею.
и поостри сердце своего
мужествомъ:
наплънився ратного духа
И снова поэт обращается к "вещему Баяну", который якобы присутствует на мрачном пиру, устроенном в честь возвращения в отчий дом спящей Людмилы, в вещем сне Руслана:
Князь видит и младого хана,
Друзей и недругов… и вдруг
Раздался гуслей беглый звук
И голос вещего Баяна,
Певца героев и забав.
Строфа, несколько искаженная Гессеном.
Упоминание вещим Финном "кровавого пира" в своем наставлении Руслану явно навеяно соответствующей строфой "Слова о полку Игореве":
Судьба свершилась, о мой сын!
Тебя блаженство ожидает;
Тебя зовет кровавый пир;
Твой грозный меч бедою грянет".
…ту кровавого вина не доста;
ту пиръ докончиша хрбрии
русичи:
сваты полоиша, а сами
полегоша
за землю Русскую
Набег печенегов на стольный гряд Киев накануне возвращения Руслана после своего чудесного воскрешения явно ассоциируется со стычками половцев с храбрыми русичами:
И день настал. Толпы врагов
С зарею двинулись с холмов;
Неукротимые дружины,
Волнуясь, хлынули с равнины
И потекли к стене градской;
Во граде трубы загремели,
Бойцы сомкнулись, полетели
Навстречу рати удалой,
Сошлись – и заварился бой.
…половцы идутъ отъ Дона,
и отъ моря, и отъ всехъ
странъ Рускыя полки
оступиша…
А разве неравный бой Руслана с захватчиками не напоминает нам также неравную схватку Буй Тур Всеволода с половцами на реке Каяле?
Смутилось сердце киевлян;
Бегут нестройными толпами
И видят: в поле меж врагами,
Блистая в латах, как в огне,
Чудесный воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит…
То был Руслан. Как божий гром,
Наш витязь пал на басурмана;
Он рыщет с карлой за седлом
Среди испуганного стана.
Где ни просвищет грозный меч,
Где конь сердитый ни промчится,
Везде главы слетают с плеч
И с воплем строй
на строй валится;
В одно мгновенье бранный луг
Покрыт холмами тел кровавых.
Живых, раздавленных, безглавых,
Громадой копий, стрел, кольчуг.
Яръ туре Всеволоде!
Стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы
мечи харалужными!
Камо, туръ, поскочяше,
своимъ златымъ шеломомъ
посвечивая,
тамо лежатъ поганыя
головы половецкыя.
Поскепаны саблями калеными
шеломы оварьскыя,
отъ тебе,
яръ туре Всеволоде!
Руслан возвратился в ликующий Киев после славной победы над печенегами, однако ликует Русская земля также и по поводу возвращения из половецкого плена князя Игоря. Что бы это значило? Не здесь ли таится разгадка цели "темного" похода Игорева воинства в половецкую степь? Похоже, что Пушкин догадывался об истинной причине, послужившей поводом для совершения этого похода, поскольку ассоциативно связывает между собой финальные сцены своей поэмы и "Слова о полку Игореве":
Ликует Киев… Но по граду
Могучий богатырь летит;
В деснице держит меч победный;
Копье сияет, как звезда;
Струится кровь с кольчуги медной;
На шлеме вьется борода;
Летит, надеждой окрыленный,
По стогнам шумным в княжий дом.
Народ, восторгом упоенный,
Толпится с кликами кругом,
И князя радость оживила.
В безмолвный терем входит он,
Где дремлет чудным сном Людмила;
Владимир в думу погружен…
Солнце светится на небесе, -
Игорь князь въ Руской земли;
девицы поютъ на Дунаи, -
вьются голоси чрезъ море
до Киева.
Игорь едет по Боричеву
къ святей богородици
Пирогощей.
Страны ради, гради весели.
И князя радость оживила. В безмолвный терем входит он, Где дремлет чудным сном Людмила; Владимир в думу погружен…
Не только в этих двух замечательных творениях Пушкина видна невооруженным глазом перекличка с бессмертными строками "Слова". Во многих других произведениях поэта эта тенденция сохранилась, на что указывают в своих сочинениях вышеназванные пушкинисты Новиков и Прийма. А Т. М. Николаева, усмотрев влияние "Слова" практически на все творчество Пушкина, посвятила поиску этого влияния замечательную монографию, нами уже выше упоминаемую: ""Слово о полку Игореве" и пушкинские тексты" (М., "КомКнига", 2010).
Увлечение "Словом" было настолько глубоким и постоянным, что практически во всех произведениях Пушкина можно найти отголоски этого памятника. Поэт решил ответить ответ на вопрос о том, где и по какому поводу родился этот шедевр русской словесности, но, самое главное, кто его автор?