* * *
- И все-таки, доктор, примите вознаграждение. А то мне неловко…
- Я сказал - не нужно! Вы же от… - сбивается ненадолго. И потом, вполголоса: - Как… она?
- Кто "она"? - Сабанаев осторожно опускает ноги с кушетки.
- Юля…
- А… да мы с ней уже несколько месяцев не виделись. Вроде бы все в порядке у нее…
И я ее не видел несколько месяцев. У нее все в порядке? Я рад. Нет, я не рад! Я хочу, чтобы она страдала - так же, как и я! Чтобы не спать по ночам, и чтобы так же вокруг все параллельно, а тебе говорят - "Не валяй дурака", а ты можешь только в ответ пару слов без падежей. Как ей? Так же? Как оно живется - когда вокруг только ты?..
Булат задумчиво смотрит на стоящего у окна доктора Самойлова. Мрачный, небритый, глаза красные, воспаленные - видимо, от бессонницы. Да, умеет Юлька мужиков до цугундера доводить.
- Глеб Николаевич! Вы волшебник!
- Угу. Гудвин великий и ужасный. Ну-ка, еще пройдитесь… Так, ну что ж… Неплохо. По-моему, уже можно и без трости ходить.
- Можно, - улыбается Булат, - но жалко такой красоте пропадать. Опять же, не поверите, но - девушки внимание обращают.
Глеб скупо улыбается.
- Ну, что, доктор, я имею намерение с вами рассчитаться!
- Стреляться будем? - Глеб усмехается, параллельно что-то размашисто записывая в историю болезни.
- Ну, Глеб Николаевич?! Вы меня в неловкое положение ставите. Вон сколько времени на меня угробили.
- Денег не возьму. И давайте не будем об этом.
Булат театрально вздыхает.
- Без ножа режете… А если нам в ресторан закатиться, а, Глеб Николаевич? Посидеть, выпить? За здоровье, так сказать?
Глеб задумчиво морщит лоб. Выпить?.. Даже не так - напиться. Он ведь себе не позволял, ни-ни… Знал: начнет - остановиться не сможет. А вот так… в компании человека, который знает Юлю. С которым о ней можно поговорить. А, помирать - так с музыкой!
- Согласен. Но с условием - никаких суши-баров.
- Да упаси Бог, Глеб Николаевич! Что ж я, враг какой! Будем кушать хорошо прожаренное сочное мясо. Под водочку. Вы как, пьете водочку?
- Пью.
- Ну, вот и договорились!
Рукопожатие.
Которое спустя семь часов превращается в крепкое мужское объятье.
- Хороший ты мужик, Глеб. Вот хороший прям… вот какой!
- И ты хороший мужик, Булат, хоть и казах.
- Я не казах.
- Ну, киргиз.
- Николаич, але! Я калмык.
- Угу. Друг степей… и шахматной короны…
- Ах ты ссссука… Дай поцелую.
- Лучше налей.
А вторая бутылка заканчивается, между прочим…
- Булат, скажи… у тебя было с ней что-то? Только честно!
- Честно… Да нет… Ухаживал за ней, было дело… еще в студенчестве, - Булат задумчиво подпирает рукой голову. Мечтательно: - Эх, было времечко…
- И что?!
- Что, что… Безо всякого намека на взаимность, увы. Даже поцеловать себя не дала ни разу, не говоря уж о большем.
- Я тебе дам "большее"! - демонстрирует Глеб кулачище. - Убью!
- Чего граблями размахался? - недовольно морщится Булат. - Не жалко будет результаты собственной работы угробить? Только-только на ноги меня поставил?
- Жалко… Хорошо мы с Максом тебе колено починили.
- Вот-вот. А ты - "Убью". Да и не все ли тебе равно? Теперь-то, когда у вас все…
- Нет!!! - орет и кулаком по столу. Дружно подпрыгивает, звеня, посуда, падает на пол вилка. За соседними столиками тоже - кто-то подпрыгивает, кто-то просто вздрагивает. Возле столика молниеносно материализуется официант.
- Просим прощения за шум, - извиняется, подняв руки, Булат. - Товарищ погорячился. Мы больше не будем.
- Глебыч, ты чего?! Чего буянишь? Чего "Нет"-то?
- Не все!
- Ты ж сам сказал, что у вас все кончилось…
- Но мне не все равно!
- Из-за чего хоть?
Глеб наливает еще водки, выпивает, не закусывая. Не берет его сегодня. Или это ему кажется?
- Козел я…
- Ну, да, конечно…
- Не, правда, Булат, козел… редкий…
Роняет голову на руки.
Булат меланхолично жует последний маринованный груздь и размышляет. Редкий, ага. В красную книгу занесенный. Юльку он неплохо знает, и характер у нее… Красавица, умница… и при этом стерва редкостная. Что там у них случилось, он, конечно, не знает, а Глеб не рассказывает, но без Юлькиного активного участия не обошлось, это точно.
Булат смотрит на рыжую макушку Глеба. Нажрался, подлец… Как же я тебя, такого лося здоровенного, домой потащу?
Глава 13. Верхом на радуге или зачем Хеймдаллю золотые зубы
Хеймдалль- страж богов, охраняющий мост-радугу Биврёст на границе Асгарда и Мидгарда от великанов-ётунов. Он видит и днем и ночью на расстоянии ста миль и слышит, как падают листья, как растёт трава в поле и шерсть на овцах. Он надежный стражник, поскольку совсем не нуждается во сне. Также, возможно, он был "прародителем человечества".
Его зубы из чистого золота, а у его пояса висит золотой рог Гьяллархорн, звук которого будет слышен во всех уголках мира. Звук его рога возвестит о начале Рагнарёка.
- Что, это так просто?
- А это кажется простым?
- Ну, ты ничего не сделал и… Ты, правда, за день заработал пятнадцать тысяч?
- Это немного.
Глеб неверяще качает головой и потрясенно смотрит на экран ноутбука.
- Да за что? Как?
- Деньги должны работать - это же азы экономики.
- И много у тебя там работает?
- На РТС? Трешка крутится.
- Три тысячи?
Булат хохочет.
- Чудак-человек. Три миллиона. Российских деревянных.
- Ну, да, конечно… Как всегда… Нужны миллионы…
- Иначе никак, Глебыч. Без старт-апа нельзя. Это ж азы экономики…
- Что все заладил - азы да азы… - морщится Глеб. - Что, простым смертным это недоступно?
- Почему? Доступно. Мы вон семинары проводим регулярно. По обучению игра на бирже.
- Семинары… А мне нельзя… персональных занятий? - смущенно спрашивает Глеб. - Как особо… "одаренному"… лоху?
- Глебыч, да для тебя - все что угодно! Что, попробовать хочешь? Научиться?
- Хочу.
- Да не вопрос. Но старт-ап все равно нужен.
Глеб в задумчивости трет лоб.
- Есть у меня… идея.
* * *
Мать была только рада, что он переехал жить к ней. А вот от идеи продать квартиру Глеба пришла в ужас. Да еще чего ради - в какие-то авантюры ввязаться! Но Глеб уперся и сделал по-своему. Продал квартиру, продал мотоцикл. И засел за компьютер.
Булат стал у них дома частым гостем - уж больно душевные пироги пекла Валентина Ивановна. Так вот, под пироги и пиво, и проходило обучение доктора Самойлова совсем не медицинской науке - игре на бирже.
* * *
- Глеб, вот скажи мне - почему?
- Ну, мне показалось…
- Перекрестился?
- Сабанаев, чего пристал?!
- Я! Не! Понимаю! Откуда ты знал?!
- Ну… я почитал аналитику… потом по телевизору в новостях услышал… а еще к матери соседка приходила…они там на кухне говорили…
- Ты покупаешь акции, исходя из того, что сказала ваша соседка?!
- Да нет! - Глеб с досады от невозможности объяснить запускает руки в волосы. - Ну, просто… Все как-то вместе сложилось… И я подумал… и купил.
- Что ты подумал?
- Не знаю, бл*дь! Подумал, что нужно купить! Именно эти фьючерсы.
- Ты собака, Самойлов! Натуральная собака! Рыжая! Все понимаешь, а сказать не можешь! Ну, что, поздравляю тебя…
- А что голос такой похоронный?
- Ты, падла, гений! Без всякого образования… Интуит хренов. Я завидую.
- Правда?
- Нет. На самом деле, я за тебя очень рад, Глеб. Если это то, что тебе действительно нужно.
Откуда он знает - нужно ему это или нет? В материальном плане - безусловно. И так - адреналина он хапнул, когда в эту авантюру ввязался… Зато теперь… Увлекательное это дело, нервы щекочет. И получается ненадолго забыть…
* * *
- Глеб, здравствуй!
Его тошнит уже от одного звука ее голоса. Выдыхает шумно, пытаясь справиться с собой. В конце концов, в первую очередь, виноват он сам. Взрослый мужик, понимал, что делал. Но слышать ее не хочет!
- Что тебе нужно?
- Глеб… - Оксана растеряна. Тот эпизод был, конечно, весьма неприятен, но уж столько времени прошло, пора бы и забыть… - Ты сердишься на меня, что ли? До сих пор? Из-за того?..
Он закрывает глаза. Кулаки сжать, разжать, несколько раз. Только бы не сорваться.
- Просто… скажи… что тебе нужно!
- Ну, знаешь ли! - не выдерживает она. - Хамить не надо! Что ты о себе возомнил? Сережка приезжает, собираемся встретиться группой, узким составом. Выпить, пообщаться. Не желаешь?
- Я твоим обществом сыт! По горло! Того раза хватило!
Бросает трубку. Почти сразу становится стыдно. Ну что он, в самом деле. Как ребенок. Разбил свою жизнь он самолично: мог все это тогда прекратить, сразу. А Оксана виновата лишь в том, что присутствовала при крушении его мечты. Но ему остро нужно кого-то еще ненавидеть. На его одного этой ненависти, жалости и презрения слишком много.