Апрель.
Вера отравилась.
Что сделать мне? Как убить себя? Или не убить?
Может быть, привыкну и к этому?
Вера боялась привычки и измены.
Но вот, когда так сидела часами возле нее, то начинало что-то со мною делаться. Это как бы ее мысли, которых она уже не думает больше, в меня переходили, и такими круглыми, полными, и совсем без спора.
Думала: "Разве это теплое, хрупкое мое дыхание, которым пью жизнь и которое вот сейчас, вот сейчас прервется и ни в чем ведь невиновно, так оно невольно и так непрочно, разве уже не привычка каждым вздохом и не измена каждым выдыханием?"
И я состарюсь.
Вера уже состарилась за эти два месяца муки.
* * *
Люди все говорят, что Вера всегда была помешана. Они теперь навещают нас и распоряжаются. Оказалось, есть какие-то родные.
Они хоронят…
Мне нужно уходить.
Да и я тоже думаю – даже, что все, кто настоящий… и не привыкает, и требует…
* * *
Вера была трагична. То есть она жила в стихии трагического. Так еще она раз записала про себя. (Ах, я не усмотрела, как она сожгла свои записки!)
Запишу, как выписала тогда у нее, потому что очень тогда показалось подходящим.
"В каждой стихии могут жить только те существа, которые приспособлены ее вдыхать и претворять в себе. Я тоже думаю так
Так и трагическое".
У Веры еще сказано:
"Кто может продохнуть через себя трагедию, тот – спасенный – ее герой и усмиритель".
Вот переписала еще раз ее слова, а теперь какие-то свои хотят сказаться. Я их пишу сквозь слезы.
Жизнь хрупкая и переливчатая, как тот ручей Верин, как их ласки, как мое сладострастие, – она настоящая, и ее Вера не хотела принять.
Примечания
Печатается по: Зиновьева-Аннибал Л. Тридцать три урода. Повесть. 2-е изд. СПб., 1907 с сохранением пунктуации в авторской редакции.
Самой Лидии Дмитриевне, по-видимому, повесть нравилась. Она даже "рекламировала" ее друзьям. Так, Чулковым она писала: "Видели Вы "Тридцать три урода"? Преинтересные, уверяю Вас. Милый строгий мой критик, Надежда Григорьевна (жена Г. И. Чулкова. – М. М.), возьмите у Вячеслава и прочтите" (РГАЛИ. Ф. 548. Оп. 1. Ед. хр. 336. Письмо от 12 августа 1906 (?) года). Лидия Иванова приводит в своих воспоминаниях забавный эпизод: "…Мама писала повесть, называвшуюся "Тридцать три урода". Ко дню рождения мамы я вырезала из бумаги 33 фигурки, сшила их в виде маленькой тетрадки, преподнесла маме с надписью и вопрошала: не могут ли 33 урода образовать одного красавца? Я помню, что эта мысль позабавила взрослых и, к моей гордости, возбудила у них целую дискуссию" (Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 15).
Зиновьева-Аннибал Л.Д. Тридцать три урода: Роман,
рассказы, эссе, пьесы. – М.: "Аграф", 1999. – 496 с.
1
Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949) – поэт-символист, второй муж Л.Д. Зиновьевой-Аннибал.
2
Вера – выбор имени героини не случаен. Обычно в творчестве Зиновьевой-Аннибал его носит персонаж, наделенный автобиографическими чертами (ср.: девочка в "Трагическом зверинце"). Кроме того, Верой звали старшую дочь Зиновьевой-Аннибал от первого брака с Константином Семеновичем Шварсалоном. Ей было посвящено первое опубликованное произведение писательницы – драма "Кольца" (1904). Через три года после кончины матери Вера Константиновна Шварсалон (1890 – 1920) стала женой Вяч. Иванова. Вот как описывает их соединение дочь Иванова и Лидии Дмитриевны – Лидия: "Наступает весна 1912 года. Мне скоро минет 16 лет. И вдруг Вячеслав ко мне обращается и приглашает к себе в комнату на башню, чтобы со мною поговорить. Мы проходим через маленькую боковую комнату. В ней сидит Вера и робко смотрит, как мы удаляемся. Я опять сажусь в важное черное кресло и слышу невероятные вещи.
Вячеслав и Вера любят друг друга и решили соединить свою судьбу и всю жизнь. Это не измена маме. Для Вячеслава Вера есть продолжение мамы, как бы дар, который ему посылает мама. Будет ребенок"*. (Иванова Л. Указ. соч. С.45). Она же рассказала и о мучительной болезни Веры Шварсалон: "Болезнь проявлялась во все усиливающейся атонии кишок, дошедшей до паралича. Доктора не умели понять, в чем дело. Атония кишок вызывала припадки интоксикации, сначала редкие, потом все более частые и все более длительные. Вера лежала в темной комнате с жестокими головными болями, а когда припадки проходили, не знала, чем питаться, т. к. со временем все меньше и меньше оставалось вещей, которые бы ей не вредили. Она героически боролась, чтобы участвовать в общей жизни – в ее радостях и трудностях, – чтобы выработать в себе духовную силу и стать выше своей болезни. Последние 2-3 года ее жизни были мученичеством. В 1919 году обессиленный и истощенный организм сделался жертвой быстротечного процесса легочного туберкулеза" (там же. С.55).
Вяч. Иванов посвятил Вере Шварсалон два послания, написанных в разное время, но имеющих одно и то же название – "Ее дочери", цикл из пяти стихотворений под тем же названием (в его последнем сборнике), послание на латинском языке в сборнике "Нежная тайна" (1912).
Несомненно также, что, избирая имя Вера для своих героинь, Зиновьева-Аннибал использовала и ономастику имени, подчеркивая, что в данном случае речь идет и о символе веры.
* Родился сын Дмитрий.
3
Речь идет о 2-й сцене 3-го акта трагедии В. Шекспира "Король Лир" (1594).
4
Агата – христианская святая дева-мученица. Согласно ее житию, она отвергла любовные притязания римского наместника, была помещена в публичный дом, затем подверглась ужасным пыткам, которые привели к смерти. В живописи сцены ее мученичества встречаются редко.
5
Возможно, намек на одну из фарфоровых статуэток К. Сомова.
6
Алавастр – сосуд из алебастра с крашеным орнаментом, а также из стекла, металла или обожженной глины, имеющий продолговатую, закругленную книзу форму, в котором держали миро, жидкие масла, ароматы.
7
Фиал – древнегреческая металлическая, реже – глиняная, чаша для пиров и возлияний.