Мать с сестрой по-прежнему одержимы покупками. Карен не могла понять эту не слабеющую с годами тягу к постоянному приобретению тряпок. Еще не будучи такой известной, Карен неоднократно пыталась ввести их во многие салоны Седьмой авеню, рискуя навлечь на себя неприятности и испортить отношения с их владельцами. Подобно знаменитым сестрам Габор, ее мать и сестра приобрели репутацию людей, которые возвращают назад больше, чем покупают. Это уже потом Карен сообразила, что покупки для них, как и для большинства других женщин, не самоцель, а вид социальной активности. Вроде отношения к спорту у мужчин: отец может абсолютно ничего не знать о внутренней жизни сына, но всегда найти с ним общий язык, обсуждая спортивные события. Лиза и Белл были повязаны покупками. Жаль, что, повзрослев, она уже не может подключиться к их интересам. Чем глубже Карен увлекалась моделированием одежды, тем сильнее расходились они во вкусах. По словам Белл, Карен становилась "слишком специфичной и слишком скучной". "Тебе не хватает цвета", - говорила она. А цвет для Белл означал либо красный, либо водянисто-голубой, либо же густо-синий. И даже теперь, когда женщины платили тысячи долларов за уникальный стиль Карен с его утонченно смодулированной цветовой гаммой, Белл не шла дальше утверждения о том, что вкусы Карен трудны для понимания.
Карен постаралась улыбнуться матери.
- Где отец? - спросила она.
- О, ты его знаешь. Работает допоздна над каким-нибудь вонючим делом.
После сорока трех лет замужества Белл все еще не могла простить Арнольду, что тот стал профсоюзным юрисконсультом, "а не настоящим юристом". Он никогда не участвовал в работе фирм на Парк-авеню и не стремился получить прибыльные заказы от корпораций. Арнольд организовал свою юридическую практику в рабочей среде и, что хуже всего, много работал за просто так. "С гарвардским юридическим дипломом он мог бы заколачивать миллионы!" - сокрушалась Белл.
- Ну, так садимся обедать? - спросила Белл и направилась к проходу в столовую, где был сервирован на три персоны стол черного дерева, выполненный в стиле Шератон. Фарфор был прелестен - Ройал Доултон; хрусталь сверкал, и около каждого прибора стоял тонкостенный горшочек с фиалками. Белл прекрасно накрывала на стол, но отнюдь не была волшебницей кухни. Ее блюда казались тоскливой мешаниной продуктов. Она раньше других обнаружила в магазинах замороженные полуфабрикаты и готовила из них нечто такое, что Карен называла "больничной едой". Порции были маленькими, но никто не жаловался: еда была легкой. Никто ничего не оставлял недоеденным.
Арнольд не возражал против кухни Белл: вне работы он мало на что обращал внимание и вообще редко обедал дома. Поэтому объектом кулинарной пытки Белл оказалась Карен. Ребенком в Бруклине она нашла выход из положения, делая заначки шоколадок и батончиков Бит-о-Хорни из бакалейной лавки в соседнем доме. Конфеты выручали ее, когда пустовал холодильник Белл. Карен привыкла полагаться на сахар как на источник силы. Однако в шестидесятых годах после их переезда в Рокуил Центр незаметно подкрепляться припрятанной едой стало трудно. Здесь не было магазинов, до которых можно было бы добраться пешком от их нового пригородного дома, а в школе детишкам не позволялось отлучаться в город в дневное время. Карен испытывала острое сахарное голодание и, к восторгу матери, похудела на несколько фунтов. Так продолжалось до тех пор, пока она не подружилась с толстяком Карлом. Тот наладил "поставки продовольствия": его отец был владельцем деликатесного мясного магазина, и Карлу разрешалось брать с полок все, что он захочет. Карл считал, что прожорливый друг - настоящий друг.
По словам матери, Карен до сих пор оставалась "крупной девушкой". Она была выше Белл и Лизы на пять и десять дюймов соответственно. Сейчас она сильно похудела, но все равно ее нельзя было назвать стройной. Такой фигуры, как у них, она, по-видимому, не будет иметь никогда. Поэтому сейчас эти две изящные женщины вызывали у нее чувство неловкости за свою комплекцию. Ей стало полегче, когда все они уселись за стол.
Сколько таких вечеров провели они вот так, сидя за столом, - "три девушки", как любила говорить Белл.
Забавно, как часто Белл упоминала себя косвенно или говорила о себе в третьем лице. "Три девушки собрались за покупками", - сообщала она об их поездке к Александру или Лиману. Застряв в уличной пробке, она говорила о себе: "Ей бы не мешало смотреть, куда она едет", или "Ей нужно лучше следить за движением". И несомненно, что в эти моменты Белл была так же далеко отстранена от себя, как от своих детей.
Карен вздохнула. Ей хотелось повидаться с отцом. Хотя они никогда много не разговаривали друг с другом, сейчас ей не хватало его солидной уравновешенности и утешительного спокойствия, особенно после этих ужасных результатов в клинике и промозглой поездки под дождем. Его пустое место за обеденным столом символизировало его долгое отсутствие в ее жизни; все было до боли знакомо. И дело не в том, что он не любил ее. Просто его не было рядом. И неудивительно, что она испытывала столь пылкую благодарность за любое внимание со стороны мужчин.
Впрочем, не стоило винить в чем-то Арнольда. Хотя бы потому, что при всей настырности Лизы в достижении своих желаний, даже ей не удалось привлечь внимание своего отца.
До чего же она все-таки хороша! Может быть, это гены? Даже сейчас, когда на прелестной коже ее лица начали проступать тонкие морщинки у глаз и намечаться складки рта, она выглядит настолько красивой, что заставляет оборачиваться прохожих на улице. И все же не она, а ее старшая дочь, которая унаследовала от матери утонченные формы лица, а от Арнольда - гармоничное тело, обещала стать настоящей красавицей в семье.
Лиза как будто прочитала ее мысли и с улыбкой обратилась к Карен:
- Стефани сейчас очень увлечена своей работой интерном.
У Стефани не ладилось с обучением в высшей школе, и она перешла на вечернее рабочее отделение и устраивалась на работу к Карен.
- А вы не боитесь, что ей ежедневно придется ходить одной в город? - спросила Белл.
Лиза со своей семьей жила в Инвуде.
- Мама, ей уже семнадцать лет, и на следующий год она будет в старшей группе высшей школы. Все ребята из ее класса уже работают. Но они застряли в Бургер Кингз Энд Дж. С. Пенни. Я считаю, что ничего не случится, если она пробежит четыре квартала от Пэн Стейшн до демонстрационного зала Карен.
- Не скажи, - schvartzer могут напасть на нее по пути.
- Мама, не schvartzer, а черные. Теперь нельзя называть черных schvartzer.
- Почему? Это означает одно и то же.
Карен покачала головой. Как мог Арнольд уживаться с Белл все эти годы? Было бессмысленно пытаться переубедить мать. Формально Белл была права: schvartzer - в переводе с идиш означает "черный", но коннотация была неправильная, совсем другая. Белл была занудливым буквоедом по следованию правилам и законам. В детстве она доводила Карен почти до апоплексического удара, когда та пыталась добиться от матери признания в том, что ее позиция по какому-то вопросу лицемерна и нечестна. Белл никогда не могла, а вернее не хотела признаться в своей неправоте. Она, например, говорила о том, что семье пришлось перебраться в Рокуил Центр из Бруклина из-за "элемента". Она возмущалась каждым, кто говорил "нигер", но не признавалась в том, что ее обозначение негров было всего лишь эпитетом этого прозвища. Белл никогда не уточняла значение слова "элемент", говорила лишь, что "элемент изменился". Когда в процессе обучения в высшей школе Карен проходила по химии периодическую таблицу, она просила мать показать, от какого именно элемента в ней им пришлось бежать из Бруклина. Белл не оценила шутки. У нее всегда не хватало чувство юмора.
Карен внимательно посмотрела на Белл и задумалась: была ли ее настоящая мать столь беллоподобной. Не то чтобы Карен недолюбливала или не ценила Белл. Наоборот, она была ей очень благодарна. Ведь та приютила ее, заботилась о ней, дала ей образование и научила множеству полезных вещей. И, несмотря на свои предрассудки и отрешенное отношение не только к себе, но и к детям, Белл была внимательной и заботливой матерью. Иногда чересчур заботливой. Карен чувствовала угрызения совести за свое критическое отношение к ней. Но не было ли это естественным качеством приемных детей: проявлением определенной обиды за матерей, которые от них однажды отказались?
Белл собрала тарелки со стола и демонстративно стерла крохотное пятнышко от подливки рядом с тарелкой Карен. Это был молчаливый упрек, "выказав" который, Белл удалилась на кухню за такой же крохотной порцией следующего блюда.
Лиза взглянула через стол на Карен и пожала плечами. Они понимали, что Белл переделать невозможно. Сестра тихим голосом спросила:
- С тобой все в порядке?
Карен покачала головой.
- Как? - На лице Лизы появилось напряженно-озабоченное выражение. - А что доктор…
- Не сейчас, - прервала ее Карен, кивнув головой в направлении кухни, где была Белл. - Поговорим потом.
Лиза тоже кивком подтвердила, что понимает ситуацию, и громким голосом продолжила:
- Я правда хочу, чтобы Стефани устроилась на работу. Ей это нужно, я-то уж знаю. И заработанные ею деньги окажутся очень кстати.